Боратынский - одна из самых ярких и в то же время загадочных и недооцененных фигур нашей литературы. Он, совершенно русский поэт, скончался и был похоронен в Неаполе. Ранним июльским утром, когда солнце еще не поднялось над Везувием, он умер на вилле "Реале", где по приезде из Парижа поселился с женой и детьми для отдыха и лечения. Сорокачетырехлетний человек с усталыми опухшими веками и сединой, рассыпанной в негустых волосах.
Его вдова Анастасия Львовна проживет после смерти мужа еще 16 лет, растворившись в памяти о нем, заботах о доме и детях. Гроб с телом Боратынского через год после кончины будет перевезен в Петербург и погребен в Александро-Невской лавре.
Евгений был подвижным ласковым ребенком; в семье его звали "Бубенька", но строго-подчинительные отношения с матерью, бывшей фрейлиной императорского двора, сохранились на всю жизнь. Боратынскому было 10 лет, когда умер отец. Сына генерала зачисляют в столичный Пажеский корпус. Он учится в Петербурге, в отрыве от дома, и на третьем году с Боратынским происходит случай, который отпечатывается на всей его жизни. Рок ложится на плечи пятнадцатилетнего юноши.
Начитавшийся книг о разбойниках и склонный к проделкам "корпусного молодечества", он оказывается зачинщиком тяжелого проступка: из камергерского дома украдены деньги и золотая табакерка. Дело обретает оглушительную огласку. Император Александр Первый личным указом отчисляет Боратынского из Пажеского корпуса без права поступления на любую государственную службу.
Биографы, описывая случай с юным Боратынским, обычно отмечают жестокосердие Императора. Но суровость наказания за проступок соответствовала принципам дворянской этики того времени. Ему позволено поступить на военную службу рядовым, выслужить офицерский чин как прощение и восстановление чести. На этом настаивает и его мать.
Сильнейшее потрясение, пережитое молодым Боратынским, и последующая его солдатская жизнь в Финляндии будят в нем настоящего поэта. Нет, пережитое несчастье не есть условие рождения творческой личности, но психический стресс, выражаясь языком нынешней медицины, часто взрывает потаенную одаренность, стимулируя вдохновение и работу мысли. Известна фраза, которую сказал художник Марк Шагал, глядя на полотна Гойи: "Каким надо быть несчастным, чтобы это написать..."
Полковая служба Боратынского не слишком тяжела: к нему, образованному и учтивому в манерах молодому человеку, благосклонно полковое начальство. Он наведывается в Петербург, вращается в кругу молодых стихотворцев. С 1819 года Боратынский регулярно печатается в санкт-петербургских журналах.
Но в ауре восхищения, остроумных эскапад, ухаживаний "за молоденькими дурами" или философских ночевий с друзьями Боратынский постоянно помнит о своей неполноценности, которую он ощущает тем острее, чем больше его привечают, восхищаются его умом, образованностью... С такой постоянной драмой в душе шесть лет на фоне скудной финляндской природы:
Шуми, шуми с крутой вершины,
Не умолкай, поток седой!
Соединяй протяжный вой
С протяжным отзывом долины.
Зачем, с безумным ожиданьем,
К тебе прислушиваюсь я?
Зачем трепещет грудь моя
Каким-то вещим трепетаньем?
Идут годы, а представления начальства к производству в офицеры неизменно отклоняются Государем, и отчаяние Боратынского достигает предела: "Не служба моя, к которой я привык, меня обременяет; меня тяготит противоречие моего положения. Я не принадлежу ни к какому сословию, хотя имею какое-то звание. Ничьи надежды, ничьи наслаждения мне не приличны", - пишет он В.А. Жуковскому.
Во время одного из визитов в Петербург Боратынский влюбляется в свою дальнюю родственницу Варвару Кучину. Ей он посвящает несколько элегий - "Ропот", "Разлука" и "Разуверение" ("Не искушай меня без нужды"). Традиционно это стихотворение, положенное на музыку Михаилом Глинкой, воспринимается как разуверение однажды обманутого влюбленного, изящный отказ от продолжения любовной интриги: "В душе моей одно волненье, а не любовь пробудишь ты..." Но Боже мой, какой пепел в той отгоревшей душе, какая безнадежность и неверие в возможность возродиться счастливой любовью!
И в то же время здесь, в Финляндии, он пишет тонкие лирические поэмы - "Пиры", "Эда", которые производят огромное впечатление в литературных кругах России. "Боратынский - прелесть и чудо, "Признание" - совершенство. После него никогда не стану печатать своих элегий", - восклицает Пушкин в письме А. Бестужеву (январь 1824 г.). И год спустя: "Пришли же мне "Эду" Боратынского. Ах он чухонец! да если она милее моей Черкешенки, так я повешусь у двух сосен и с ним никогда знаться не буду..." (из Михайловского Л.С. Пушкину).
В мае 1825 года после многомесячных хлопот А. Тургенева, В. Жуковского, Д. Давыдова приходит приказ о производстве Боратынского в офицеры. Он подает в отставку и уезжает в Москву.
Почему Боратынский выбирает Москву? Почему он не обосновался в Петербурге - среди литературной элиты и знатных салонов? Боратынский, свободный, бежит черной памяти, и это для него важнее всего. Он обоснуется в Москве, будет жить в Муранове или в Казани... В северную столицу станет наведываться изредка и ненадолго.
Женитьба Боратынского на Анастасии Львовне Энгельгардт, дочери богатого генерала, вызывает шумные толки: друзья не одобряют этого шага, предрекают его конец как поэта, автора "эротических элегий". Сам же Боратынский счастлив, он оглушен своей переменой:
"Наконец, я дышу воздухом, мне потребным... Я был подобен больному, который, желая навестить прекрасный отдаленный край, знает лучшую к нему дорогу, но не может подняться с постели. Пришел врач, возвратил ему здоровье... Отдаленный край - счастие; дорога - философия; врач мой - Настинька. Какова аллегория?"
Стихотворения разных лет - как биографическая летопись Боратынского. Летопись его настроений, мыслей, устремлений. В новых поэтических "пиесах" появляются умиротворенность, еще более, чем прежде, заметна тяга к философичности. Заметна его зрелость в осознании себя как поэта. Настоящие шедевры: "Муза" ("Не ослеплен я музою своей") и "Мой дар убог, и голос мой не громок" - могут быть в одном ряду с пушкинским "Памятником" или "Вновь я посетил".
Боратынский пишет две новые поэмы - "Бал" и "Наложница" ("Цыганка"), которые встречают отдельные положительные отклики. Но что-то меняется в целом в восприятии его творчества критиками. Боратынский работает не так легко, как прежде; он ищет новые грани в своей поэзии и тем болезненней реагирует на ругательные статьи в "Телескопе", "Московском Телеграфе", "Вестнике Европы". Все чаще в письмах он твердит о своих обидах, непонимании, претензиях. Его все больше "заедают" другие заботы.
Анастасия Львовна разделяет его нелюбовь к свету. Большую часть времени они проводят в имениях - то в подмосковном Муранове, то в Каймарах под Казанью. Вот он пишет И.Киреевскому из Каймар: "Скажу тебе вкратце, что мы пьем чай, обедаем, ужинаем часом раньше, нежели в Москве. Вот тебе рама нашего существования. Вставь в нее прогулки, верховую езду, разговоры... это общее чувство, итог всех наших впечатлений, который заставляет проснуться весело, гулять весело, обедать весело, эту благодать семейного счастья, и ты получишь довольно верное понятие о моем бытие" (август 1831).
Рождаются дети. Их семеро. Имения требуют хозяйственных хлопот. Боратынский погружен в них целиком и с удовольствием. После смерти тестя он строит заново дом в Муранове по собственному архитектурному проекту. В его письмах - заботы сельского работника об урожае, непогоде, ценах на хлеб...
Но в нем все еще жив тот - первый, униженный, несчастный, но Божьей милостью - Поэт:
Болящий дух врачует песнопенье.
Гармонии таинственная власть
Тяжелое искупит заблужденье
И укротит бунтующую страсть.
Душа певца, согласно излитая,
Разрешена от всех своих скорбей;
И чистоту поэзия святая
И мир отдаст причастнице своей.
В 1835 году он издает сборник, который должен был открываться стихотворным предисловием:
Вот верный список впечатлений
И легкий и глубокий след
Страстей, порывов юных лет...
которое завершается замечательными строками:
Но что? с бессонною душою,
С душою чуткою поэта
Ужели вовсе чужд я света?
Проснуться может пламень мой,
Еще, быть может, я возвышу
Мой голос: родина моя!
Ни бед твоих я не услышу,
Ни славы, струны утая.
Здесь пафос, здесь из затворника вырастает Гражданин, но так чувствуется его боль, запрятанная в глубины безнадежность, догадка о том, какую цену платит он за счастие свое...
Через семь лет, в 1842 году, Боратынский выпускает еще один сборник. Его название "Сумерки" отражает состояние его души. Пушкин уже не видел последней книги его стихов. Но как верно и пророчески оценивал он поэтический дар Боратынского: "Никогда не старался он равнодушно угождать господствующему взгляду и требованиям мгновенной моды, никогда не прибегал к шарлатанству... Он шел своею дорогою один и независим".
Удивительно, но и в наши дни, на фоне хрестоматийно-блестящей поэзии XIX века - Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Тютчева - Боратынский почитается более как автор эротических поэм или элегий, положенных на музыку романсов. Поздний Боратынский, с его точной и образной поэзией, с его глубокими раздумьями о жизни почти неизвестен. Поэзия Боратынского так нужна ныне - в век упрощенных, формульно-примитивных понятий и выражений...
Осенью 1843 года с женой и тремя детьми Боратынский впервые едет за границу. Они путешествуют по Германии. Задерживаются в Париже. Весной 1844-го Боратынские приезжают в Неаполь. Он впервые видит южное море. Не мелкий и бесцветный, как выполощенное дерево, Финский залив, а стихию, полную жизни и красок. Боратынский весел, подвижен, счастлив: "Вот Неаполь! Я встаю рано. Спешу открыть окно и упиваюсь живительным воздухом..."
Ничто не предвещает беды, но то - последние слова, написанные Боратынским.