80-летний юбилей московский «Ленком» отпраздновал постановкой великой комедии Гоголя «Женитьба». В день премьеры звёзды театра и кино, бомонд, журналисты, критики и простые театралы еле разместились в небольшом зале театра Захарова. Почему-то в этом небольшом зале Марк Анатольевич очень любит применять самые различные спецэффекты, громкую музыку и микрофоны, да ещё заставляет своих прославленных подопечных кричать, такой уж у него стиль… Однако зрители на такого рода средства выразительности не жалуются…. Они слушают, затаив дыхание, смеются, чуть не падая с кресел, и аплодируют стоя.

Сцена обита деревом. Музыканты, каждый из которых загримирован в Николая Васильевича Гоголя, начинают играть, на заднике видеопроекция стремительно вращающихся облаков: небеса сгущаются, Подколесина заставляют жениться…

На Подколесине криво сшиты панталоны. Подколесин Виктора Ракова одет во все белое (после - бежевое), он стоит, согнув одну ногу в колене, весь такой робкий, не знает - куда и как ступить да какое слово молвить. Эти панталоны очень точно визуализируют то, что у него внутри творится.



Агафья Тихоновна - Александра Захарова – также в белом (после в голубом и снова в белом) носит белые носочки и лёгкие башмачки, она почти всё время стоит на цыпочках. Агафья - полуптенец, полудевушка, эдакая синичка: крылышками машет, куда лететь – не знает.



Кочкарев Сергея Чонишвили, напротив, весь в чёрном, он вытянут в струну, ходит прямо, смотрит вперёд, точно знает - чего хочет.




Анучкин Александра Збруева похож на школяра, который заикается, потому что сказать ему нечего. Жевакин (единственный не кричит) - Олег Янковский - всё время потирает глаз: и плачет, и не плачет, а жалко его поминутно.




В спектакле дважды звучит лирическая музыка: зрителя прямо-таки заставляют сочувствовать незадачливому жениху Жевакину и брошенной Агафье, но если Жевакина, а скорее, любимца-Янковского, жалко, то Захаровой не удается выдавить из зрителя слезу, но об этом позже.

Трудно не заметить что и Броневой (Яичница), и Чурикова (сваха) – уж не те, что были когда-то. И всё-таки приятно: почти все захаровские народные и заслуженные выкладываются до конца.

Но лучше всех «играет» шкаф. В начале первого действия мебель появляется из-под пола, во втором – взлетает под небеса. В шкаф входят и выходят, он и комната, и дверь, и окно. И даже как окно полифункционален: из него (на втором этаже) рассказывает свою историю Агафья, в него же прыгает сбегающий Подколесин (в конце). Конечно, прыжок предсказуем. Когда сцена углубляется, а сервант «отплывает», только и ждёшь – когда же Раков нырнёт в него рыбкой, - предсказуемо, но оттого не менее красиво.

Итак, лучше всех «играет» шкаф, а лучшее во всем спектакле – музыканты-Гоголи. В конце каждого отделения они выходят на сцену – закруглить действие, и есть в этом что-то от Кустурицы.

Одно мне интересно очень - о чём спектакль?.. Текст Гоголя будет звучать всегда, в любые времена, с любой площадки, из уст любого актёра. Подколесин нырнул в сервант, тётка, девка и сваха убежали от стыда хорониться, Агафья в подвенечном блеске стоит посреди сцены, не то плача, не то улыбаясь... И есть в этом что-то от Кабирии, но при всём уважении, Александре Захаровой до Джульетты Мазины далеко… Вот и выходит: с миру по нитке, а... зачем и о чём?..

Фотографии – ИТАР-ТАСС
Текст – Яна Букчина