СЮЖЕТЫ
В двух словах сказать, "про что" его кино, невозможно. Определенной "соломинской" темы, которую бы он постоянно разрабатывал, нет. Снимает буквально "про все". Про полет на Марс, например. Точнее, про экологическую катастрофу в Кулунде, где дно высохшего озера напоминает безжизненные марсианские пейзажи, а герою фильма, старику аборигену, постоянно мерещится, что его крадут инопланетяне и доставляют на Марс...
Повороты сюжетов у Соломина вообще бывают самые неожиданные.
- Снимаем мы фильм "Артельное дело", - рассказывает оператор Геннадий Седов. - Колхоз Мичурина, Чистоозерка. Стригут овец, стригут, стригут... Что он делает? Нанимает духовой оркестр и приводит его в кошару. Оркестр играет вальсы -"Маньчжурские сопки", "Амурские волны"... На первый взгляд полный бред. Сочиняет какую-то совершенно идиотскую ситуацию, помещает туда своих героев, придумывает какие-то ходы, но в конечном итоге получается правда.
Естественно, то, что делает Соломин, под определение "документальное кино" не попадает. Назвать это "неигровым кино" тоже можно с большой натяжкой.
- А если человек сам себя играет? - говорит режиссер. - Это что - документальное кино или недокументальное? Киноведы сами запутались. Самое смешное определение - "художественно-документальный фильм". Искусство все должно быть художественным.
ГЕРОИ
Режиссер Соломин работает над четвертым фильмом своего семисерийного "байкальского сериала". На Байкале живет больше, чем дома. Это история о семье метеоролога, обитающей на таежной метеостанции, затерявшейся на одном из байкальских островов. Там и "прописался" в последнее время Соломин.
В картине фоном должны быть байкальские пейзажи и все четыре времени года. Режиссер едет на Байкал осенью - снимать штормы, зимой - когда озеро уходит под лед, потом весной - когда оно освобождается ото льда.
- Такая вот длинная картина, - резюмирует он. А "длинная" картина будет длиться всего 26 (!) минут.
Так он и снимает свое кино - месяцами живет с будущими героями, съедает с ними свой пуд соли, дрейфует с баржей на Байкале, зимует на ней с командой, когда баржа вмерзает в лед. Столь близкие взаимоотношения с "натурой" ко многому обязывают. Когда живешь в одном зимовье, делишь одно застолье, становишься другом, уже нельзя это доверие обмануть.
Он любит снимать картины "с продолжением". Сняв героя однажды, вновь возвращается к нему через несколько лет. Так было, например, с его фильмом "Брызги шампанского". Героя, мальчишку, бежавшего из колонии, Соломин встретил в своем подъезде. Оказалось, денег у пацана нет, идти некуда... Привел домой, накормил. Поговорили под камеру. Парнишка его заинтересовал. Договорились, что отвезет его к маме в Красноярск, по дороге поснимает... Сняли дорогу, встречу с матерью, возвращение в колонию. Потом режиссер к материалу остыл, положил фильм на полку и вернулся к нему только через семь лет. Своего героя нашел через МВД. К тому времени тот уже успел сбежать из армии, работал под Красноярском в закрытом городе. Соломин соединил два отснятых материала, и получилась своеобразная притча на тему "страна-зона".
КАК ВОЗНИКАЮТ ЗАМЫСЛЫ
- Первоначальный импульс может быть самый неожиданный, - открывает "дверь в творческую кухню" Соломин. - Например, я просто пришел за хлебом в деревенскую пекарню (фильм "Чей хлеб вкуснее"), на дворе лето, я лег в траву, слышу, бабы поют в пекарне. Это будто "постучалось" в меня, так захотелось сделать картину о пекарне. Иногда услышишь мелодию... Я ее не возьму в картину, но настроение, которое к тебе пришло, хочется сохранить в фильме.
Искусствоведы, пожалуй, назвали бы его интуитивистом. Оператор Борис Травкин ставит ему свой "диагноз":
- Есть такие конструкторы киношные, которые придумывают кино, все до конца точно рассчитывают, все раскадровки нарисуют с оператором, все обсудят. А Соломин совсем другой. У него появляется эмоциональная идея, которой он зажигается... И все. Глаза горят. Он начинает этой идеей жить. Апробирует ее на мне, еще на ком-нибудь. От первоначального сценарного замысла может ничего не остаться, кроме названия. В итоге приезжаем на съемку, начинаем снимать совершенно другую картину. Но все, что происходило, - не бесполезно.
ДРУЗЬЯ-КИНОШНИКИ
Кинематографисты - народ интересный, раскованный и панибратский, до шестидесяти остаются друг для друга Ванями, Петями, Колями... В своем кругу солидный человек Валерий Юрьевич Соломин - просто "Валерка" и "Солома". Операторы при всем пиетете перед мэтром честно признаются, что с Соломой работать трудно. Сам работает по 24 часа в сутки и от членов группы требует такой же самоотдачи. Кино - не только его образ жизни. Но, худо-бедно, какая-то личная жизнь у каждого есть. Так вот, у Соломина личной жизни - минимум. Все время он делает кино, думает о кино, готовится к кино.
Операторы часто предпочитают, чтобы их зарядили идеей и отпустили на волю. С Соломиным так не получается.
- Мне нужен союзник, с которым мы работаем вместе от начала до конца картины, - говорит режиссер. - Нельзя все описать заранее, назавтра все изменится. Завтра взойдет другое солнце, по-другому человек будет одет, другое выражение лица будет. Сейчас не снял - потом не снимешь. В документальном кинематографе "завтра" не бывает. Мельчайшая подробность исчезнет, и все рухнет. И человек с похмелья, и взгляд волчий, и солнце не то, и лошади не кормлены... Все не то. И нет того ощущения, которое ты испытал в первый раз.
Сложность работы заключается еще и в том, что Соломин, как говорится, сам все знает.
- Его на кривой козе не объедешь ни на одном этапе производства фильма. Он знает все про свет, про кинокамеру, про пленку, про ее обработку, - говорит оператор Борис Травкин.
Дело в том, что в кино он пришел не с режиссерского факультета ВГИКа, а, как говорится, поднимаясь с низов - от осветителя сцены, куда устроился "по блату" 35 лет назад. Потом стал ассистентом оператора, затем сам взял в руки камеру...
Российский документальный кинематограф Валерий Соломин считает лучшим в мире. По его словам, была наработана мощная культура документального кино, которая сейчас потеряна, но какие-то остатки еще существуют. Себя он относит к оптимистам - и шутит: "Как бутылка, которая не наполовину уже пустая, а наполовину еще полная..."
- Я снимаю кино ради собственного удовольствия, - признается он. - Это даже не удовольствие, а потребность. Иначе я не могу жить.