- Александр Исаакович, чем лично для вас стала нынешняя невозможность проводить вечера у телевизора - бедой или благом?
- Пожалуй, благом, потому что все эти дни было очень интересно наблюдать, как люди реагируют на это явление - жизнь без телевидения. Ведь произошло своего рода чудо - телевидение, которое, как сама природа, было для нас чем-то вечным и неизбежным, вдруг перестало быть таковым. Выяснилось, что и оно не вечное. Какой-то пожар - и его не стало. Мы знали, что может сгореть телевизор на кухне и придется купить новый, но чтобы сгорело все телевидение... Это было необыкновенно важно и ново: почувствовать, что телевидение не есть действительность, а только изображение действительности. При том не всей, а какой-то малой ее части. Авторитет телевидения от всего этого несколько сник, померк. Образовалась пауза, тишина, возник давно забытый покой. И этот покой неожиданно оказался желанным, милым. Образовалось вдруг свободное время - поговорить, подумать, погулять. А то многие с семи вечера до двадцати трех вообще забыли, что на этом свете есть и другие вещи, кроме телеэкрана. Годами, десятилетиями эти четыре часа жизни принадлежали "святому Телику". У меня есть предложение: в ознаменование этого события, этого жуткого пожара, впредь каждый год в августе устраивать телеканикулы. Прекращать вещание на всех каналах России на 31 день. Телевизионные редакции, комментаторы, дикторы отдохнут от политиков и рекламодателей, а мы отдохнем от них. А технический персонал тем временем все проверит, подтянет, отрегулирует. Славный может получиться праздник - месяц без телевидения!
- Какие, на ваш взгляд, проблемы "высветила" эта ситуация в духовной жизни общества?
- Есть много разных ответов на вопрос: что значит жить на этом свете? Я отвечаю так: жить на этом свете означает - избегая опасности, реализовывать перспективы. Когда ты приходишь в этот мир, у тебя есть перспектива прожить 60-80 лет и опасность сгинуть в любую следующую минуту. Всю жизнь ты только этим и занимаешься - избегаешь опасности, реализуешь перспективы. Человек от человека и народ от народа, помимо прочего, отличаются тем, насколько они умело, искусно, продуманно, настойчиво и последовательно избегают опасности. Так вот, у нас есть серьезные проблемы с отношением к опасностям. Мы уверены, что самые большие, самые страшные опасности нас минуют. Уделяем значительное внимание мелким, не смертельным опасностям, тут мы бдительны, принимаем все меры предосторожности. Но всегда почему-то уверены, что самого страшного не произойдет, и поэтому не готовимся как следует к встрече с этим самым страшным. Примеров этому миллионы. Самого разного масштаба. Коммунисты потеряли власть, все потеряли из-за того, что боролись с мелкими опасностями, которых можно было избежать запугиванием, цензурой, репрессиями, но при этом не замечали, что все эти меры против незначительных опасностей подтачивают систему как таковую и она может в одночасье рухнуть. Теперь они обвиняют Горбачева и Запад.
Почему подводные лодки участвуют в серьезнейших учениях, если у флота нет надежных средств спасения в случае самой страшной беды? Потому что наши адмиралы, как, впрочем, и все выше- и нижестоящие, вплоть до рядового матроса (а в случае с телебашней - вплоть до рядового телемеханика), почему-то уверены, что самого страшного не произойдет. И несмотря на то что время от времени, и не так уж редко, самое страшное происходит, эта уверенность по-прежнему жива, не сдается, не сгибается.
Я утверждаю, что в большинстве случаев в любой сфере деятельности мы не готовы к встрече с самой большой опасностью. Мы избегаем додумывать до конца все, что связано с такого рода опасностями. Здесь присутствует некий чуть ли не врожденный дефект логики. Мы имеем тут дело с очень коварной привычкой души. Это некая психологическая традиция нашего общества. Вот у норвежцев другие привычки души, поэтому у них водолазная служба на высшем уровне, хотя им и не снились такие мощные подводные лодки, как "Курск". Ведь от этих привычек души не меньше, чем от знания законов макроэкономики, зависит распределение бюджета страны или отрасли по статьям расходов. Вероятно, имело смысл построить лодку меньшей мощности, но при этом выделить деньги на создание или приобретение такой спасательной техники, какую продемонстрировали в Баренцевом море англичане и норвежцы.
- Вы думаете, мы обречены на эту "привычку души" навсегда, навечно?
- Это очень серьезная проблема. Так случилось, что последние месяцы мне пришлось подробно вникать в существующие экологические проблемы, экологические опасности. В этой области психологическая традиция, о которой идет речь, может привести к самым настоящим катастрофам. Если мы будем продолжать упорно надеяться в самых разных направлениях деятельности, что самое страшное нас минует, наша страна превратится в экологическую бомбу такой мощности, что от ее взрыва содрогнется весь мир. Об этом настойчиво предупреждали недавно ушедшие из жизни писатель Сергей Залыгин и академик Никита Моисеев. Их голоса не услышаны. А ведь они указали на первопричину нашего легкомыслия - отсутствие благоговения перед человеческой жизнью. Именно это неблагоговение, эта "привычка души" лежит в основе нашего невнимания к тотальным опасностям. "Жизнь - копейка" - вот наша главная народная поговорка, во многом выражающая настрой нашей психики. Но совсем не надо думать, что это относится только к начальству, для которого наша жизнь - копейка. Эта беда глубже - мы относимся так к собственной жизни, к собственному здоровью.
"Жизнь - копейка" - это родная пословица каждого из нас. Сегодня (по-хорошему) нужна государственная программа гуманистического просвещения, которая бы целенаправленно содействовала изменению наших внутренних установок. Нельзя ждать, пока сама жизнь внесет необходимые коррективы. "Сама жизнь" может опоздать. Я думаю, телевидение и Интернет для того и появились на свет, чтобы общество имело возможность ускорять свое саморазвитие. А мы эти мощнейшие средства воздействия подчиняем в основном нуждам рекламы и политических игрищ.
- В своей пьесе "Претендент", опубликованной в сборнике "Сценарии для России", вы создали образ ангажированной, попросту говоря, продажной тележурналистки. Значит ли это, что сфера телевидения занимает ваше воображение не только как телезрителя, но и как драматурга? Какими вы видите взаимоотношения телевидения и общества в обозримом будущем?
- Я телевидение не люблю, но уважаю. Я ему не позволяю слишком сильно воздействовать на мою психику. Не телевидение владеет мной, я владею им. Я начальник над нашими отношениями, а не оно. Тем не менее отдаю себе отчет в мощных возможностях телевидения манипулировать массовым сознанием. Не манипулировать массовым сознанием телевидение не может. Поэтому проблема в том, чтобы оно манипулировало не в опасную, а полезную для людей сторону.
Например, телевидение способно возмещать некоторые пробелы человеческой природы. Скажем, дыры в нашей исторической и нравственной памяти. Люди забывают очень важные вещи, серьезнейшие уроки жизни, истории. Свидетельство тому - русский фашизм. Его существование невероятно, но это факт. Телевидение может предотвращать такие явления. Телевидение может нести в обществе службу памяти, службу напоминания. Но это работа сложная, тут недостаточно время от времени делать те или иные антифашистские передачи. Должна быть разработана специальная система эффективного напоминания о злодеяниях фашизма, о его истории и истоках. Это касается и сталинщины, преступления и уроки которой многими забыты. Или, скажем, сегодня важно напоминать нынешнему сословию состоятельных людей, какие повадки и манеры русских богачей конца XIX - начала XX века подталкивали народ к Октябрьской революции. Все ведь повторяется. Или возьмите такое перспективное направление деятельности, как телевидение и экология. В мире уже существуют круглосуточные спортивные и развлекательные каналы, а международного круглосуточного экологического канала нет. Хотя проблемы экологии буквально вопиют.
Что же касается моего писательского интереса к телевидению - да, оно существует. На телевизионной сцене сегодня действуют весьма интересные персонажи, можно сказать, своего рода герои нашего времени. С некоторыми из них я давно знаком, вижу, как они меняются, как они манипулируют своими "внутренними резервами", давая то большую, то меньшую свободу разным чертам своей натуры, характера. Никакая другая сфера деятельности так не "изнашивает" людей, как телевидение...
- Как вы считаете, изменится ли наше телевидение после катастрофы на Останкинской башне?
- Сам по себе этот пожар, надеюсь, повлияет на работу технических служб телевидения. Что же касается творческих сил, тут нужен другой пожар, пожар другой башни. И этот пожар, я думаю, скоро произойдет...
Дело в том, что многие нынешние идеологи телевидения, основные комментаторы, ведущие телеканалов явно "выработали" свой интеллектуальный, а некоторые - и моральный ресурс. Если они сами это уже почувствовали, тогда, возможно, смена лидеров произойдет сравнительно спокойно, без сильного пожара, в ином же случае, а скорее всего, будет именно этот иной случай, мы станем свидетелями целой серии рекомбинаций, рокировок, перекупок, перекрасок и много чего другого в этом роде. Телевидение из транслятора слухов и сплетен превратится в их главный источник. Дело в том, что это еще сравнительно молодые люди, они в расцвете физических сил, полны амбиций, поэтому им трудно обнаружить и признать, что их время на исходе. Требования к лидерам такой мобильной сферы деятельности, как телевидение, в наши дни меняются быстрее, чем происходит естественная смена поколений. Зрители, воспитанные телевидением, в определенный момент перерастают рамки, определенные для них телевизионным проектом. Воспитанники начинают понимать больше, и самое главное - иначе, чем полагают воспитатели. По инерции они еще смотрят, слушают, но не верят и уже не поверят. Нужна новая, другая искренность, а другая искренность, как правило, возможна только у других людей.