ЗУРАБ СОТКИЛАВА: МЫ СЛЕГКА ЗАДЕРЖАЛИСЬ НА СЦЕНЕ

Один из лучших лирико-драматических теноров России Зураб Соткилава - человек редкостного обаяния и жизнелюбия. В молодости, до того как связать судьбу с вокалом, успел окончить политехнический институт и даже немного поиграть вполне серьезно в футбол. А когда сформировался как певец, ему аплодировала публика "Ла Скала", "Гранд-опера", Вены и других столиц. Имеет множество наград и премий.

- Зураб Лаврентьевич, слышал, что в юности у вас не складывались отношения с музыкой...
- Это правда. С детства я увлекался спортом и был буквально поглощен футболом. Но однажды нам подарили скрипку, и на семейном совете было решено, что я буду заниматься музыкой. Нашли педагога, который в течение месяца пытался меня учить. Потом в доме появилось фортепьяно. Но начинать карьеру пианиста в 12 лет было уже поздно. Тогда меня попытались определить в музыкальную школу по классу виолончели. Но я заявил родителям, что "таскать этот гроб не буду". Понимал, что у нас в семье все делалось для того, чтобы отвлечь меня от футбола, который считали хулиганской игрой. Несмотря на мое сопротивление, меня все-таки прослушали и приняли в класс пения. Однако с музыкальных занятий я сбегал на стадион. Спустя полгода мать узнала об этом и в наказание изрубила топором мои любимые бутсы. Это была целая трагедия...
- Кем же вы хотели быть?
- Я готовил себя к профессии горного инженера. Но два обстоятельства круто изменили мою судьбу. Первое - у меня открылся красивый сильный голос, привлекавший внимание. Вторым стали гастроли в Большом театре итальянского тенора Марио дель Монако. Выступление выдающегося певца в опере "Кармен" Жоржа Бизе, которое я услышал в трансляции по радио, потрясло меня. Я последовал совету профессора Николая Бокучавы и занялся пением. Может, это и не случайное стечение обстоятельств. Грузинский народ очень музыкален. У нас поют все - от мала до велика.
- В чем секрет вашего "вокального долголетия"?
- Думаю, все дело в уникальной технике пения, которую мне передали мои учителя. Мой педагог по Тбилисской консерватории Давид Андгуладзе как-то сказал: "Зура, ты раньше умрешь сам, а голос твой еще будет звучать..." Бог дает человеку голос на время. Если певец до 35 лет не овладел подходящей ему техникой, голос уходит. У меня так называемый крепкий тенор, по-итальянски tenore spinto. Чем больше металла в голосе, тем он драматичнее. Но я редко пользуюсь этим напряженным звучанием. Когда ты спел в спектакле первую высокую ноту, то должен понимать, что за три часа этих нот наберется очень много, и всякую надо взять так же свежо и красиво. В этом оперный певец подобен расчетливому бухгалтеру.
- Годы не прерывают вашу певческую карьеру?
- Как певец я их не чувствую. Но здоровье иногда подводит. Для меня самое большое испытание, когда на выступлении чувствую недомогание. Не потому что тяжело. Просто не хочу разочаровать своего зрителя. Ведь оперные певцы не поют под фонограмму. Вот недавно я выступал на эстрадном концерте в зале "Россия". Когда распевался перед выходом на сцену, многие артисты надо мной снисходительно посмеивались. Дескать, зачем надрываться и выступать вживую, если современная техника позволяет экономить силы. А я смеюсь, потому что в мои 68 мне фонограмма не нужна.
- А что вы думаете о современных постановках отечественных опер?
- Классическая опера требует к себе бережного отношения. Но постановщики-экспериментаторы как будто сговорились убить жанр как таковой. Я, например, не принял недавнюю постановку "Хованщины" в Большом театре и сомневаюсь в удаче будущей - "Бориса Годунова". У русского театра не так много оперных шедевров, чтобы ими разбрасываться. Всего пять-шесть. Мусоргский просил, чтобы его фамилию произносили с ударением на о. Она пошла не от слова "мусор", а от греческого "мусорг" - творец, создатель. Но и по сей день большинство коверкает его фамилию, а в театрах издеваются над его операми. У этого композитора музыка со словами в идеальной гармонии. Когда я слушаю Мусоргского, то, как в сказке, чувствую: здесь русский дух, здесь Русью пахнет. А новая постановка "Хованщины" этого, увы, не передает. Когда наши новомодные режиссеры поставят что-то не хуже Бориса Покровского, то я буду готов назвать их гениями. Пока этого не происходит.
- Вам сейчас молодые вокалисты "на пятки не наступают"?
- Нет. Меня пока никто не подгоняет и даже не догоняет. В нашей компании друзей я всегда был моложе всех, но потом как-то вдруг ощутил возраст... Не согласен с песней, что "мои года - мое богатство". Мой жизненный опыт - да, это мое богатство. Я знаю свое время, поэтому уйду со сцены в нужный момент, уступив дорогу молодым.
- Так есть ли кому уступать?
- В истории оперного исполнительского искусства наблюдается определенная цикличность - каждые 20-25 лет появляется новое поколение талантливых, выдающихся певцов. В ХХ веке было так. Первое поколение: Шаляпин, Смирнов, Сибиряков. Второе - Собинов, Лемешев, Козловский. Третье - Образцова, Атлантов, Нестеренко, Мазурок, Архипова, Касрашвили, Калинина... Ну, и я тоже кое-чего стою. Но мое поколение немного задержалось на сцене. Нас пока некому сменить. Появляются интересные голоса, но они еще как следует не обработаны. Сегодняшним молодым певцам не хватает культуры пения. Поэтому с настоящими звездами туговато.
- А как же Николай Басков, который, кажется, сейчас так популярен?
- Да, действительно Коля очень талантливый человек и просто хороший парень. Пять лет назад он спел Ленского как вокалист и сыграл как актер гораздо лучше, чем во всех последующих "своих" представлениях оперы "Евгений Онегин". В нем был какой-то неподдельный трепет, чувственность и свежесть восприятия. Очевидно, в том, что это ушло, виновата эстрада, где поют в микрофон. Это совсем иная подача звука, к которой быстро привыкаешь, и потом очень трудно перестраиваться на пение в акустическом зале. А вообще, чтобы хорошо петь, нужно очень много работать над своим голосом. Если Бог даст Коле талантливого педагога, с которым он будет заниматься постоянно, то думаю, у него может все получиться и с оперной карьерой.