В среду, 30 июня, прошла очередная «Прямая линия» Владимира Путина с гражданами России. Более 2 млн вопросов-чаяний: про ремонт крыши детского сада, вывоз мусора, загрязнение городского воздуха... Лавина проблем, но масштаб, мягко говоря, не президентский.
Алексей Макаркин, вице-президент Центра политических технологий
— В давний сериал «Следствие ведут знатоки» по инициативе МВД вставили сюжет. Полковник на приеме граждан говорит: ваше заявление, мол, в компетенции участкового — обращайтесь к нему. Этим пассажем власть как бы просила советского человека не перегружать обращениями высшие инстанции — для этого есть начальство на местах. Так и с «Прямой линией» Путина: люди давно поняли, что участковый им не помощник, вся надежда на то, что пробьешься к доброму царю. Когда царь Павел I увяз в народных кляузах, он распорядился поставить ящик для жалоб. А теперь вместо ящика «Прямая линия»... Налицо тенденция: региональные власти все более впадают в зависимость от Кремля, у них все меньше возможностей и желания принимать собственные решения. Вертикаль власти, однако.
Георгий Бовт, публицист
— Вопросы традиционные: о хозяйственных проблемах, зарплатах, пособиях, льготах, кое-что про пандемию и экологию. Почти ничего о коррупции, о силовиках — негоже с народом о «святом». Обилие совсем уж частных вопросов президенту меня не удивляет. Центр давно старается зарегулировать все что можно и нельзя. Граждане понимают это и направляют петиции царю, а не боярам.
Павел Салин, политолог
— А я обратил внимание на то, что разговор главы государства с народом превращается из менеджерского в философский. Многие ответы на социально-экономические вопросы сводятся к тезису: «Мир несправедлив — надо терпеть». Раньше хотя бы создавали иллюзию, что власть готова что-то менять, а сегодня «Прямая линия» — это способ стравить пар в котле. Вопросы к Путину показали, что власти не справляются с задачами и не особо к этому стремятся. Чудеса ручного управления нам показывают лет 20. Но прежде граждане реагировали на подобные постановки восторженно, а сегодня — в лучшем случае равнодушно.
Максим Шевченко, журналист
— «Прямая линия» показала разорение и нищету страны. Низкие зарплаты, недоступность газа, дорогая еда... Ощущение, что народ просил милостыню у Путина. А местная власть как воровала, так и ворует. И, замечу, даже хваленое ручное управление не всегда справляется.
Борис Кагарлицкий, директор ИГСО
— Мы видим деполитизацию «Прямых линий» и института президентства. Люди со своими частными бедами бьют челом Кремлю, а президент становится политическим «дворником», подметая за мелкими начальниками. Надо ли обвинять местную власть в недееспособности? По-моему, в целом ситуация вполне устраивает и высшее, и местное руководство.
