Худрук Александринского театра пытается понять, как в сыне сапожника из грузинской глубинки зародились ростки будущего диктатора
Сначала был Сосо — так любящая мать называла своего сына Иосифа. О чем сам Иосиф, став взрослым, вспоминать не любил. Потом появился Коба. Немногословный, скрытный, жесткий, жестокий. При этом непререкаемый авторитет для своих друзей-товарищей. Настолько непререкаемый, что шли убивать по одной его отмашке, и на плаху — без страха, потому что «так надо». Юноша-семинарист с атеистическим взглядом на мир. Пламенный революционер с замашками террориста. Партийный вожак. Вождь.
Где, на каком из этих этапов жизненного пути зародились в сыне сапожника из грузинской глубинки ростки будущего диктатора? Когда и почему такое стало возможным? Понять это пытается художественный руководитель Александринского театра, режиссер Валерий Фокин, поставив спектакль «Рождение Сталина».
Его премьерные показы прошли на уходящей неделе, собрав аншлаги. Грамотный ли пиар тому причиной (о постановке говорилось давно и много), сама ли тема, актуальная во все времена — и не только для нашей страны? Но что бросилось в глаза: среди зрителей в зале было немало столичных знаменитостей, преимущественно из творческой среды, известных своими либеральными взглядами. К примеру, худрук «Сатирикона» Константин Райкин. Он сновал по партеру от одного знакомого к другому, энергично взмахивая руками, словно рубя некую правду-матку. Напротив, индифферентным выглядел режиссер Константин Богомолов. Он, кстати, был один. Без своей частой спутницы Ксении Собчак. Снимал на смартфон сцену, ложи. Потом фотографировался с поклонницами...
Затихло всё (и все) с поднятием занавеса. Хотя ничего пугающего поначалу за ним не обнаружилось. Выстроенный по принципу последовательного жизнеописания, спектакль начался со сцены встречи Сосо с матерью. Она (актриса Елена Немзер) — с пирожками, с расспросами. Он — молчаливый, почти безучастный к ее вопросам и сетованиям.
Следующая сцена с условным названием «ночь в семинарии накануне экзамена»: Сосо с другом Давидом (актер Николай Белин), которого он уверяет в том, что «Бога нет». И снова смена декораций, действующих лиц.
Декорации, к слову, весьма подвижные (сценография главного режиссера театра Николая Рощина). Занимают они менее трети сцены, выкатываясь и заменяясь по мере необходимости. Удобно. Но еще и метафорично: эпизоды мелькают, герои приходят и уходят (в вечность, благодаря Кобе), жизнь летит вперед без оглядки на: Да на все! Главному герою не до оглядок и сожалений. На кону — большая игра под названием «борьба за власть». Он, правда, об этом еще не знает. Для начала нужно избавиться от друзей. От верных — в первую очередь.
Иосиф Джугашвили (Сосо) в исполнении Владимира Кошевого точен в движениях, убедителен в интонации. Минимум грима, но как похож! Правда, не на Сосо, а на того, кого мы знаем как Сталина. Или все дело в возрасте актера, которому, в отличие от его героя, уже за сорок? А может, сработал стереотип? По-другому ведь вождя народов, советского генералиссимуса, никогда и не играли. Да и мало что известно о молодом Джугашвили, о чем он сам заблаговременно позаботился.
Можно, кстати, и сравнить — это когда на авансцену выходит Петр Семак в роли уже «состоявшегося Сталина». Всего несколько минут был он перед зрителями, в самой концовке спектакля. Те же, что и у Сосо — Кошевого жесты, акцент, даже тональность монологов. Так и было задумано? Возможно, в этом есть смысл. Но приближает ли он к разгадке, не дающей, как утверждает постановщик, покоя россиянам многих поколений: как стало возможным появление в нашей стране такого тирана?
Сама идея постановки появилась у Валерия Фокина еще три года назад. Хотел приурочить ее к 100-летию Октябрьской революции. Не успел. Работал над другими, не менее актуальными, на его взгляд, спектаклями. И над пьесой, в которой использовал фрагменты из булгаковского «Батума», «Бесов» Достоевского, а также современных текстов и архивных документов, касающихся детства и юности Сталина.
Как в свое время признавался «Труду» Валерий Владимирович, личность Сталина его поразила и в чем-то увлекла. «Мы привыкли думать, что это полуграмотный грузинский крестьянин, — рассказывал он, — с трудом говорящий по-русски. Ерунда. Когда было надо, он хорошо говорил на русском. Знал также греческий язык. Не исключено, еще и английский, по крайней мере учил его в зрелом возрасте. Интересная фигура! И по-своему страшная».
Явление действительно «страшной фигуры» венчает спектакль «Рождение Сталина» (первоначальное название было «Молодой Сталин»). Она поднимается из оркестровой ямы неспешно, давя размерами и серостью окраса (намек на воскрешение мертвеца?). Ни звука по обе стороны рампы. Зритель безмолвствует. Знать бы, о чем он думает в этот момент...