БУНТ В КЕНГИРЕ

Онуфрий Бутковский, 84-летний тернопольчанин, - один из немногих оставшихся в живых участников Кенгирского восстания, описанного Александром Солженицыным в книге "Архипелаг ГУЛАГ".

- Как это вам, старшему кассиру-железнодорожнику, выпало схлопотать 25 лет сталинских особых лагерей?
- После присоединения в 1939 году западных областей Украины к СССР все мы, жившие на бывшей территории Польши, оказались неблагонадежными, а то и членами "националистического подполья". Завертелся маховик репрессий.
В мае 1941 года в соответствии с решением Политбюро ЦК ВКП(б) и СНК СССР развернулась повальная "чистка" приграничных территорий. Это означало массовое выселение в Сибирь. Перед войной все тюрьмы в этом регионе, как и в Прибалтике, были забиты "националистами".
- Моего отца, профессора гимназии, - включается в беседу Любовь Ивановна, жена Бутковского,- упрятали на восемь лет в Магадан. За что, так и не узнали. А маму и семерых детей - этапом на поселение в Казахстан. Домой вернулись в 1949 году. Поженились с Онуфрием, прожили вместе девять месяцев - и новая волна арестов. Встретились вновь только через семь лет.
- За мной, - продолжил рассказ Онуфрий Васильевич, - пришли в четыре часа утра 2 марта 1950 года. Разбудил громкий стук в дверь. Представитель НКВД в штатском сухо объявил: "Вы выселяетесь в отдаленные области Советского Союза. На сборы - два часа". Люба зарыдала: она уже знала, что это такое.
- А кем она тогда была?
- Бухгалтером, работала в конторе "Заготзерно".
Это была последняя массовая высылка в Сибирь. В тот день погрузили в товарный эшелон сразу 50 семей из их деревни Великие Гаи. Почти всех отправили по этапу в Томскую область. Любовь Ивановна в то время уже была беременной. Но вскоре ее разлучили с мужем, и свою дочку, родившуюся на берегах Оби, Онуфрий увидел только после освобождения. Сам он попал в Казахстан. Там и стал участником событий в Кенгирском лагере, где в 1954 году произошло восстание заключенных.
- Солженицын подробно описывает ход восстания, когда вы 40 дней держали власть в зоне. А как это началось?
- Я, как и весь наш третий лагпункт, работал на строительстве обогатительного комбината. Сегодня это Джезказган. Там был настоящий интернационал - поляки, латыши, даже японцы и китайцы. Вкалывали мы по 12 часов в сутки, а еда - впроголодь. Почти каждое утро, когда отправлялись на работу, в нашем бараке оставались на нарах покойники.
Но каплей, переполнившей чашу терпения, было даже не это. Толчком к восстанию стал расстрел заключенных, возвращавшихся с работы. Они не выполнили издевательскую команду "ложись - встать". Бутковский шел в пятой колонне и хорошо слышал треск автоматных очередей впереди.
Нас тут же всех посадили на землю и продержали так часа три. Только поздно вечером, вернувшись в зону, узнали, что в первой колонне 16 человек убиты и несколько десятков ранены.
Тогда, 16 мая 1954 года, и началось восстание. Тысячи людей, пришедших с работы, отказались идти в бараки, стали выносить столы и лавки из столовой, возводить баррикады. Наружная охрана не решалась открывать огонь по такой массе, ведь в заложниках оказалась вся внутренняя обслуга, в том числе несколько десятков контролеров, оперуполномоченных. Был захвачен хозяйственный двор с кузней, мастерскими, складами продовольствия. Сделали подкоп в соседний лагпункт, разрушили ограду тюрьмы. Содержавшиеся в камерах и карцере были освобождены. В их числе оказался и бывший полковник, которого звали Иван Кузнецов. (У Солженицына - Капитон Иванович Кузнецов.) Именно он возглавил повстанческий комитет.
- Из 18 простыней, перекрашенных в черный цвет, - продолжает рассказ Бутковский, - сделали флаги и развесили их над бараками, чтобы в соседних поселках узнали о нашем восстании. Из рентгеновской аппаратуры умельцы соорудили передатчик, и в эфир далеко понеслось: "Кенгир - свободный!" Удалось "схимичить" и зажигательную смесь. Оружия не было. Это потом его нам приписали, чтобы оправдать расправу.
- А что же высшие чины ГУЛАГа, вскоре прибывшие в Кенгир?
- Они уговаривали "прекратить бесчинства" и приступить к работе. Мы же требовали приезда члена Президиума ЦК ВКП(б) или Генерального прокурора, излагали свои условия: восьмичасовой рабочий день, хотя бы раз в год свидания с родными, пересмотр дел... Смотрите, угрожали нам генералы, будет хуже, однако некоторые уступки обещали. Но мы им не верили, надеялись только на более честное начальство из Кремля.
- И вот трагическая ночь с 25 на 26 июня. Где находились вы?
- Спал, как и тысячи других заключенных. А разбудил меня рев двигателей и автоматные выстрелы, смешавшиеся со свистом - сигналом беды - сотен и сотен людей. Мы были захвачены врасплох. Снайперы "сняли" дежуривших на баррикадах, и нас никто не предупредил.
Все стали выбегать из бараков, чтобы обороняться. Но кто же мог подумать, что на безоружных пустят танки! Вначале они стреляли холостыми, но когда зэки подожгли один танк зажигательной бутылкой, открыли огонь на поражение...
Что творилось в то раннее утро между бараками, трудно передать словами. Сплошной стон, крики искалеченных и умирающих. Танки, маневрируя, давили гусеницами людей, а шедшие за славными "тридцатьчетверками" солдаты косили всех из автоматов, забрасывали помещения дымовыми шашками. Друг Бутковского - Федор Семенюк из Львова, выбежавший в числе первых, был сражен пулеметной очередью. Под напором танков и непрекращающейся стрельбы часть заключенных отошла в барак, где находилась сушилка. Там оказался и Бутковский. Дальше бежать было некуда, ждали своей участи.
Часа через три, когда все закончилось, нас вывели в поле и положили лицом на землю. Я стал молиться Богу и прощаться с жизнью. Вокруг ходили какие-то люди, фотографировали. Потом начали сортировать. Меня определили в похоронную бригаду. И мы четверо суток собирали и свозили к выходу из лагеря трупы и то, что осталось от людей после танковой атаки.
- И сколько же, по-вашему, полегло ваших товарищей?
- Мы ежедневно свозили до сотни погибших. А ведь наша похоронная команда была не единственной. Думаю, под тысячу наберется...
После того как их засыпали в нескольких больших ямах в 13-м лагпункте, как называли кладбище неподалеку от лагеря, около 200 человек отправили в поселок Рудники. Бутковский стал осваивать новую профессию - бурильщика. И только летом 1956 года ему, как и тысячам других заключенных Казахстанского ГУЛАГа, был объявлен вердикт комиссии по пересмотру дел: "Невиновен, из заключения освободить со снятием судимости, можете жить в режимных и нережимных населенных пунктах СССР. Через 24 часа вы должны покинуть эти места". Позже ему выдадут еще одну справку - как "безосновательно репрессированному". А 17 октября 1991 года Бутковский был полностью реабилитирован уже властями суверенной Украины, попал в число невинно пострадавших от коммунистического режима, борцов за независимость своей страны.
- Пересмотр дел и реабилитация десятков тысяч заключенных стало для местных предприятий Казахстана настоящей катастрофой, - продолжал свой рассказ Онуфрий Васильевич. - Шахты прекратили добычу угля и медных руд, стройки замерли. На шахте предлагали остаться: "Пусть приезжают жена с ребенком, дадим вам двухкомнатную квартиру".
- А почему вы после освобождения сразу не поехали на Родину?
- Что мне было там делать одному? Люба с дочкой, мои отец и мать, все родные и близкие оказались на спецпоселении в Сибири, в 700 километрах вверх по Оби от Томска. Туда я и поехал, чтобы забрать семью и с ними отправиться в родные края. Однако когда вчерашний зэк прибыл в комендатуру Каргасокского района с просьбой оформить выезд семьи, у него забрали паспорт - "поживешь, бандеровец, еще пару лет здесь. Нам рабочая сила нужна". Так что пришлось "тянуть" еще два года, без права покидать поселок Вертикос.
Не лучшей оказалась жизнь и по возвращении в свое село Великие Гаи. Не прописывали, на работу не брали, а в органах власти настоятельно рекомендовали уехать подальше...
- И за что нам выпала такая тяжкая доля... - тихо говорит Любовь Ивановна, глядя куда-то в пустоту ушедших лет. Кто ей ответит?