ТЕАТРЫ "ГОРЯТ" СИНИМ ПЛАМЕНЕМ, АНТРЕПРИЗА НАСТУПАЕТ

Когда два года назад Марк Захаров выступил со статьей "Зачем Москве нужны 200 театров?" и деликатно намекнул, что пора сокращать нерентабельные стационарные театры, - это вызвало бурю эмоций среди его коллег. И как бы потом он ни оправдывался, ни объяснял им свои благие намерения, рассерженные творцы ничего не хотели слышать. Оно и понятно: "своя рубашка ближе к телу", тем более что, по убеждению оппонентов, обласканному вниманием мэра Москвы режиссеру легко рассуждать о реформах, ничего не меняя у себя...

Чуть раньше столичная интеллигенция зашикала Валерия Фокина, попытавшего превратить Театр имени Марии Ермоловой в культурный центр, где помимо спектаклей проходили бы всякие презентации, творческие встречи, занятия с зарубежными специалистами и так далее. Для конца 80-х годов это было слишком смелое предложение, граничащее со святотатством в храме. Возвратившийся в родные пенаты Владимир Андреев все вернул "на круги своя", примирил и объединил враждующие "партии" и недавно отпраздновал 75-летие Ермоловского театра в окружении единой и неделимой семьи. Но Валерий Фокин все-таки открыл 14 февраля нынешнего года свой Центр имени Мейерхольда, где будет осуществлять когда-то не воплощенные им идеи. В конце концов все сложилось как нельзя лучше: и старейший коллектив не развалили, и еще один культурный центр в городе открыли. Ура! Ура!
И все-таки почему главные режиссеры так держатся за свои репертуарные театры, а в России по-прежнему считают, что художник должен быть бедным и билет на спектакль не может превышать стоимости бутылки водки? Например, попасть в Театр Армии можно за 20-30 рублей, а на галерку в Малый - за 10 рублей. Наверное, скажете вы, мы к этому привыкли, как привыкли к советскому гимну, с которым вступили в новый век, и как теперь постепенно привыкаем к отключению тепла и света в домах во время холодов. Но если зимой люди не могут жить, как в берлоге, и, протестуя, перекрывают дороги, то они вполне смогут обходиться без театров, если вдруг те исчезнут. Никто из наших граждан не устраивал демонстраций по поводу закрытия кинотеатров и превращения их в склады и салоны для продажи машин. Так и тут. Допустим, Юрий Михайлович послушается Марка Анатольевича и не станет субсидировать из своего фонда московские театры, то же самое сделают Владимир Яковлев в Петербурге и еще ряд губернаторов в провинции, - думаете, это повлияет на зрителей? Вряд ли. Хотя бы потому, что теперь в Москве более 42 коммерческих антреприз, а уж сколько их развелось по всей России - не поддается учету. Судя по тому, что их количество увеличивается с каждым годом, живется им сносно. И если бы подрабатывающим в них артистам сообщили, что антрепризы закрываются, - они бы взвыли, так как сейчас это основной источник их дохода. Даже такая преуспевающая актриса, как Лия Ахеджакова, готова идти на конфликты с художественным руководителем "Современника" Галиной Волчек (которой, естественно, не нравятся ее "гуляния" на стороне), лишь бы играть в антрепризах и таким образом не испытывать унижения бедностью. Однажды она мне сказала: "Я только недавно, впервые побывав на известном курорте, почувствовала себя человеком".
Спрашивается: как же такое могло произойти, что стационарный театр, который в России всегда был "больше чем театр", вдруг оказался за чертой бедности, а новые продюсеры, придя на все готовенькое, процветают? Главное преимущество антреприз заключается в том, что они мобильны и не обременены такими огромными труппами, как "старые" театры. Казалось бы, чего проще: сократить их до минимума - и дело с концом. Но при нынешнем законодательстве ни один человек не может быть уволен из театра просто так, а всякие там трудовые контракты на год, на два - лишь "филькина грамота", которая в суде не играет существенной роли.
Возникшая с легкой руки режиссера Леонида Трушкина антреприза в начале 90-х годов породила коммерческий подход к самой творческой личности, до этого не мыслившей себя вне стен своего театра-дома, который теперь на наших глазах превращается в убежище для неимущих артистов. В отличие от западной антрепризы, где заработанные деньги вкладываются в новые художественные проекты, у нас деньги - единственная и главная цель коммерческих театров, и поэтому тут идут на любые уловки, только бы заманить зрителей в свои сети. Вы, наверное, помните, сколько шума наделала "Овечка" Надежды Птушкиной в постановке Бориса Мильграма с "вполне" раздевающейся Инной Чуриковой и поющей гимн мужскому фаллосу? А дальше все пошло-поехало. "Голубые" мальчики в коммерческих спектаклях стали рекламировать свои тонкие чувства, виляя голыми задницами, а богатые дамы - использовать служанок в качестве жриц однополой любви. О достоинстве художника нынче вспоминают редко. Так, прежний соратник и первый артист Георгия Товстоногова Олег Басилашвили нынче бесконечно ездит в Москву для участия в сделанных на скорую руку антрепризах пробивного Трушкина, а умнейшая Алиса Фрейндлих не устояла перед искушением выступить в слабом спектакле "Осенние скрипки" у Романа Виктюка, чтобы, надо думать, таким образом слегка поправить свое материальное положение.
Можно было бы, конечно, об этом и не говорить, но беда заключается в том, что мы начинаем постепенно привыкать к аномальным явлениям в искусстве и очень удивляемся, когда кто-то пытается противостоять пошлости и дурновкусию. Недавно Сергей Юрский во всеуслышание заявил, что к нынешней антрепризе его спектакли "Железный класс" и "Провокация" не имеют никакого отношения. И это правда, они выделяются на фоне художественной продукции "второй свежести". И Юрский, и его партнеры играют, как говорится, "на разрыв аорты", не делая себе никаких поблажек. Таким он, впрочем, был всегда. Выступая 22 июня 1997 года на вечере во МХАТе имени Чехова в честь юбилея "Славянского базара", где более ста лет назад встретились Станиславский и Немирович-Данченко, Юрский покорил зал россыпью блестящих парадоксов, не забыв предсказать судьбу "звезд" в новом тысячелетии. Цитирую дословно: "Вырвавшись в круг "звезд", актер останется прежним тюбиком краски для режиссера, но его имя заиграет, этот тюбик будет стоить дорого и причинит всем окружающим массу мелких неудобств, в том числе творцу-режиссеру". Ну прямо как в воду глядел.
Когда в 1987 году МХАТ официально разделился на две половины, никто не представлял, что это может послужить сигналом к "восстанию" на других театральных "кораблях". Таких бунтов, как во МХАТе и на Таганке, больше не было, но прежние "террариумы единомышленников" затрещали по швам. Дух вольницы и вседозволенности овладел умами артистов. Поняв, что они являются самым ходовым "товаром" на рынке, лицедеи стали диктовать главным режиссерам свои условия работы: уходить на месяц-два в другие театры и репетировать там новые спектакли, а потом приглашать полюбившихся маэстро к себе. В свою очередь, художественные руководители тоже потянулись на постановки к соседям, прихватив с собой парочку-другую любимых актеров. И так далее, и так далее.
Теперь уже никто не удивляется, когда видит в программке спектакля "Сон" в Театре на Покровке фамилию вахтанговской актрисы Людмилы Максаковой или на сцене Театра имени Станиславского - приглашенную Владимиром Мирзоевым группу артистов. Все это похоже на скрытую форму антрепризы в недрах репертуарных театров, которая позволяет режиссерам выбирать подходящих для их постановки исполнителей по всей Москве. Может, такой метод работы и помогает режиссерам качественнее реализовать их гениальные замыслы, но основная-то часть труппы остается без дела, а это разлагает ее, делает аморфной, вялой. Недаром Станиславский при разработке своей системы большое внимание уделял профессиональной этике, от которой зависит творческая атмосфера внутри коллектива. Ведь Театр на Таганке до сих пор не может оправиться от давнего страшного скандала, связанного с расколом и с разделом имущества. Дух товарищества напрочь исчез, люди перестали чувствовать себя "единым кулаком", а без этого все публицистические спектакли Юрия Любимова превращаются в "голые" плакаты. Думаете, почему Мастерская Петра Фоменко выдержала восемь лет скитаний по чужим углам? Да потому, что вера друг в друга, невозможность представить себя с другими помогали бывшим однокурсникам искать и находить свое, присущее только им в искусстве.
Возникшее в глубинах МХАТа понятие ансамбля оказалось не таким уж простым делом для его последователей. Да и на сцене нынешнего МХАТа ансамблевость - редкая гостья. В отличие, например, от "Ленкома": что бы там ни говорили о театре Марка Захарова и о нем самом, безупречная слаженность в работе, в том числе во время спектаклей, - главный конек его творчества. Он никогда не впускает в свой Дом "калифов на час", любителей легкого успеха. Такое было раньше в и БДТ, и в "Маяковке", и в "Современнике", где слово уважаемого лидера становилось законом для всех, а сильный ансамбль артистов выдавливал из своей стихии случайные фигуры. Как это ни покажется странным, но и сегодня репертуарный театр может продержаться только на единоначалии, и если в нем начинается тяжба между главным режиссером и директором, то весь коллектив мгновенно раскалывается на враждующие группировки. Об этом смешно и остро написал Михаил Булгаков в "Театральном романе". Странно, что лишь недавно Юрий Любимов обратился к его инсценировке. Наверное, многие руководители театров узнают себя в персонажах будущего спектакля.
К сожалению, все чаще приходится сталкиваться с тем, что директора игнорируют мнение своих художественных руководителей, им кажется, что они сами могут приглашать на постановки режиссеров со стороны и руководить труппой. Недавно такой конфликт возник в Орловском драматическом театре. Только благодаря вмешательству губернатора Егора Строева Борис Голубовский остался в кресле главного режиссера. Не помогла премия "Золотая маска" и Владимиру Петрову при конфликте с его директором в Омской драме. Сейчас он ставит спектакль в Тольятти, где недавно скончался знаменитый Глеб Дроздов, и теперь неизвестно, кто возглавит единственный театр в городе. Ушел из Белгородского театра сильный постановщик Анатолий Морозов, приглашенный сюда три года назад в качестве художественного руководителя...
Список распадающихся союзов прежних "строителей" уникального русского театра можно было бы продолжить, но не стоит, потому что за всем этим видится одна причина: его деятели не выдерживают испытание свободой. Выбор собственного пути в условиях рынка оказался для них труднее, чем прежнее противостояние политической цензуре. Уже ни для кого не секрет, что репертуарные театры сегодня испытывают не только экономический кризис, но и творческий. Такого рода коллективы только тогда имеют смысл, если у них есть своя четко выраженная художественная программа, но это, к сожалению, сегодня - редкость.
Итак, прежняя форма жизнедеятельности стационарных театров становится все менее привлекательной и для зрителей, и для самих артистов, а новая, в виде антреприз, пока не стала цивилизованной. И это - данность, которая отражает нынешнюю ситуацию в развитии театрального искусства. Как разрешится эта коллизия, покажет будущее, в котором, хочется верить, победят талант и подлинное искусство. Ведь еще Борис Пастернак писал: "Талант - единственная новость, которая всегда нова".