СЕАНС СУЩЕСТВОВАНИЯ

Внимание к острым социально-историческим, политическим и духовным проблемам, напряженная философичность - отличительные качества прозы Сергея Залыгина. Свойственны они и его новому, необычному, свободному по форме "рассказу-размышлению", который писатель передал в редакцию "Труда" и который мы печатаем с некоторыми сокращениями. Чтение это непростое. Но ведь и вопросы, которыми задается автор, - о жизни (ее непредсказуемости) и смерти, о смысле человеческого существования, о предупреждениях, уроках, "посылаемых" нам загадочных знаках судьбы, - издавна считаются "трудными", "последними"...

Что это такое - сеансы существования?
Приблизительно так...
Кроме обычного человеческого или звериного, растительного, бактериального и других существований, помимо них, во Вселенной присутствуют Существования, другие, о которых мы можем либо ничего не знать, либо только гадать.
Незримые существования вполне могут быть оскорблены таким отношением к ним со стороны человека и чуть ли не ежедневно, может быть, и ежечасно дают "сеансы" своего наличия: землетрясения, наводнения, засухи, эпидемии и прочие природные явления того же порядка, хотя все это мелочь пузатая в сравнении с "сеансами" рукотворными в виде войн, афер, терроризма, уничтожения земной природы, атомными и другими бомбами.
Реализм потому, может быть, и пал так низко, что не сумел ни понять, ни описать подобное рукотворчество. Не исключено, что человек умирающий кое о чем догадывается, но - слишком поздно. Вот и Толстой Лев Николаевич, кажется, был близок к подобной догадке, но бессилен уже по одному тому, что страшно боялся собственной смерти. А чего ее бояться, если она - источник жизни: без нее все живое, хотя бы и растительное, настолько переполнило планету Земля, что она давным-давно задохнулась бы от жизни. Это боги, ну разве еще кое-какие духи не требуют ни жилплощади, ни хлеба, а любой животинке, будь то человек или бактерия, подай и то, и другое.
Нет, Дмитрий Сергеевич Лихачев, тот по-другому: подарил одному из граждан СССР свою прекрасную книгу "Русское искусство от древности до авангарда" с дарственной надписью "Я Вас очень люблю", еще вполне прилично пожил -и спокойненько умер...
Прощаясь с человеком на кладбище, можно быть охваченным жалостью, удрученным потерей, а еще можно угадывать, как человек умирал, какие пережил боли и страдания, что и как вспоминал из своего прошлого, кого именно вспоминал последним, чего все еще желал или уже не желал ничего. Как ощущал свой собственный организм или не ощущал никак.
Бросив в землю горсть земли, вы уходите с кладбища к своим делам, так и не поняв ничего этого.
А это же эпоха.
Уже в любви, в самой первой, незримо, подспудно, но присутствует смерть, если точнее - готовность умереть вместе. Правда, и при этом сказывается мужской эгоизм: будущий муж рассчитывает умереть на руках будущей жены - так-то способнее. Если же подобное взаиможелание исчезает, то и супружество - было и не стало. Как ветром сдуло.
Может быть, старики что-то во всем этом понимают? Ничего они не понимают, разве что думают, что поняли. Поняли, что и думать обо всем этом бесполезно.
Ну вот еще красавицы: свою собственную красоту они ставят выше жизни и выше смерти. За это их можно не любить. А можно и ненавидеть, ничего особенного. Длинные ноги и приметная мордашка - с нее хватит, все остальное должно к этому "подойти", как подходит славная шляпка с пером из страусова хвоста. Если так, значит, они умнее мужиков? Впрочем, это последнее не исключено: и Маркс, и Ленин, и даже Эйнштейн были мужиками и твердо знали, чего хотели. Так же твердо, как Гитлер и Сталин. У женщин подобной твердости меньше.
И нынешние правители России, надутые, как амбициозные куклы, тоже знают: себя они хотят, самих себя! Поэтому из России и поперло наверх все, что было в ней, в ее истории мерзкого, что было ложью и глупостью, эгоизмом и воровством, и рабовладельчеством, и рабством - все это поперло наверх, во власть и поближе к ней. Тем более что всего этого всегда в России хватало, а тут еще и коммунистический капитализм подвалил, которого сроду нигде не бывало. Тридцать процентов нынешнего российского населения живет впроголодь, попросту голодает, так ведь тридцать - это не сто? Иначе говоря - все в порядке, срок власти проходит, не беда - еще продлим, еще какое-то время о властных делах-делишках никто и ничего не узнает. Конечно, ты не царь, а выборное лицо, но при некоторых навыках это еще лучше - больше возможностей. И - каких! Вот уж тут - сеансы так сеансы!
Впрочем, пока остановимся на другом, одном-единственном сеансе, описанном в газете "Труд" за 09.07.1999.
Значит так...
"15 июня покончил с собой Александр Комин, вошедший в криминальную историю России как рабовладелец районного масштаба, хозяин зловещего бункера, в котором томились и погибали люди. Только четыре дня смог он прожить после вынесения приговора...
В полу смотрового гаража - отверстие и штольня, ведущая в подземное помещение. К перилам металлической лестницы прикреплен металлический провод под высоким напряжением - без воли хозяина никто не должен был войти и выйти. Глубина штольни - с шестиэтажный дом.
...Когда Комин увидел надпись, сделанную узницами в своей конуре: "Зомби - это высшее проявление зла!" - он и не подумал их наказывать. Надпись ему льстила. Этот человек с внешностью порядочного семьянина, похоже, долго вынашивал идею стать "высшим проявлением" чего угодно и любой ценой.
...Первая жертва попала в бункер 13 января 1995 года. Выпив водки с растворенным в ней лекарством, женщина впала в беспамятное состояние и очнулась уже в подземелье, где стены были обложены матрацами, так что кричи не кричи... Потом в бункере оказались и другие рабы. Если человек был неспособен к швейному ремеслу или отказывался работать, "дармоеда" ждала смерть.
...Особая сигнальная лампочка извещала невольниц о появлении Комина в бункере. Стоило ей загореться, как они защелкивали на себе ошейники, крепили к ногам металлические тросы и, стоя навытяжку, в ужасе ждали своего мучителя, вдохновленного новой фантазией. Половые сношения с применением насилия, побои резиновым шлангом и металлической цепью иногда наскучивали изобретательному умельцу, и тогда он предлагал узницам самим выбрать себе "развлечение". Как-то после одной попытки к бегству Комин поставил женщин перед выбором: или располосовать рты до ушей, или сделать татуировки на лицах. И сделал на переносицах крест, под глазами зигзаги, а на лбу крупно "Раб".
Более двух лет животного страха, унижений... Как выжили женщины?
Их спасла работа и такое естественное для женской души стремление: если уж делать, то делать хорошо. Их спасло стремление и здесь, в подземелье, оставаться женщинами. Они сами рыли колодец, добывая воду. Приходилось мыться в той же бадье, которая служила для оправления естественных потребностей. (Как потом сказали врачи, первыми принявшиеся за их лечение, "женщины поступили к нам чистенькие, аккуратные".)
...Женщины кропотливо трудились над изображением Казанской Божией матери, выполняя заказ настоятеля Никольского собора в Вятке. В их руках родилась красивая икона, вышитая техникой ковроткачества".
Тем временем в огромном, суматошном, малопонятном всему миру и самому себе городе Москва жил - и благополучно - писатель Пронников. Уже в годах, он был писателем средней руки, не претендуя на почетное место в истории русской литературы. Как? Почему? Такое очень редко встречается в среде писательской братии, где каждый считает себя гением.
Пронников объяснял: он никогда не погружался в литературу весь. Он всегда занимался и еще чем-нибудь: гидротехническими сооружениями, экологией, делами разных обществ - общества "Знание", общества мира, шахматами, а слегка - футболом. Будучи членом Союза писателей, он защитил диссертацию кандидата технических наук.
Он был прозаиком, но и на стишки его иной раз тянуло.
Бывало и это. Он, когда писал, никогда не представлял себе своего читателя, в голову не приходило. Он писал для самого себя, только. В воображении его вдруг возникал тот или иной человеческий образ, отчетливый характер, который никак не укладывался в его характер, собственный. Что с этим пришельцем было делать? Ничего другого, как описать его на бумаге. Но характер не мог обойтись без событий, значит, нужно было подобрать для него события. Случалось, правда, и наоборот: сперва события, потом характеры. Тем более что история России двадцатого века иной раз вытесняла из его сознания все другие интересы.
Такой винегрет. Он склонен был относить винегрет на счет Москвы - для литературы нужна Ясная Поляна, так он соображал.
Но вот уже года два-три как он задумался над сеансами существования - что это такое? Отсюда и возникла необходимость повстречаться, посмотреть в лицо, поговорить с человеком, который эти сеансы не только наблюдал, но и пережил один из них сполна, немыслимо как оставшись в живых.
Было лето, стояла жара, но Пронников оделся в грубый, толстой ткани пиджак, в кепочку военного образца, в старенькие джинсы, оделся так, будто ему предстояло ехать в кузовах попутных грузовиков, взял маленький кейс: мыло, зубная щетка, зубная паста, полотенце, ну и что-то из еды...
Он поехал с этим багажом в Вятские Поляны главным образом потому, что собственную-то жизнь прожил, только издалека воспринимая сеансы существования. Так случилось, что он не воевал, ни дня не сидел в тюрьме, ни дня в ГУЛАГе, ни разу его не били, ни разу не допрашивали, сына и дочь он вырастил нормальными людьми, он никогда не разводился с женой, никогда ни с кем не дрался, одним словом, для России он определенно был некой исключительностью. И на старости лет эта исключительность стала не давать ему покоя, и он стал рассчитывать на некоторое успокоение, которое принесет ему встреча с одной из трех мучениц коминского бункера. Не то чтобы он хотел каяться, не то чтобы сочувствовать и не то чтобы что-то такое обсудить, он и сам не знал - зачем ему эта поездка, но это ничуть не сглаживало его уверенности в том, что он должен поехать в Вятские Поляны. Езды-то было - рукой подать, поездом безо всяких пересадок.
Сойдя с поезда, Пронников стал бродить по вятскополянским вполне стандартным улочкам, думать же стал все о тех же сеансах Существования.
Ну да - думал он - свое существование люди больше чувствуют во сне, чем наяву. Наяву они день-деньской заняты собственной жизнью. Что касается небес, космоса, глубоких и огненных земных недр, других планет, других вселенных, людям на все это наплевать. (Если только эти субстанции не являются их специальностью). Конечно, как и всякому другому понятию, Существованию можно придать сугубо примитивный смысл, поставить его куда как ниже жизни, тогда как на самом деле жизнь является крохотной его частью.
Все живое, кроме человека, бессознательно (касается это букашки-таракашки или слона) так и живет - своим Существованием. Другое дело - человек, для него нет ничего выше его собственной жизни. Он и Существование склонен презирать.
Свое существование люди, и он, Пронников, тоже, во сне чувствуют, а наяву - очень редко. Во сне существование чуть-чуть, а все-таки приближается к человеку. К Пронникову - тоже.
Пронникову казалось, что понятие Существования у него чуть-чуть выше среднего, но настолько же ниже понятие жизни - вечно в жизни ему чего-то не хватало. Бытовать-то он бытовал долго, но как быть сегодня, сию минуту, - то и дело не знал, тем более что жизнь в России шла облавой лжи и мерзости... Воров возносила, честные люди ютились в ней, словно в подполье, нелегально...
Все это было Сеансами Существования, от которых Пронников не умел как следует спрятаться, отдалиться.
"Как быть" - ничуть не убывало, какое там, оно чуть ли не с каждым днем прибывало и прибывало, своего рода рог изобилия... Дело шло как будто к последней судороге бытия.
Была еще наука - она искала пути в незнаемое, но наука знает не только, что она ищет, но и как ищет: с каким оборудованием, с какими книгами, с каким прошлым. (Правда, ее прогнозы будущего никогда не оправдывались.)
Сеансы же Существования стихийны.
Многие утверждают: жизнь прекрасна. Ничего подобного - жизнь поразительна и непредсказуема. Единственно, что в ней предсказуемо, - так это смерть. Самое значительное в поразительной жизни - опять-таки Сеансы Существования - природные (землетрясения, наводнения, засухи, смена климатов и т.п.) и рукотворные, вызванные бессмысленным поведением высокомыслящего человечества: войны, терроризм, эгоизм, для которых часто нет и, по-видимому, не может быть словесных обозначений, и, скажем, то нечто, о котором писал "Труд" от 09.07.1999 года ("Зверь из бункера", журналистка Ирина Пуля). Это ведь только условное обозначение происшедшего.
Вот и Пронников.
Ну и как судить о том, о чем ты не имеешь ни малейшего понятия?
Лучше всего - никак, но это "никак" никак не давалось даже науке, не говоря уже о политике, которая прежде всего ради будущего и существует. По поводу сеансов Су-
ществования политика если что и умела, так разводить руками.
Пронникову думалось о том, что любая ирреальность всегда имеет возможность сослаться на конкретную и очевидную реальность, но самой-то реальности опереться не на что, она не знает, откуда она взялась. Тут Пронников даже на самого Вернадского, на его теорию космических микрочастиц жизни не мог сослаться: а микрочастицы - откуда? Что заставило их объединиться в организмы? Может быть, Дарвин?
Значительно проще и даже справедливее стали бы жизнь и существование людей на Земле, если бы религия полностью взяла Существование в свои руки.
Но Пронникова смущало одно обстоятельство: богов было слишком много, чуть ли не у каждого народа свой собственный. Что мешало богам собрать круглый стол и объединиться в Истине?
И много еще мыслей приходило в голову Пронникова на улочках Вятских Полян. И вот для чего приходило: чтобы отказаться от встречи с одной из рабынь коминского подземелья. О чем он будет говорить? Каяться в своем благополучии? Не годится. И сами Поляны стали вдруг для такой встречи местом совершенно не подходящим. И Пронников поспешил на вокзал к московскому поезду.
* * *
Что Пронников? Он - мельчайшая часть того, что называется жизнью, тоже мельчайшей частью никому не известного существования. Самым существенным было, пожалуй, другое: возвратившись в свой кабинетик-спальню, первое, что он сделал, - бросился к папке с газетными вырезками и с первой же попытки (что далеко не всегда ему удавалось) нашел вырезку из того же "Труда" от собственного корреспондента Виссариона Сиснева в Вашингтоне.
Сначала корреспондент напомнил, как было дело с убийством тридцать пятого президента США Джона Кеннеди в городе Далласе (1963 год) - он стоял в открытой машине и горячо приветствовал ликующий народ; вдруг - выстрел с какого-то чердака, и президент падает мертвым.
Это каким же надо быть снайпером, чтобы с одного выстрела по движущейся цели и вот так?! Не иначе дело не обошлось без участия соответствующего Сеанса... Убийцу так и не нашли. А корреспондент Сиснев повествует дальше:
Сестра Джона Кеннеди около шестидесяти лет провела в приюте для умалишенных. Тут же вскоре был убит его брат Роберт. Бесследно исчез Пайпер - ближайший человек Джона. Младший брат Эдвард на другой же день после этого исчезновения свалился в машине с моста (был "под мухой"). Его спутница Мэри Джо Копчене погибла... Племянник президента сын Роберта Дэвид в возрасте двадцати девяти лет отравился наркотиками. Сына сестры президента Джин судили за изнасилование. Другой сын брата Роберта сначала был обвинен в сожительстве с несовершеннолетней нянькой его детей, а погиб, ударившись о дерево, при спуске на лыжах на горном курорте. Сына нынешнего сенатора Кеннеди лечили от наркомании. Сын президента Кеннеди, опять же Джон, разбился вместе с женой в собственном самолете, который сам же и вел...
Ну чем все это не Сеанс с большой буквы?
Сеанс, который так и не был раскрыт, так и не был узнан во всезнающей Америке. Впрочем, Америка, может быть, и не хочет этого знать. Американцы знают то, что считают необходимым для себя знать, все же остальное им до лампочки. Вполне возможно этот (мудрый?) принцип действует и среди других народонаселений. Где-нибудь в Центральной Африке, например.
Ну а Пронников, тот убедился: Сеансы Существования существуют не только для России...
В результате Пронникову ужасно захотелось стать человеком, полностью опустошенным.
Кажется, ему это удавалось... Кажется, это было первое в его жизни желание, которое осуществлялось...
ществования политика если что и умела, так разводить руками.
Пронникову думалось о том, что любая ирреальность всегда имеет возможность сослаться на конкретную и очевидную реальность, но самой-то реальности опереться не на что, она не знает, откуда она взялась. Тут Пронников даже на самого Вернадского, на его теорию космических микрочастиц жизни не мог сослаться: а микрочастицы - откуда? Что заставило их объединиться в организмы? Может быть, Дарвин?
Значительно проще и даже справедливее стали бы жизнь и существование людей на Земле, если бы религия полностью взяла Существование в свои руки.
Но Пронникова смущало одно обстоятельство: богов было слишком много, чуть ли не у каждого народа свой собственный. Что мешало богам собрать круглый стол и объединиться в Истине?
И много еще мыслей приходило в голову Пронникова на улочках Вятских Полян. И вот для чего приходило: чтобы отказаться от встречи с одной из рабынь коминского подземелья. О чем он будет говорить? Каяться в своем благополучии? Не годится. И сами Поляны стали вдруг для такой встречи местом совершенно не подходящим. И Пронников поспешил на вокзал к московскому поезду.
* * *
Что Пронников? Он - мельчайшая часть того, что называется жизнью, тоже мельчайшей частью никому не известного существования. Самым существенным было, пожалуй, другое: возвратившись в свой кабинетик-спальню, первое, что он сделал, - бросился к папке с газетными вырезками и с первой же попытки (что далеко не всегда ему удавалось) нашел вырезку из того же "Труда" от собственного корреспондента Виссариона Сиснева в Вашингтоне.
Сначала корреспондент напомнил, как было дело с убийством тридцать пятого президента США Джона Кеннеди в городе Далласе (1963 год) - он стоял в открытой машине и горячо приветствовал ликующий народ; вдруг - выстрел с какого-то чердака, и президент падает мертвым.
Это каким же надо быть снайпером, чтобы с одного выстрела по движущейся цели и вот так?! Не иначе дело не обошлось без участия соответствующего Сеанса... Убийцу так и не нашли. А корреспондент Сиснев повествует дальше:
Сестра Джона Кеннеди около шестидесяти лет провела в приюте для умалишенных. Тут же вскоре был убит его брат Роберт. Бесследно исчез Пайпер - ближайший человек Джона. Младший брат Эдвард на другой же день после этого исчезновения свалился в машине с моста (был "под мухой"). Его спутница Мэри Джо Копчене погибла... Племянник президента сын Роберта Дэвид в возрасте двадцати девяти лет отравился наркотиками. Сына сестры президента Джин судили за изнасилование. Другой сын брата Роберта сначала был обвинен в сожительстве с несовершеннолетней нянькой его детей, а погиб, ударившись о дерево, при спуске на лыжах на горном курорте. Сына нынешнего сенатора Кеннеди лечили от наркомании. Сын президента Кеннеди, опять же Джон, разбился вместе с женой в собственном самолете, который сам же и вел...
Ну чем все это не Сеанс с большой буквы?
Сеанс, который так и не был раскрыт, так и не был узнан во всезнающей Америке. Впрочем, Америка, может быть, и не хочет этого знать. Американцы знают то, что считают необходимым для себя знать, все же остальное им до лампочки. Вполне возможно этот (мудрый?) принцип действует и среди других народонаселений. Где-нибудь в Центральной Африке, например.
Ну а Пронников, тот убедился: Сеансы Существования существуют не только для России...
В результате Пронникову ужасно захотелось стать человеком, полностью опустошенным.
Кажется, ему это удавалось... Кажется, это было первое в его жизни желание, которое осуществлялось...