Алексей Серебряков сегодня — один из самых востребованных актеров в кино: только в этом году на экраны вышло около десятка картин с его участием. Причем почти все эти работы заметные, обсуждаемые. В марте в прокате появилась экранизация пьесы Чехова «Ивановъ», ролью в которой актер гордится особенно. А в апреле на экранах появилась долгожданная «ПираМММида», снятая по мемуарам Мавроди. Буквально недавно вышла в прокат «Жила-была одна баба», а на телеэкранах прошел блестящий приключенческий мини-сериал «Охотники за бриллиантами».
«Благотворительность — потребность внутренняя»
— Алексей, несколько лет назад в одном из интервью вы сказали, что общая черта современных молодых режиссеров — отсутствие энергии. Со временем ваше мнение изменилось?
— Нет, особой энергии в нынешних картинах я по-прежнему не ощущаю. К сожалению, лично я не вижу таких фильмов, чтобы сносили голову, брали за душу. Не вижу я кино того уровня, на каком его делало предыдущее поколение кинематографистов. С чем связана такая ситуация, однозначно сказать сложно. Думаю, это следствие глобальных перемен в жизни страны. Адекватный творческий ряд, адекватное творческое видение сегодняшнего дня еще не созрело. Видимо, должно пройти какое-то время.
— А может быть, дело в другом? Вот Карен Шахназаров, например, считает, что сегодня весь мир переживает острый дефицит ярких творческих идей, причем во всех сферах искусства.
— Я абсолютно с ним согласен! Этого дефицита стоило ожидать. Дело в том, что искусство практически во всех его проявлениях потихоньку приобрело массово-потребительский характер. Естественно, в этой ситуации трудно найти идеи, которые могли бы серьезно взволновать умы. Возникла массовая необходимость развлечений. В итоге театр, например, перестал быть храмом, а превратился в фабрику по производству товаров народного потребления. То же произошло и с кинематографом. Если раньше хотя бы существовала иллюзия того, что кино является искусством, причем важнейшим, то сейчас и она утрачивается.
— Несмотря на то что вы скептически относитесь к молодым режиссерам, сотрудничаете с ними, насколько мне известно, довольно активно. Слышал, даже иногда бесплатно снимаетесь в дипломных работах выпускников. С чем это связано?
— Я называю это инвестициями в завтрашний день: так я знакомлюсь с людьми, которые будут работать в киноиндустрии в ближайшие 15–20 лет. Очень рассчитываю, что, когда буду уже не так востребован, как сейчас, и мне нужно будет подзаработать, смогу по-звонить тому или иному режиссеру и сказать: «А помнишь, я у тебя снимался? Может, у тебя есть хотя бы небольшая роль для меня?»
— Насколько мне известно, вы достаточно много внимания уделяете благотворительности, однако, в отличие, скажем, от Чулпан Хаматовой, практически не говорите на эту тему.
— Ну, во-первых, я вообще мало говорю, не болтлив я. А во-вторых, не очень понимаю, к чему обсуждать эту тему.
— Вы же публичный человек и ваш пример мог бы подтолкнуть к благотворительности кого-то еще.
— Я так не думаю. Если у человека есть желание помогать, он будет это делать, а если нет, то никакие примеры в моем или чьем-то другом лице его к этому не подтолкнут. Благотворительность должна быть внутренней потребностью.
— А почему в России культура благотворительности, меценатства оказалась утраченной?
— Думаю, это преувеличение. Лично я знаю большое количество людей, в том числе весьма состоятельных, которые уделяют благотворительности огромное внимание. Проблема у нас в другом. Большая часть благотворительности, существующей в нашей стране, вообще не должна являться благотворительностью. Если речь идет об операции ребенку, то финансовые затраты должны нести не бизнесмены, какими бы богатыми они ни были, не другие частные инвесторы, а государство. Меценаты, благотворители могут здание концертное построить, спектакль проспонсировать, но если речь о здоровье, о положении детских домов, больниц, этим должно заниматься государство. У нас произошло какое-то искажение имперских замашек: вместо того чтобы думать о людях, мы думаем о своих границах, о своем величии, тратим 40 миллиардов на сохранение флота, который по большому счету никому не нужен, говорим о том, как замечательно страна поднялась с колен, хотя это далеко не так. У нас ведь колоссальная разница между тем, что показывают на центральных каналах, и тем, что происходит на самом деле. Боюсь, рано или поздно это приведет к необратимым последствиям: рост социальной напряженности, взрыв народного недовольства и, как следствие, полный распад страны. И то, что сейчас все относительно тихо и спокойно, еще ни о чем не говорит: русские, как известно, долго запрягают, да быстро едут.
— Хотел бы поговорить о ваших недавних работах. Принято считать, что чеховский интеллигент, к коим относится ваш герой в картине «Ивановъ», — это интеллектуал, который стремится не столько к политическому, сколько к нравственному переустройству мира. А сегодня интеллигенты такого типа существуют? Есть личности, похожие на вашего персонажа?
— Без сомнения, они есть. Просто сегодня основным их жизненным пространством стал интернет. Там эти умные молодые люди общаются друг с другом, обсуждают сложную литературу, пытаются осмыслить то, что происходит со всеми нами, со страной. Этих людей вы вряд ли застанете в кинотеатре за просмотром очередной поп-жвачки с попкорном в руках — рынок на них не рассчитан. Но несмотря на то, что прослойка молодой интеллигенции существует, ее роль в начале ХХI века столь же незначительна, как и в конце ХIХ — начале ХХ века. Условно говоря, сто лет назад интеллигенция сидела не в интернете, а в салонах, где читали друг другу стихи, бесконечно обсуждали политическую ситуацию, но их обсуждения по большому счету ни к чему не привели: Февральскую и Октябрьскую революции они благополучно профукали. Нельзя сказать, что к власти тогда пришли сугубо интеллигентные, глубокие люди. Но с другой стороны, этого и не стоило ожидать. Ведь что такое интеллигенция? На мой взгляд, наиболее точно это понятие расшифровал в одном из своих романов Дмитрий Быков. Он написал: «Интеллигентность — это умение видеть чужое неудобство». По-моему, очень точно. К сожалению, интеллигенция во все времена обречена только на то, чтобы переживать — за страну, за окружающий мир, за конкретных людей, — но не предлагать пути решения проблем. Умение видеть, формулировать, увы, не предполагает умения пробиваться локтями, владеть кулаками. Творческая интеллигенция транслирует свое ощущение от чужого неудобства через искусство, в первую очередь через литературу, кино. А тут уж, как говорится, нам не дано предугадать, как слово наше отзовется. Вряд ли Горький предполагал, что его роман «Мать» Ленин назовет очень современной и актуальной книгой. И вряд ли Бомарше мог подумать, что его «Фигаро» станет в конце концов одним из главных художественных образов французской революции.
— К слову, об образах: какое современное явление, предмет или конкретный персонаж могли бы наиболее точно охарактеризовать наше время?
— Программа Андрея Малахова «Пусть говорят». Эта передача наиболее ярко демонстрирует нам, что, оказывается, выставление на продажу чужой боли, слез, беды, копание в грязном белье на виду у всей страны без всякого на то морального права сегодня называется простым словом «формат». А точнее, формат, который приносит хорошие деньги. Степень цинизма просто в голове не укладывается.
— Но, извините, зритель это смотрит, программа-то востребована!
— А что вы хотите?! Конечно, это будет востребовано! Туалетная бумага, например, всегда будет пользоваться большим спросом, чем рукописи Достоевского! И бестолковые реалити-шоу, в которых участники бесконечно выясняют отношения и спят со всеми подряд, априори будут иметь более высокий рейтинг, чем фильм Тарковского. Так было и, к сожалению, будет всегда. Я же хочу сказать о том, что степень пошлости и цинизма сегодня достигла абсолютного максимума. Наблюдая за тем, как деградируют понятия человеческой морали и нравственности, становится не то что неловко — страшно делается. Казалось бы, вот уже 20 лет мы живем в новой России. А что изменилось-то по большому счету? Как жили мы в стране, где балом правит чиновник, так и продолжаем в ней жить. Причем стало еще хуже. Если при коммунизме чиновников худо-бедно сдерживала идеология, вынуждая хотя бы создавать видимость порядочного человека, то сегодня они плюют на все. Ощущение власти, уверенность в безнаказанности и желание бесконечно обогащаться за счет народа — все это привело к тому, что прослойка партфункционеров стала еще шире, в условиях тотальной коррупции абсолютно неконтролируемой, бесконечно преступной и чудовищно циничной по отношению к простым людям. В нынешних условиях человеческая жизнь, понятие «уважение к личности» не стоят ни-че-го.
«Вся мировая экономика — финансовая пирамида»
— Но ведь так не может длиться вечно. Наверняка есть разумные решения, наверняка можно использовать опыт других стран, которые прошли подобные периоды.
— Насчет разумных решений — не знаю, а насчет чужого опыта, то тут не надо далеко ходить. По-смотрите, что на Востоке творится. Или вспомните недавние события на Манежной площади. Да, толпу тогда разогнали, но проблема-то никуда не исчезла. Где вспыхнет завтра и с какой силой, никто не знает. По сути, сегодня в стране идет гражданская война — тихая, ползучая, порой под маской обычной уголовщины, но это война. Историям о том, как десять человек славянской внешности избили кавказца или десять кавказцев избили одного русского, нет числа. От тотальной катастрофы страну спасает то, что в этой тихой войне нет пока своего яркого харизматичного лидера. А представьте, что будет, если такой негласный лидер вдруг появится и призовет: «Мочи всех богатых!» Мы это уже проходили, но, как известно, история нас ничему не учит.
— Далеко не каждому актеру выпадает возможность сыграть в кино своего современника. Вы сыграли Сергея Мавроди — создателя самой скандальной финансовой пирамиды. Что думаете об этом персонаже и о том, почему вообще стало возможным появление целой системы пирамид в нашей стране?
— Я не отношу Мавроди к категории главных негодяев XX века. Просто он оказался одним из немногих, кого было решено подвергнуть публичной порке. Мавроди был несколько ярче других, успешнее в своих махинациях, естественно, это не могло никому понравиться — ни власти, ни силовым ведомствам. Вот его и цапнули. Но система финансовых пирамид родилась ведь тоже не без участия государства. Вот что такое ГКО, то есть заем денег у государства? Это чистой воды пирамида! А что такое современная банковская система с ее процентными ставками, ипотеками, кредитами? Да все — одна большая пирамида! Я говорю не только о нашей стране, по своей системе вся мировая экономика — это пирамидальная конструкция, которая едва-едва держится на ничем не обеспеченном долларе. Никто пока не может найти другого пути, поэтому все между собой договорились: давайте, мол, доллары считать за основу и делать вид, что они что-то стоят. Другого выхода нет: если назвать вещи своими именами и начать играть по-честному, исходя из суровых реалий, рухнет все, наступит полный коллапс. Экономика потребления давно зашла в тупик. И несмотря на кризис, мы вновь возвращаемся к расточительной экономике.
— Я одного не понимаю: почему, когда недавно Мавроди объявил о создании новой финансовой пирамиды, немало людей его поддержало и выразило свое согласие в ней поучаствовать? Ну сколько можно на одни и те же грабли наступать?
— К сожалению, число малообразованных людей, желающих ежемесячно получать стопроцентную прибыль, ничего при этом не делая, у нас слишком велико. И Мавроди это отлично знает. Люди сами хотят быть обманутыми. Они не хотят учиться, вникать в законы экономики, пытаться понять, откуда возьмется прибыль. Люди тупо хотят денег на халяву. Это одна из бед нашего народа. В одночасье жажду к халяве из менталитета не вытравишь. Чтобы что-то изменилось, надо смотреть в будущее и правильно воспитывать наших детей — воспитывать и растить из них профессионалов. Тотальный дефицит людей, знающих свое дело, привел к тому, что самозванство стало еще одной бедой и приметой нашего времени. Кругом сплошная самодеятельность! У людей исчезло желание быть мастерами своего дела, у нас все самодеятельные. Человек говорит: «я как бы врач» — и начинает как бы лечить людей. В итоге мы получаем беду здравоохранения. Дороги строят люди, которые сами придумали и поверили, что они это умеют делать. И так во всем. А то, что мы превращаемся в посмешище для всего мира, — это ничего.
— Вы очень много снимаетесь в кино. А какой процент картин, в которых участвуете, вы искренне считаете удавшимися?
— Этот процент очень мал — говорю без лукавства. Понимаю, что когда подрастут дети, что-то надо будет им показать из моего творчества, причем чтобы я не испытывал стыда за него. Иногда я задумываюсь и понимаю: ну картин пять-семь с моим участием я им точно порекомендую, а на остальные 150–200 время терять не посоветую.
— Напоследок хочу задать личный вопрос. Вы производите впечатление довольно стеснительного человека, что для актера несколько странно. Я ошибаюсь?
— Вы абсолютно правы, я очень стеснительный человек. Чувствую себя крайне неловко, когда становлюсь объектом чужого внимания. И с этим чувством неловкости я борюсь всю свою жизнь. Да, я согласен, актерство и стеснительность — не очень сочетающиеся вещи, но я как-то пытаюсь их примирить. В кино это удается: я рано начал сниматься, поэтому к камере у меня лояльное отношение. После того как я снялся, понимаю, что зритель будет смотреть не на меня, а на мою роль. А вот на театральной сцене, честно говоря, чувствую себя не очень комфортно.
Наше досье
Алексей Серебряков родился 3 июня 1964 года в Москве. Окончил Государственный институт театрального искусства имени Луначарского. В кино снимается с 13 лет. Сыграл в таких фильмах, как «Фанат», «Серп и молот», «Тесты для настоящих мужчин», «Десант», «Штрафбат», «Жмурки», «9 рота», «Груз 200», «Глянец», «Обитаемый остров» и многих других. Женат, имеет троих детей. Народный артист России.
