.jpg)
По словам актрисы, родители воспитывали ее на идеалах античности: человеческое тело прекрасно в любом состоянии и любом возрасте
На НТВ выходит сериал «Наше счастливое завтра» (в рабочем варианте — «Цеховики»). Фильм рассказывает про первых, говоря сегодняшним словом, предпринимателей, которые в условиях СССР занимались частным производством. Эти пионеры бизнеса создавали подпольные артели, выпускали остродефицитные товары. В Советском Союзе такая деятельность была противозаконной, она сурово наказывалась — вплоть до высшей меры... Одну из ролей в сериале исполняет популярная актриса Юлия Ауг, на счету которой более 40 экранных ролей. Начинала она в авторском кино. Но после сериала «Екатерина», в котором сыграла императрицу Елизавету Петровну, Юлия стала желанной гостьей и на телеэкране.
— Юлия, кого вы играете в сериале?
— У меня небольшая роль в первых трех сериях. Играю маму главной героини, такую положительную генеральскую жену. У нее была в юности любовь с молодым человеком, которого она в итоге не выбрала. Не потому, что хотела обеспеченной жизни и решила выйти замуж за генерала, а потому, что в нужный момент возлюбленный ей не позвонил. И вот через годы, когда у каждого сложилась своя судьба, происходит их встреча. И становится понятно, что ничего не закончилось, ничего не умерло. И как справиться с этим чувством, героям совершенно непонятно. Дело осложняется тем, что одним из высокопоставленных «цеховиков» оказывается муж моей героини — тот самый генерал...
Не буду пересказывать дальше сюжет. Скажу только, что для меня работа в сериале была радостной. Я снималась у своего однокурсника Игоря Копылова. Полжизни назад мы учились вместе в Питере на актерском факультете. И оба с годами стали еще и режиссерами. Я больше работаю в театре, ставила спектакли в Москве, Питере, Красноярске, Тобольске: Игорь снимает сериалы, на его счету в том числе нашумевший «Ленинград 46». Игорь оказался невероятно внимательным, подробным, тщательным режиссером. Он точно прописал, замотивировал жизнь каждого персонажа, и я буквально купалась в своей роли.
— Вы свои роли режиссируете? Или предпочитаете быть «глиной» в руках постановщиков?
— В руках хороших режиссеров я «глина», но думающая. Предлагаю какие-то варианты решения сцены, но не пытаюсь ничего режиссировать. Если у постановщика есть концепция фильма, роли, зачем лезть в чужой монастырь? Актерская задача — понять, что хочет режиссер, и точно воплотить это. Но будем откровенны: встречаются и беспомощные постановщики. Тогда, конечно, я сама себе режиссер.
— Ваш режиссерский дебют — фильм «Варенье из сакуры» — состоялся 8 лет назад. Не думаете о постановке нового фильма?
— Пару раз подступалась к осуществлению этой идеи, но пока не сложилось. Сейчас готовлюсь к еще одной попытке. Пишу совместно с автором сценарий по сюжету, который давно сложился у меня в голове. Но не было уверенности, что смогу поднять драматичный и горький исторический материал. Речь о латышском национальном театре «Скатувэ», который работал в Москве в 1932-1937 годах, а затем все работники театра были арестованы, обвинены в фашистском заговоре и расстреляны на Бутовском полигоне. Сейчас у меня есть ощущение, что я созрела для этой постановки, но предстоят серьезные консультации с театроведами, которые хорошо знают ту эпоху, репертуар театра. А пока замысел этого проекта окончательно дозревает, продолжаю сниматься в кино.
— Известность в кругах киноманов вам принес фильм «Овсянки», с триумфом показанный на фестивале в Венеции. Говорят, вас расцеловал сам Квентин Тарантино, председатель жюри. А широкий зритель полюбил вас после роли Елизаветы Петровны в «Екатерине»... Кого вам сподручнее играть: царицу или простую русскую бабу?
— Без разницы. Было бы интересно. Сейчас, например, жду выхода сериала «Садовое кольцо», который поставил молодой режиссер Алексей Смирнов, сын автора «Белорусского вокзала» Андрея Смирнова. Я играла в «Садовом кольце» домработницу — и, представьте, это было очень интересно.
— А с какими чувствами примеряли на себя платье императрицы?
— Я старалась играть не императрицу, не венценосную особу, а женщину. Может, поэтому не очень боялась. А дрожь меня колотила, когда мы с Кириллом Серебренниковым репетировали спектакль «Мученик», из которого впоследствии вырос фильм «Ученик». Там я играла маму школьника, религиозного фанатика Вениамина. Эта затурканная мать-одиночка, которая находится в состоянии постоянного монолога, которая не слышит никого вокруг себя, в том числе и собственного сына, была психологически, ментально настолько далека от меня, что я вообще не понимала, как и что играть. Только начнем репетировать, а Кирилл уже недоволен: «Опять из тебя питерская интеллигентка прет. Пойми, она глупее тебя, она дура!» И все сначала: ищу походку, интонацию, выражение глаз...
— Видимо, дело еще и в том, что вы — счастливая мать успешной дочери-актрисы, а не трудного подростка.
— Безусловно. Полина — близкий мне по духу человек, родная душа. Наверное, потому сыграть душевный разлад моей героини с сыном мне было так сложно.
— Полина стала актрисой под вашим влиянием?
— Не без того, конечно. Как всякому актерскому ребенку, ей с младенчества знаком запах кулис. Полина впервые вышла на съемочную площадку в 8 лет. С тех пор мы часто работаем вместе. Я ни разу не сажала ее напротив и не делилась секретами мастерства, но в процессе общей работы Полина постепенно выросла в актрису, в самостоятельную творческую единицу. У нее яркая, необычная внешность. Ее часто пробуют на всевозможные роли, а утверждают редко. Дело в стереотипном продюсерском взгляде на то, какие лица нужны современному экрану.
Я это и на себе почувствовала. Уже снялась в «Овсянках», «Интимных местах», но на телеэкран мне путь был заказан. Помню вердикт начальства: «Ауг — хорошая актриса, но пусть снимается в артхаусе, такие лица на телеэкране не нужны». И только роль Елизаветы Петровны помогла переломить ситуацию.
Полина в известном смысле повторяет мой путь. Она снимается, пусть пока в небольших ролях, у очень хороших режиссеров — у Алексея Федорченко, у Александра и Андрея Прошкиных. Сейчас поработала с Андреем Звягинцевым в его новом фильме «Нелюбовь». Так что грех судьбу гневить, это совсем неплохой старт...
— Полина легко соглашается сниматься обнаженной. В этом смысле вы тоже весьма смелая актриса. Откровенные сцены с вашим участием в фильмах «Интимные места», «Метаморфозис» многих шокировали...
— Я легко соглашаюсь сниматься обнаженной, легко употребляю ненормативную лексику, если это необходимо для фильма, для раскрытия характера персонажа. Надо отдавать себе отчет, что актер — инструмент в руках режиссера. И, как хорошо настроенный инструмент, я должна работать не только лицом, нервами, душой, но и телом. Если надо, то телом обнаженным. В этом нет ни подвига, ни стыдного. Это всего лишь профессионализм, вот и все.
— Простите за возможную бестактность, но одно дело, когда обнаженная актриса обладает голливудскими стандартами, и другое, когда ее тело тяготеет, скажем так, к кустодиевским формам.
— А какая разница? Меня родители воспитывали на идеалах античности. Античная культура стоит на том, что человеческое тело прекрасно в любом состоянии и любом возрасте. В отличие от христианской общеевропейской культуры, которая накладывает на тело табу. Дескать, тело — сосуд греха. Думаю, древние греки были мудрее нас нынешних.
— Но родились вы не в солнечной Греции, а в нашей Северной столице. Детство и юность провели в Эстонии, на родине вашего отца Артура Ауга. Знаю, что вы любите эстонскую природу, суровое Балтийское море, время от времени там отдыхаете. Нет желания осесть в Эстонии, тем более что сегодня это полноправная часть Евросоюза?
— Эстонию я действительно люблю. И дорожу каждой возможностью побывать здесь, отдохнуть или поработать. Сейчас как раз снимаюсь в Таллине. Играю этническую эстонку, которая выросла в России, плохо знает родной язык, но очень хочет вернуться в Эстонию. История практически про меня. Но только, в отличие от своей героини, я отчетливо понимаю, что экономический кризис затронул не только Россию, но и европейскую Эстонию. Здесь мало денег, для меня здесь мало работы. Наш фильм из-за финансовых проблем снимается уже полтора года... Нет, ничего кардинально менять в своей жизни я не собираюсь. Творческие возможности, которыми я располагаю в России, мне вполне подходят.
— И последний вопрос, очень личного свойства. Знаю, что полтора года назад умер ваш муж Андрей. Скажите, боль постепенно уходит?
— Боль понемногу утихает. Но все равно я вспоминаю Андрея каждый день. Иногда десятки раз на дню. Как вам объяснить... Ну вот, например, думаешь о том, что нужно подобрать музыку к спектаклю. И в подкорке возникает: если бы Андрюша был жив, мне было бы достаточно сделать один звонок мужу и сказать: «Андрей, мне надо для спектакля три разных звука моря». И через два часа у меня был бы готовый саундтрек. Мы ведь были не просто мужем и женой, не просто любовниками — мы были товарищами, соратниками. И я думаю, что эта потеря для меня невосполнима.
— Но вы молодая, красивая, эффектная женщина. Надо жить дальше. Ваше сердце открыто для нового чувства?
— Не знаю, что будет через полгода, через год, через пять лет. Но сейчас оно закрыто.