- Совсем плохо, - уточняет мой собеседник, будто догадавшись, о чем я сейчас подумал. Он - мастер-косторез. Мы сидим в крохотной мастерской и слышим голос его жены за стенкой: обед готов. Мастеру неудобно, он мнется, буркает жене, что скоро придет, и тяжело вздыхает: ты уж прости, журналист, что не приглашаю...
- Что у вас было на завтрак? - все-таки спрашиваю я.
- Чай. Хлеб...
- А на обед что будет?
Мастер молчит, потом нехотя отвечает:
- Суп, может, немного мяса, если осталось. Или сайки поедим (мелкая рыбешка, которую чукчи ловят через лунки во льду), если жена поймала в море. Не знаю. У нас так: мясо на столе, когда я схожу на охоту, принесу нерпочку или когда продам какое-то изделие из кости. Рыба - когда косяк идет вдоль нашего берега. Все ловят, даже жена моя.
- Разве своим искусством прожить нельзя - ведь у вас в семье четыре человека занимается резьбой по кости?
Мастер пропускает мой вопрос мимо ушей. И дальше говорит с гордостью, словно земные вещи его не касаются:
- Это я приучил к косторезному делу и сына своего, и дочку, и невестку. Невестка русская - мать у нее из Калужской области, - а хорошо работает. У нас семейный кооператив получается...
- Сколько же вы зарабатываете все вместе? - не отстаю я.
- Но мы же не халтурщики! - закрывает тему мастер...
Иван Сегутегин - известный чукотский косторез, заслуженный художник РСФСР. Ему уже 60. Пенсионер. Раньше работы Ивана Сегутегина выставлялись в крупных городах Союза и за рубежом. Мастера часто приглашали в Ленинград, Москву. Слава шла впереди него. Было это лет 15-20 назад, но Иван до сих пор помнит многие скульптуры тех городов, где побывал, и может назвать по памяти, где какая из них стоит и чем она ему понравилась. Больше всего его восхитил Выборг. Мастер считает, что, посмотрев такую красоту, нельзя работать плохо, халтурить. Но продавать изделия, на которые потрачено много сил и времени, приходится дешево. В мастерской пылится оленья упряжка - ювелирнейшая работа! Как мне сказали, в Москве бы она стоила не меньше тысячи долларов. Мастер не может продать за 2000 рублей.
- У вас, кроме родных, есть ученики?
- Есть. Но мало. За них не платят, как раньше. Помогаю сам. Тем, кто хочет научиться. Я ведь вхожу в комиссию по приему изделий в косторезной мастерской. Мастерская пока держится, не так хорошо, как в былые времена, но держится. Там есть хорошие мастера, только их мало. А так, каждый третий житель Уэлена может резать по кости. Только не каждый может удержаться на высоте. Когда в доме нечего есть, трудно стать настоящим мастером...
- А кто вас научил резать по кости?
- Отец был охотник, но когда начиналась пурга, он резал. Я ему помогал. Первое время нерпочек, китов делал. Потом - фигурки посложнее - моржей, собачек, оленей. В 1954 году (14 лет мне было) мастер Выкутагин взял меня учеником в свою мастерскую. Он ее организовал в Уэлене. Помню даже, как легенду о Ленине наши косторезы на клыке моржа делали. Нам тогда платили зарплату. А продукцию куда-то поставляли. С зарплатой было хорошо, без зарплаты - плохо. Пенсия у меня 1000 рублей, а здесь, на Севере, это как 100 - на два дня только хватает. Килограмм карамелек для внуков стоит 200 рублей.
- С чего же начинается сама работа? - спрашиваю мастера.
- С выбора клыка и начинается.
- Разве это трудно?
- Плохой клык выбрать нетрудно, хороший - трудно.
Как все-таки удивительна чукотская речь! Мы напрасно думаем, что чукчи через слово употребляют "однако". Они, дети жесткой северной природы, добры, мягки и сначала как бы соглашаются с тобой, боясь обидеть, и только потом говорят то, что думают сами. Мне показалось, что и в искусстве резьбы чукотские мастера настолько "смягчают" материл, то есть твердую кость, что их произведения становятся мягкими и теплыми. Они не вызывают никаких "яростных" эмоций. Мы рассматривали с Иваном костяной нож в ножнах. Работа просто уникальная. Барельефные медведи, нерпы по бокам ножен, ручка в виде моржа. Лезвие тонкое, им разве что бумагу резать. Но я почему-то пошутил не к месту:
- Таким ножом и убить можно.
- Можно. Если надо, - ответил мастер и тут же добавил: - Но мне - не надо...
Из долгих объяснений мастера я понял: чтобы моржовый клык был хороший, он должен пролежать года два в специальном хранилище (оно имеется в Уэленской косторезной мастерской) при определенных температурах.
- Сейчас некоторые сушат клык быстро. Быстро что-то делают из него и еще быстрее стараются продать изделие. А оно через полгода негодным становится - трещинами покрывается...
- Почему же не ждут срока?
- Деньги нужны. К вам, наверное, тоже ширпотреб приносят...
Действительно, в интернат, где остановилась наша экспедиция, валом валили чукчи с изделиями из моржовой кости. Я показал мастеру несколько фигурок чукотских божков - Пеликенов. Он быстро объяснил мне их изъяны. Один божок оказался без рук (они должны покоиться сзади, скрещенными на пояснице), у другого улыбка походила на гримасу, у третьего одно ухо было больше.
- Плохо, без души, - вынес свой приговор мастер. - Человек даже карандаша в руки не брал. Вот посмотри. Это - заготовка. На ней я пометил, как должен пойти инструмент при первой обработке. Потом уже я делаю по своей фантазии. Без эскиза можно фигурку сделать, но она не выйдет такой, какой ты ее нарисовал в голове. Обычная выйдет. Вот тут что такое?
Мастер показал на отросточек ниже пупка на фигурке "моего" Пеликена. Я промычал что-то и улыбнулся: ну, дескать, подтверждение, что Пеликен тоже мужчина...
- Это чтобы продать быстрее. Американцы даже женские груди приделывали божкам. Но называли их Милликенами. Их хорошо покупали солдаты. А это все-таки бог... Отросток придумать несложно, а вот что-нибудь умное - проблема. И он показал своего божка Пеликена, который будет сниться мне еще очень долго - такой он был смешной и красивый. Может, потому, что в нем и была душа мастера. Или бога...