Люся Гурченко ушла из жизни, не дожив до собственной старости. И пусть в ноябре прошлого года ей исполнилось 75, разве дело в цифрах? Кто бы решился назвать ее старухой? Пенсионерок с такими сверкающими глазами, как у нее, не бывает.
У Гурченко вообще были особые глаза — о таких можно при желании соорудить целое исследование. Вспомним ее экранных героинь — они напропалую кокетничают, хорохорятся или даже намеренно наигрывают, но зрителю в
Может быть, дело в том, что в 6 лет Люся Гурченко впервые увидела, как убивают человека? В Харькове, на базарной площади, немцы вешали партизан и запрещали детям отводить глаза. Нужно было смотреть и запоминать. В конце концов, то, что запечатлеется в нашей сетчатке в детстве, останется там навсегда.
Назовем ли мы ее глаза страдальческими или счастливыми, веселыми или грустными, злыми, ласковыми или настороженными, всякий раз окажемся правы. Когда только писался сценарий рязановского фильма «Вокзал для двоих», в нем фигурировала некая «женщина с отважными глазами». И это тоже про Гурченко.
Если сводить ее актерскую тему к одному лишь слову, она была главной чудачкой нашего кинематографа. Чудачкой, которую пытался сломать жестокий XX век со всеми его войнами и революциями, но ни черта у него не вышло. Люся Гурченко — самое верное отражение нашего горемычного столетия. Не зря же она в последние годы перепела почти все песни XX века — и блатные, и военные, и народные. Одна из ее эстрадных программ так и называлась: «Прощай, двадцатый».
Никого в своей жизни Гурченко не любила так, как своего папу Марка Гавриловича. Часто вспоминала, как он перед своей смертью сказал ей: «Дуй свое, иди уперед, дальший, моя богинька, моя клюкувка, твое щастя упереди, вже
Когда в 1956 году Гурченко появилась в нашем кино со своей «Карнавальной ночью», казалось, что она зашла к нам только на пресловутые «пять минут». Однако пятиминутка эта растянулась на целую эпоху, которую можно теперь назвать веком Людмилы Гурченко.
Может быть, лучшей ее ролью стала Тамара Васильевна из «Пяти вечеров» Никиты Михалкова, тихо и бесслезно приговаривающая «Только б не было войны». Какой еще женский монолог точней, чем этот, вобрал в себе всю суть века?
Отважная клоунесса, она часто — особенно в последние годы — балансировала на той грани, где кончается хороший вкус и начинается кич. Барахталась, бралась за те роли, которые ей были вовсе и не нужны. Моментами за нее делалось тревожно — а ну как вовсе сорвется? Ан нет: удержалась. Другая бы сорвалась в ничтожность, в пошлость, но только не она. Видимо, масштаб личности не позволил.
«Кого играть? — с горечью вопрошала Гурченко в одном из своих предсмертных интервью. — Неужели тетушек и бабушек?» Задавая этот отчаянный вопрос, она была абсолютно права. Иные упрекали ее в том, что вот, дескать, бабушка молодится, а неплохо бы уже и на возрастные роли переходить. Эти люди не умели понять, что благородные старухи — не для Гурченко. Эта женщина была, что называется, другой породы — она могла быть либо молодой, либо не быть вовсе. И вместе с тем она была на удивление своя для миллионов людей в нашей стране. Теплая, близкая, домашняя — это все про нее, про Гурченко.
И проститься с ней сегодня тоже хочется
Людмила Гурченко, актриса
Родилась 12 ноября 1935 года в Харькове.
Училась во ВГИКе, в мастерской Сергея Герасимова и Тамары Макаровой.
Дебютировала в фильме Яна Фрида «Дорога правды» (1956).
Роль Леночки Крыловой в фильме молодого Эльдара Рязанова «Карнавальная ночь» (1956) принесла ей всеобщую любовь. С
Дима Билан, певец: «В дуэте с ней мне не хотелось петь слово «умирать»
— Мы познакомились лет семь назад. Летели вместе в Минводы на концерт, я всю дорогу на первом сиденье напевал ей на ухо песни. А она мне советовала почитать ее книгу «Аплодисменты». Когда прилетели, в гримерке попросил ее произнести пару фраз из моего любимого фильма «Любовь и голуби» — она легко вскочила на трюмо и сказала: «Девушки, уймите вашу мать!», «Людк, а Людк! Тьфу, деревня…» Я был так благодарен… И появилось желание
Она удивительно быстро ориентировалась на сцене,
Самое первое впечатление о ней, наверное, связано с фильмом «Вокзал для двоих» — это мой любимый фильм. Ну и, конечно, «Любовь и голуби». У меня не так много любимых актрис. К ним относится и Нонна Мордюкова — я очень переживал, что так и не удалось с ней познакомиться. Как и с Любовью Полищук, к сожалению, не удалось поработать… Чем они мне дороги? Ощущением полного присутствия этого человека в твоей жизни. Он словно родной тебе. Точнее не объяснить.
Чему она меня научила? Наверное, не только меня, но и всех — умению преодолевать препятствия, которые кажутся непреодолимыми.
Михаил Державин, актер: «У нас с Люсей был самый длинный поцелуй в истории советского кино»
— Мы снимались в картине «Старые клячи», у меня там небольшая роль — партийного начальника, который приезжает на «Чайке» принимать программу самодеятельности. В самодеятельности четыре девушки, одна из них — Людмила Марковна. Захожу за кулисы поблагодарить их за выступление, и первой попадается Люся. В сценарии было только короткое рукопожатие, но я протягиваю руку, целую ее: «Разрешите вас поздравить!» И она меня не выпускает! При этом дает понять: изобрази так, что это ты сам меня не выпускаешь. Ну есть такие актерские хитрости. И получился самый длинный поцелуй в истории советского кинематографа. Эльдар Рязанов усмехается и со своего режиссерского кресла говорит: «Браво, продолжайте, продолжайте!»
В жизни мы с Люсей были давнишние друзья, я был знаком с ее мужьями, это все очень интересные творческие люди. И у меня никогда не возникало мысли поухаживать
В ней было уникальное сочетание необычайной актерской точности и импровизаторской смелости. Если уж она придумала сцену, то текст произносила абсолютно точно. Правда, могла сделать неожиданную паузу или так подвинуть плечом… Но никогда — в ущерб роли. Замечательная партнерша, работать с ней было необычайно легко. А наша совместная картина «Моя морячка» — наверное, самая легкая работа в моей жизни.
Помню нашу первую встречу. У нее была небольшая предыстория. Мой папа, народный артист, вахтанговский актер Михаил Степанович Державин, рано умер, остались мы с мамой и двумя моими младшими сестрами. Надо было зарабатывать, и мой руководитель Борис Сергеевич Захава отпустил меня, студента первого курса, посниматься в кино. Так я сыграл гимназиста, ставшего комсомольцем, в фильме «Они были первыми», где участвовали Марк Наумович Бернес, Жора Юматов, Лилия Алешникова. Но, конечно, моя известность не шла ни в какое сравнение с уже тогдашней славой Людмилы Марковны. И вот приезжаю на «Мосфильм» для проб на
Мне действительно повезло играть с ней в двух театральных постановках, в том числе по пьесе Эдварда Радзинского «Поле битвы после победы принадлежит мародерам». И я наблюдал, как она, просто сменив кофточку, могла при этом совершенно внутренне преобразиться. Удивительный талант мгновенного перевоплощения, я такой еще наблюдал только у Аркадия Райкина.
Свою актерскую легкость она сохранила до конца. Хотя долго чувствовала последствия той серьезной травмы на съемках, когда на нее упал Олег Попов. Последняя травма —
Последняя встреча с ней была несколько месяцев назад, когда Александр Анатольевич Ширвиндт выпустил
Дмитрий Нагиев, актер, телеведущий: «Ты второй человек в жизни, над которым я „колюсь“ в кадре»
— Мы познакомились с Людмилой Марковной несколько лет назад, когда она мне позвонила и предложила сыграть в спектакле. Она мне присылала пьесы — одну, потом другую, мы читали, обсуждали, но ничего не подходило. И в
Мы всегда с нетерпением ждали обеда, чтобы сесть и начать разговаривать, делиться новостями. Несмотря на то что Людмила Марковна была достаточно закрытым человеком,
Мы с Людмилой Марковной работали долго, почти год, и потом общались достаточно плотно. Несколько раз вместе готовили совместные номера в новогодних программах на одном из центральных каналов. Я имел честь бывать у нее дома и испытал неописуемый восторг, вплоть до замирания сердца, когда увидел свою фотографию, стоявшую у нее в холле. Это был великий праздник моего самолюбия. Я считаю важным этапом своей жизни то, что человек такого могучего дарования и красоты, как Людмила Гурченко, знала о существовании такого небольшого артиста, как Дмитрий Нагиев. Сегодня ее смерть я воспринимаю как личную утрату. Я звонил ей буквально на днях, сказал, что мы все ждем ее возвращения, что я ее очень люблю и чтобы она скорее выздоравливала.
И я даже осмелился понадеяться на
Сергей Мазаев, музыкант: «Гурченко — женщина России последнего столетия»
— Даже не знаю, что сказать, я просто потрясен этой трагической новостью… Я запомнил ее фантастической женщиной и актрисой. Мы познакомились с Людмилой Марковной на записи совместной песни, целый день провели на студии. Что меня поразило: при общении с ней не чувствовалось разницы в возрасте вообще, она была очень остроумным, энергичным и душевным человеком. Не то что сама не показывала усталости, но еще и нас пыталась завести, растормошить. Она великий мастер своего дела, я бы даже назвал Гурченко женщиной России последнего столетия. Она многое дала нашей стране своей энергией, своим творчеством и просто тем, что она была в нашей жизни. Понятно, что смерть человека — естественный процесс прерывания биологического цикла, говоря научным языком. Но все сейчас понимают, что Людмила Марковна унесла с собой целый мир, эпоху, которая нам всем очень дорога. Сегодня мы все в очередной раз осиротели, вот такое у меня сейчас чувство. Мы ее любили всегда. Я сейчас нахожусь за границей в командировке. Надеюсь, успею приехать попрощаться.
Максим Аверин, актер: «Гурченко - совершенная женщина с потрясающим талантом»
— Я запомнил ее яркой, бесконечной, неизведанной до конца, абсолютной леди, совершенной женщиной с потрясающим талантом. Она сама, ее жизнь были как учебник для артиста. Если одному человеку дается определенная нота и это все — его жребий, то Гурченко владела всей гаммой и палитрой инструмента. Уникальная актриса, она была разной, порой очень строгой в том, что касалось работы. В первую очередь она была требовательна к себе, но и умела спрашивать с тех, кто был рядом.
Это та высокая планка, к которой надо тянуться. У нее было колоссальное чувство юмора, я бы сказал, мужское чувство юмора. А это очень круто, потому что,
Светлана Крючкова, актриса: «Ей было все по плечу»
— Она была настоящей актрисой и единственной звездой для меня. Когда я впервые в жизни увидела сценарий, который был написан специально для артистки Людмилы Гурченко, я заплакала от счастья — это был сценарий «Любимая женщина механика Гаврилова». Она была настоящей актрисой большого диапазона. В «Пяти вечерах» у нее тонкая, психологическая роль, а в то же время она может играть роли яркие, как в «Идеальном муже». Ей было все по плечу. Она прошла через многое в этой жизни, пережила и забвение, и невостребованность, но сумела с достоинством выйти из этой ситуации, перебороть ее. Нам всегда казалось, что она действительно знает средство Макропулоса — она была всегда молода, всегда была в форме. Только посмотрите, какой кульбит она делает в «Старых клячах», и это в 65 лет! Без этой профессии она своей жизни не мыслила. Людмила Марковна про себя откровенно говорила: «Я не мать, я — актриса, для меня это главное».
К тому же она была очень искренним человеком, не притворялась, не корчила из себя графиню, княгиню, как у нас любят делать многие. «Аристократ — это не человек высокого рождения, а человек высокого духа», — говорила Марина Цветаева, и Людмила Марковна была аристократкой. Нужно хвастаться не рождением, а тем, сколько радости и добра ты принес в этот мир. Она принесла много.
Сергей Шакуров, актер: «Она могла тихонько сказать: «У тебя ширинка расстегнута» – и дальше спокойно продолжать по тексту пьесы»
– Я счастлив, что много сотрудничал с Людмилой Марковной. Даже не забегаю далеко во времена фильма «Любимая женщина механика Гаврилова», но вот наша относительно недавняя работа с ней в современной пьесе – «Случайное счастье милиционера Пешкина». Казалось бы, такая непритязательная вещь, но столько лет спектакль шел с неизменным успехом, даже накануне ее злосчастного падения мы его играли, и я был счастлив, что наконец довелось с ней и на сцене встретиться. Потому что кино – это кино, а сцена – совсем другая история. С какой отдачей Людмила в нее до последнего вовлекалась! Такой увлеченности можно только позавидовать и пожелать ее нашим сегодняшним звездам, которых так мало осталось на артистическом небосклоне. Имею в виду – такое трудолюбие, отдачу, преданность сцене, как у Гурченко.
Она была уникально непосредственна и импровизационна. Могла совершенно спокойно по-тихому сказать: «У тебя ширинка расстегнута, застегни», – и дальше без паузы продолжать по авторскому тексту. Безумно гибкая и реактивная. Сами посудите, такая блистательная школа – даже не собственно театральная, театральную она уже потом приобрела, а я говорю о школе всей ее жизни. О школе ее отца, про которого она много очень интересных историй рассказывала… Видно, все оттуда – от природы. И больше всего ей двигала, мне думается, чисто человеческая интуиция.
Она была женщиной очень умной, может быть даже, слишком умной, таких мужики не любят. Много читала, могу это подтвердить по нашим гастролям: в поездах, самолетах – всегда с книжкой. И писала прекрасно. Ну что сказать, мы потеряли звезду. Это тяжелое время ухода, когда мы потеряли и Беллу Ахмадулину, Катю Максимову… Это наши звезды, причем не ложные, показные, с брюликами, которыми сейчас заполнен экран, а звезды, светящиеся внутренним светом, наполненные внутренним содержанием. И мне бы хотелось, чтобы какой-нибудь астроном дал одной из звездочек в небе имя Людмила. Чтобы эта звезда никогда не гасла для нас.