Подойдя поближе, Евгений спросил у первой попавшейся женщины:
- Кого хоронить-то собираются?
- Женьку, - ответила та, не глянув в его сторону.
- Какого Женьку?
- Ой, да этого, забубенного... Трушкова!
- Не понял, - сказал Евгений. Однако, подойдя к кресту прочел на металлической пластине свою фамилию, а под ней две даты: день и год своего рождения и, соответственно, день и год своей же кончины.
Сомнений не оставалось: хоронить собирались его, Евгения Трушкова. Тихо, но внятно матерясь, он направился к своему подъезду.
"Не понял" - излюбленное выражение Трушкова, неоднократно судимого, работавшего от случая к случаю, но не бомжа, поскольку жил-был он в родительском доме, при отце, Михаиле Гавриловиче, и матери, Марии Васильевне. Внешностью его Бог не обидел: парень с виду хоть куда. Особенно здорово смотрелся он, когда, получив долгожданный "дембель", покинул ряды славных армейских стройбатовцев и вернулся на родину. Мать с отцом не могли наглядеться на сына. А сколько статных и красивых девушек вздыхало безответно, провожая глазами бравого армейца! Гулял он, наслаждаясь прелестями жизни "на гражданке", довольно долго: то ли год, то ли два, а, может, и все три: он уже и сам не помнит, сколько. Родители - обыкновенные провинциальные жители, но с достатком, позволявшим им свое любимое чадо хорошо одевать и кормить. На производстве Евгений нигде долго не задерживался, везде ему было скучно, и он уходил в "свободное плаванье".
А время на дворе стояло такое, когда заря перестройки и рыночной свободы еле-еле брезжила из-за горизонта, и милиция по инерции продолжала интересоваться гражданами, уклоняющимися от "общественно полезного труда", проще говоря, тунеядцами. Не единожды наносили стражи порядка визиты и к Трушковым, бестактно интересуясь у Евгения: до каких, мол, пор он намеревается сидеть на шее престарелых родителей. Евгений же заявлял любопытным ментам, что живет в свободной советской стране, и потому он сам - хозяин своей судьбы.
Мелькали месяцы и годы, метели сменялись весенними теплыми дождями: все вокруг текло и менялось, лишь Евгений оставался самим собой. Он то женился, то разводился, то возникал перед глазами отца с матерью, то исчезал, причем надолго, обретаясь на каких-то "хазах". Стал он и приворовывать, все больше по мелочам, но "подзалетал" всякий раз всерьез. За первой "ходкой" в "места не столь отдаленные" последовала вторая, потом и третья: рецидив. К сорока годам репутация у него сложилась такая: если в округе фиксировалась какая-нибудь кража, то милиционеры сразу же вспоминали про Женькину персону и трясли его как грушу, требуя предъявить "железное алиби".
Вот примерно с таким "богажом" и пришел Евгений к дню своих "похорон". В квартире пахло ладаном. Возле портрета "покойника", запечатленного в солдатской форме, горели свечи. Отец еще держался, но от матери, убитой горем, не отходил врач, делал ей успокаивающие уколы. Родственники, ожидавшие прибытия грузовика с телом, поминутно выскакивали на балкон, посмотреть, не подъехала ли скорбная машина? И тут в комнату вбежала, беспрестанно крестясь и охая, соседка:
- Женька пришел! - закричала она с порога.
- Привезли, что ль? - выдавил из себя Михаил Гаврилович.
- Нет, сам пришел...
Буквально через минуту в дверях появился сам Евгений, живой и здоровый. Что тут было с отцом и матерью! Они и верили своим глазам и не верили: гладили его, ощупывали, целовали, с трудом веря, что их бесшабашный сынок живой, и это не сон.
Но кто же все-таки и почему умудрился Евгения Трушкова вычеркнуть из списка живых и зачислить в мартиролог мертвых? В какой-то мере во всем виноват он сам: по случаю очередного, говоря по-шукшински, "забега в ширину", опять исчез из поля зрения родителей. День нет, другой, третий. Всполошившаяся мать обратилась в милицию: сын-де пропал. Обещали поискать. Через день звонят: "В морге находится труп, похожий на вашего Женьку. Приезжайте опознавать..."
В "околоток" поехал Михаил Гаврилович: боясь раскиснуть и залиться старческими слезами, немного выпил перед дорогой. Но в морге все рано расплакался, глядя на мертвого парня, а поскольку слезы застили ему глаза, то толком, как потом объяснял, и лица не разглядел. Покойник к тому же целую неделю пролежал в кустах. А милиционеры, которым порядком поднадоел "глухарь", торопили: ваш сын или нет? "По одежде вроде наш...". - "Тогда заказывайте гроб".
И Трушковы начали готовиться к похоронам сына, дороже которого, несмотря на его беспутство, у них ничего не было. Обрядить его решили в новый костюм, который старик отец справил себе "про смерть". В столовой местного горно-обогатительного комбината заплатили за поминальный обед с расчетом на 30 родственников и друзей усопшего. Из многочисленных Женькиных корешей, томившихся в ожидании дармовой выпивки, родителям "усопшего" помог лишь его друг детства Пашка Руденко, парень на все руки. Он и металлическое надгробье сварил, и позаботился обо всей другой скорбной атрибутике.
Хорошо, что машина, везшая к Трушковым гроб с покойным, где-то застряла в дорожной колдобине. Пока она буксовала, подскочил на мотоцикле Пашка, настоящий друг, сказал шоферу, чтобы тот заворачивал обратно: "В гробу лежит кто-то другой, а Женька - живой, Женек вернулся..."
После того как радости по случаю "воскресения" сына из мертвых улеглись, Трушковы не знали, что делать с поминальным обедом. Решение принял сам Евгений: "Не отменять. Пусть это будут поминки по мне - прежнему!"
Пережив шок, он, по его же словам, "многое понял" из того, что раньше отказывался понимать. Например, что друзья и собутыльники - "это две большие разницы". Понял, что, дожив до сорока лет, ничего не сделал хорошего ни самому себе, ни людям. "А еще я подумал, - заявил Евгений по ходу "торжественно-траурного заседания" в комбинатовской столовой, - что лучшие мои годы были все же в армейском стройбате, где вкалывал на всю катушку, но зато спать ложился со спокойной душой и с чувством исполненного долга..."
Случай с Евгением Трушковым, когда живого и вполне здорового парня родные и близкие провожали в "последний путь" и когда сам "покойник" сидел в центре поминального стола, чем-то смахивает на западный фильм, где цепь жутковатых событий, как правило, заканчивается "хэппи-эндом". Но наша российская действительность покруче любого ужастика, в ней благополучные финалы происходят крайне редко. Евгений был совершенно искренен и даже тверд в желании выправить завихренную линию своей судьбы: после "поминок", пытаясь устроиться на работу, обошел почти все предприятия и фирмы Павловска, и всюду - от ворот поворот. "Да кому он нужен, этот Женька! - сказала мне заместитель начальника Павловского РОВД Елена Артюшенко, когда я спросил, чем занимается в данный момент Евгений Трушков. - Нынче перед человеком с одной ходкой за колючую проволоку и то все двери закрываются, а у Трушкова их целых три..."
Так что же, у него не осталось выбора, кроме как катиться и дальше вниз, что он сейчас и делает?