- С Левитаном меня познакомила диктор Всесоюзного радио Мария Алексеевна Тиунова, которая была в эвакуации в моем родном городе Омске. Когда уже все вернулись в Москву, она в октябре 1944 года попросила ЮрБора (так Левитана называли за глаза коллеги) послушать меня - студентку, мечтающую о дикторской профессии. К тому времени Левитан уже был знаменитостью и в свои 30 лет являлся художественным руководителем группы дикторов. Я жутко волновалась. Юрий Борисович вручил мне газету "Правда" с подчеркнутыми красным карандашом местами из передовицы. Не успела для себя расставить паузы и ударения, как он попросил начинать. Я раз запнулась, два "споткнулась". Чувствую, что становлюсь пунцовая и уже готова провалиться сквозь землю. Левитан мое чтение остановил и после недолгих переговоров с другими сотрудниками говорит: "Товарищ Черных, а вы не хотите остаться у нас работать?". От удивления я просто села на кем-то подставленный стул. Так я стала диктором.
Юрий Борисович, конечно, перезнакомил меня со всей группой. Мы были первым поколением дикторов, которому, по сути, пришлось создавать не существовавшую дотоле профессию.
- Говорят, молодой Левитан - коренной владимирец - сильно "окал". Как он от этого избавился?
- Педагогом по технике речи у нас была Елизавета Александровна Юзвицкая, которая занималась еще и с актерами Малого театра. Под ее началом Левитан много и упорно трудился. В отношении учебы он был человеком обязательным. Каждое утро начиналось с тренажа. Сначала распевки. Музыкальный слух Левитана нельзя назвать идеальным. Потом были скороговорки и сложные сочетания букв, о которые можно было сломать язык. Затем принимались за читку трудных стихотворных текстов. Без прохождения через все это к микрофону подходить запрещалось.
Со временем к речи Левитана даже самые дотошные специалисты не могли придраться. Интересно, что, когда он навещал родных во Владимире и вроде бы мог расслабиться, на "оканье" все равно не позволял себе переходить, продолжая говорить правильно. Земляки не обижались, а любили и гордились им.
- В 1934 году 20-летний Левитан впервые прочел по радио доклад Сталина на XVII партсъезде. Это в пору, когда можно было за словесный ляп серьезно пострадать.
- Тот доклад был прочтен Левитаном, можно сказать, случайно. В студии были дикторы с баритоновыми и теноровыми голосами, но начальство решило испробовать голос, в котором бы звенел металл. Никто не предполагал, что это чтение будет иметь для Левитана такие серьезные последствия. Ведь до этого он работал диспетчером на эфирном пульте. Иногда дикторы просили его: "Юр, проведи за меня концертик". И молодой внештатник с радостью бежал к микрофону.
А тот доклад Сталин выслушал от начала до конца. Юра читал хорошо, ни разу не ошибся и, главное, взял нужную тональность. Сталин лично позвонил в радиокомитет, подробно расспросил о молодом дикторе и заявил, что отныне все его речи будет читать только Юрий Левитан. С тех пор так и пошло. В периоды, когда мы знали, что вот-вот должна появиться новая речь генсека, Юрий Борисович должен был круглосуточно отчитываться перед руководством, куда он идет, где будет находиться, чтобы его в любой момент могли разыскать.
- Неужели Левитан ни разу не ошибся, читая речи "отца народов"?
- Бог миловал. Юрий Борисович, кажется, даже ни разу не болел в эти ответственные периоды. Но он читал и многие другие тексты. Мы с ним часто дежурили вместе, днем и ночью вели передачи. Что-то приходилось повторять по нескольку раз. Например, на Сибирь и Дальний Восток, где с Москвой большая разница во времени. Тогда дикторы все читали только "живьем". Возможность пускать передачи в записи появилась только после войны, когда завезли хорошую аппаратуру из Европы.
- А я слышал о двух смешных ошибках, которые приписывают Левитану: "непрочное (вместо "непорочное") зачатие Святой Девы Марии" и "прекрасный цветок Монголии (вместо "магнолии")".
- Эти ошибки он допустил в 19 лет. Ну сколько можно их цитировать? Вот у диктора Герцыга была ошибка куда смешнее. Вместо "барашек жалобно блеял", он выдал в эфир "барашек жалобно блевал". Ошибки случались от неосведомленности или самоуверенности диктора. "Арагонскую хоту" Михаила Глинки объявляли и как "Арагонская охота", и как "Арагонская хата". А что творилось с сельскохозяйственной тематикой! Например, слово "соломо-копнитель" прочли, как "Соломон-копнитель". Смех и грех!
Но ошибки проскакивали в эфир редко. У нас была жесткая цензура. Работал отдел контроля, где специальные служащие сидели день и ночь в наушниках и с дубликатами сценариев в руках, фиксируя каждую помарку. На моей памяти уволили троих, в общем неплохих дикторов "за небрежность".
- Левитан вам не рассказывал, что он испытывал, когда читал в микрофон: "ВНИМАНИЕ! Говорит Москва! Граждане и гражданки Советского Союза! Передаем заявление советского правительства. Сегодня в четыре часа утра без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны германские войска напали на нашу страну..."?
- Испытывал он те же чувства, что и все остальные люди. Однако этот, теперь уже хрестоматийный текст впервые прочел в эфире Вячеслав Михайлович Молотов. А Левитан его потом уже повторял через какое-то время. Но в своих мемуарах и Жуков, и Рокоссовский, и другие маршалы потом почему-то написали, что о начале войны объявил Юрий Левитан. Я ему говорила: "Как же так, Юрий Борисович, вы же лучше других знаете, что не объявляли войну". А он мне: "Знаю. Но что же мне теперь давать публичное опровержение?" Так это первенство за Левитаном и осталось.
- А вы могли что-либо менять в сводках Совинформбюро?
- Ни единой буквы! Это был обязательный первый материал в выпуске новостей. Его читали по очереди дежурившие мужчины-дикторы. А вот военные приказы имел право читать только Левитан. Всякие случаи бывали. Например, когда освободили Орел и Белгород - города Первого салюта, мы не знали, как правильно сделать ударение в новых по тем временам словах "салютовать" и "салютуют". Левитану уже пора идти к микрофону, а мы все гадаем. Наконец, решили, что в первом случае ударение будет на четвертом слоге, а во втором - на третьем. Так эти варианты и вошли в словари.
- Слышал, что Геббельс обещал четверть миллиона марок тому, кто выкрадет Левитана из Москвы. Якобы фашистский министр пропаганды хотел, чтобы мир узнал о падении Советского Союза именно из уст Левитана.
- Насчет Геббельса, по-моему, это легенда. У немцев были свои радиоведущие. Во всяком случае во время войны Левитана никак специально не охраняли. Он всюду ходил пешком. Зимой носил добротные подшитые валенки. А летом, бывало, - в тапочках и майке. Благо, жил недалеко от студии. После эвакуации все здорово пообносились, с одеждой было тяжело. Правда, Левитана не знали в лицо. Точно не скажу, был ли запрет на публикацию его фотографий в печати, но они действительно не появлялись ни в газетах, ни в журналах, хотя о нем много писали. Узнаваемым он стал, кажется, только с 50-х.
- Популярность ему мешала?
- Не особенно. Помню, однажды после ночного дежурства он меня подвозил домой. У него тогда "Победа" была. За разговором Юра стал есть яблоко. Вдруг слышим милицейский свисток. Левитан остановил машину и спокойно пошел разбираться. Он всегда был спокойным, невозмутимым. Милиционер посмотрел в документы и опешил: "А вы, случаем, не сын того Левитана, который по радио говорит?" "Нет, не сын. Я тот самый Левитан и есть". "Не может быть! Я того Левитана слушал, когда еще маленьким был". "А я, молодой человек, начал читать, когда вас еще на свете не было". В общем, милиционер Юрию Борисовичу поверил, но все равно оштрафовал на один рубль - "за прием пищи во время вождения".
В другой раз мы поехали на стадион "Динамо" вести спортивный репортаж. Только припарковались - опять свисток. К нам идет сердитый патрульный. Вдруг милиционер присмотрелся, и лицо расплылось в улыбке: "Товарищ Ботвинник, вы машину поставили не на то место. Здесь не положено. Пожалуйста, переставьте". Ну Ботвинник так Ботвинник. Левитан не стал разуверять стража порядка.
- О личной жизни Левитана мало известно...
- Никогда не слышала, чтобы Левитан рассказывал о своем детстве. Его личная жизнь сложилась не очень удачно. После войны жена ушла к какому-то генералу и уехала в Группу советских войск в Германию. Левитан остался холостым, но с маленькой дочерью Наташей и тещей. Они жили в двухкомнатной квартире по улице Горького - наискосок от Моссовета. Когда Наташа выросла и вышла замуж, она родила ему внука Боречку, которого Юрий Борисович просто обожал. Вскоре им дали четырехкомнатную квартиру недалеко от метро "Маяковская". Потом Левитан построил себе по соседству двухкомнатный кооператив, но продолжал ходить к Наташе обедать. А если не успевал, то ел в нашей столовой. Сам себе он никогда не готовил. В отношении еды Левитан был непривередливым.
Вообще Левитан был радушным человеком, со всеми знакомыми здоровался первым, сразу протягивая руку. На свои торжества всегда приглашал много народу. Отмечали то орден, то медаль, то звание заслуженного артиста, то народного, то юбилей... Юрий Борисович любил устраивать многолюдные застолья. Это не было тщеславием, просто ему хотелось, чтобы в радостный день вокруг было шумно и весело. Кстати, среди приглашенных обязательно были и охранники с вахты нашего Радиокомитета. Они потом очень гордились, что их угощал сам Левитан.