Поверить в это, честно говоря, сложно. Все-таки, согласитесь, возраст солидный. В такие годы правильнее было бы держаться поближе к дому, к ставшим вдруг чуткими родственникам, к аптеке. Зачем на девятом десятке лезть в небо? Опасно и даже глупо. Но ведь лезут некоторые...
Петрович назначил встречу в аэроклубе. Это несколько комнат в жилом доме, загроможденных каким-то мертвым хламом: доски, куски металла, погнутые трубы, уголки, мотки проволоки и еще непонятно что. Воздух пропитан запахами сосновой стружки, клея и упорного труда. На стенах запутанные чертежи, наброски деталей, узлов - следы постоянного рационализаторского поиска.
- Вот из этого и строятся самолеты, - говорит Петрович и почти нежно двигает ногой в сторону кусок фанеры. - Бесценный по нынешним временам строительный материал! Электромеханический завод еще здорово помогает, без него мы бы давно свернули лавочку.
Петрович строит самолеты "на коленке". Множественное число здесь вполне применимо: одноместный "Петрович-1" уже прописался в небе, "Петрович-2", рассчитанный на двоих, почти готов, терпеливо ждет своего часа. В планах -строительство третьей машины. Рабочий инструмент Петровича: топор, молотки, стамески, клей, бязь и токарные станки, которые вкалывали еще в годы первых пятилеток. Что остается приложить? Светлую голову, умелые руки и увлеченность, граничащую с сумасшествием.
- Первого "Петровича", - рассказывает Митрофанов, нещадно дымя горькой сигаретой, - я построил от тоски. Надоело, понимаешь ли, обучать курсантов летать на одних только дельтапланах. Взял в руки карандаш, обложился журналами, учебниками, прикинул и понял - смогу построить самолет.
Опыт у Петровича был. Правда, он никогда прежде не строил самолетов, а вот летать - летал. В конце тридцатых годов прошлого века занимался в Ковровском аэроклубе, потом учился шлифовать синеву в Качинском летном училище. Воевал. После войны работал на заводе, потом директором клуба - ставил на ноги художественную самодеятельность и подтягивал голоса участникам народного хора. Потом в городе открылся аэроклуб, и его пригласили "возглавить это дело"... Но вернемся в мастерские, потому что Петрович уже рассказывает, как надо делать винт:
- Клеишь древесину в несколько слоев, под пресс ее, даешь высохнуть, а потом топор в руки и аккуратно так: тюк-тюк! Работаешь дальше хирургически: стамесочками, напильничками, чтобы соблюсти угол атаки. Винт - важнейшая вещь!
Оказывается, снегоход и самолет, представители разных стихий, могут быть родными братьями! Пламенный мотор снегохода "Буран" отлично разместился в грудной клетке "Петровича", поменяв землю на воздух и, кажется, ничуть не заметив этой перемены.
- Других-то двигателей, годных для легкокрылой авиации, у нас практически нет, - сетует Петрович, - а у "Бурана" замечательный двигатель, самый авиационный. Только вот глохнет часто...
Испытывался авиапервенец Митрофанова 6 лет назад. Петрович, как он сам говорит, был тогда молод, каких-нибудь 77 лет! Привезли машину на взлетную полосу, неделю отрабатывали пробежку, рулежку, подскок. Пришлось повозиться с двигателем. Но вот, кажется, все в порядке, можно лететь. Кто поднимет машину в воздух? Кроме Петровича, некому. А сам он летал последний раз, дай Бог памяти... в 1948 году.
- Сел в кабину, - рассказывает Петрович, - волнуюсь, а делать нечего - надо лететь, иначе зачем я все это затеял? Ну и, конечно, взлетел. Куда деваться...
Так началась жизнь "Петровича-1". За эти годы на нем научились летать многие курсанты аэроклуба. Поднимается он более чем на сотню метров, может находиться в полете больше часа, фигур высшего пилотажа не выполняет, но этого от него и не требуется. Главное - дарит небо.
У Петровича есть надежные молодые помощники: Александр Косырников и Максим Еремеев. Косырников уже пятнадцать лет строит свой самолет. Происходит это на девятом этаже в двухкомнатной квартире. Шагу ступить негде. Просыпается, бывало, Александр под фюзеляжем и думает: "черт, где это я?" Родители стонут, умоляют убрать "эту железяку", не тратить на нее последние деньги. Не слушает их Саша и продолжает убиваться над самолетом.
Еремеев учится в Ковровской технологической академии, штудирует лазерную физику. Все свободное время проводит в аэроклубе, рядом с Петровичем. В первый самостоятельный полет отправился на "Петровиче-1" и очень хорошо запомнил этот день. Набрал высоту. Ревел двигатель, и ревел от счастья Максим. А потом стало тихо, потому что двигатель заглох...
- Первая мысль была, - говорит Максим, - все, конец. Сейчас угроблю самолет, влетит мне от Петровича!
Аварии, конечно, не случилось. "Петрович" принципиально не падает. Но была вынужденная посадка на поле. Потрясение от этого испытало только колхозное стадо, увидевшее огромную птицу, вторгнувшуюся на их территорию. Максим был спокоен...
- Мы, кстати, в субботу едем на аэродром, - говорит Петрович. - Если есть желание, можно поглядеть, как мы летаем. Мудреного тут ничего нет.
Разве можно было отказаться?
Суббота. На взлетной полосе скучает "Петрович". Несколько дней назад ему вернули крылья, напоили бензином. Но сразу в небо его не пускают.
- Большая разница, - замечает строго Петрович, - "в небо" и "на небо"...
Первым делом необходимо проверить состояние машины. Весь день выполняются пробежка, рулежка, подскок. Как всегда, приходится отлаживать двигатель.
- Можно лететь! - говорит ближе к вечеру Петрович, и в глазах его появляется блеск.
- Петрович, - тревожно спрашивает Косырников, - ты никак лететь собрался?
- А зачем мы человека на аэродром тащили?
- Ну так я подниму "Петровича". Мало ли...
- Нет, это не то! Я самую малость, один кружок только.
Спорить с Петровичем бесполезно. Встречный ветер 6 метров в секунду, бокового практически нет, небо чистое - лучше погоды не бывает. Не спеша он надевает на голову мотоциклетный шлем, закрепляет очки, лезет в кабину. Запускается двигатель. Мы удерживаем самолет за хвост. Машина напрягается, просится, потом уже требовательно рвется вперед. Петрович поднимает руку, отмашка - и мы отпускаем теперь уже двоих "Петровичей". Самолет делает короткую пробежку, подскакивает, кажется, что сейчас плюхнется на взлетку, но, качнувшись в воздухе, он легко поднимается в небо.
- Ну, старик, дает! - невольно вырывается у меня.
- Да какой это старик, - отвечает Косырников, - старость ему не грозит.
Вечером возвращаемся в аэроклуб. Разбираются полеты, домой никто не спешит, и в этом, пожалуй, самый большой минус в увлечении небом. Но вот вся "деловая" часть окончена, остаемся с Петровичем вдвоем. Он заботливо наводит порядок на столе, перекладывает с места на место журнал. В глазах его опять появляется блеск.
- Хочешь, - спрашивает он, - я расскажу тебе, каким будет третий самолет?
Киваю головой.
- Ну тогда можно это самое... выпить по бутылочке пива. Или, быть может, чего-нибудь покрепче? У тебя как со здоровьем, а?