- Владимир Александрович, вы успеваете работать в нескольких театрах и одновременно сниматься в кино - такое впечатление, что работа поглощает все ваше время. А ведь, помимо работы, существует семья - молодая жена, маленькая дочь, внук. Есть книги, спектакли коллег... Неужели у вас не возникает желания немного разгрузиться - выбрать один театр, а от других отказаться?
- Что значит "выбрать один театр"? Я не знаю людей, которые работают в одном театре и не играют больше нигде. Свобода выбора - это замечательно. Это раньше было как при крепостном праве: работаешь в одном месте - и все. Я занимаюсь своей профессией. Никому не навязываюсь. Меня приглашают. Если мне нравится, соглашаюсь. Там же, где мне не нравится, я не работаю. Все просто. Для меня нормально, когда после спектакля я еду не домой отдыхать, а на репетицию и возвращаюсь оттуда часа в три ночи, а в 8 утра за мной приезжает машина, и мы едем на съемки. Конечно, работать так физически тяжело. На личную жизнь, на семью времени почти не остается. Лет 15 я не отдыхаю, потому что, как только у меня организуется отпуск, начинается новая работа. Большая удача, если летом выпадают съемки или гастроли у моря - тогда беру с собой семью.
Наверное, можно жить по-иному. После спектакля отдыхать. Ходить в сауну, играть в футбол. Можно два раза в неделю отправляться в прекрасный спортивный зал, где есть и бассейн, и тренажерный зал, летом нежиться на пляже. Для здоровья это лучше. Но тогда надо отказаться от какой-то работы. Я этого не хочу. Это мой собственный выбор.
- Со своей младшей дочерью Глашей вы хоть успеваете общаться?
- Я стараюсь использовать для этого любую возможность. Она ездила со мной и в Сочи, и в Самару, и в другие города. Хотелось бы брать ее с собой и на съемки, но у нас ненормированный рабочий день, а для нее это тяжело. Оставлять же ее одну в гостинице я тоже не могу, она еще маленькая.
- А ваша жена работает?
- Да, она врач-стоматолог.
- Не в поликлинике ли вы с ней познакомились?
- Нет, мы познакомились в театре. Олю привели в Ленком на спектакль "Поминальная молитва" мои друзья. После спектакля мы и познакомились. Ольга очень любит театр, музыку, живопись. Она ходит на все мои спектакли, а некоторые смотрит не по одному разу.
- Ваша старшая дочь Агриппина стала актрисой. Ее работы в "Сатириконе" сразу же привлекли внимание зрителей. Вам бы хотелось видеть актрисой и младшую дочь?
- Сейчас об этом рано говорить. Я хочу, чтобы она была нормальной девочкой. Профессия наша для женщины невыносимая, невозможная, жестокая. Если в театре не складывается - это беда. Я на выбор Агриппины не влиял. Когда она окончила школу, мы с ней обсуждали, куда ей поступать. Она сказала, что ей хочется только одного - быть актрисой. Сейчас она работает так же много, как я. Помимо "Сатирикона", играет в спектаклях других театров, снимается. Этой профессией только так можно заниматься. Нельзя работать от звонка до звонка.
- Среди ваших работ в театре, кино и на телевидении немало героев отрицательных. Стоит вспомнить Шарикова, Сталина, антисемита из фильма "Увидеть Париж и умереть". Какие чувства вы испытывали, когда их играли?
- Дьявольский восторг и упоение от сознания того, что я это могу. Когда Сергей Ливнев предложил мне сняться в его картине "Серп и молот" в роли Сталина, я боялся, что у нас будет очень много времени уходить на грим - ведь я совершенно не похож на Иосифа Виссарионовича. Но Ливнев меня успокоил, что ему вовсе не требуется портретное сходство. Как-то после съемок мы возвращались вместе с моим коллегой Авангардом Леонтьевым, и вдруг он говорит: "Володя, сегодня произошла очень странная вещь: ваше лицо на глазах превратилось в лицо Сталина". Я не придал этому значения, но, когда на озвучании увидел эту сцену, был поражен - черты моего лица в какой-то момент действительно изменились. У нас такая профессия, что мы постоянно вызываем в себе какие-то персонажи, сущности, фантомы. Это не проходит бесследно. Когда люди шаманят, с ними ведь что-то на личностном плане происходит.
- А кто был вашим крестным отцом в кино?
- Когда после Петропавловска-Камчатского меня пригласили в Театр Станиславского, там работали многие звезды. И каждый вечер я видел, как после спектакля у служебного входа стояли ассистентки режиссеров со сценариями и машинами. Они ждали Сергея Шакурова, Альберта Филозова, Эммануила Виторгана, чтобы развести их по киностудиям на ночные съемки. Я смотрел на это и безумно переживал, думал, когда же начнется этот праздник и у меня. Наконец раздался долгожданный звонок, и Михаил Швейцер пригласил меня в "Мертвые души". С этого и началось.
- Несколько лет назад Юрий Кара закончил снимать фильм "Мастер и Маргарита", в котором вы сыграли Азазелло. Есть надежда, что мы когда-нибудь сможем увидеть этот фильм?
- Думаю, что никакой надежды нет. Продюсеры спрятали ленту и никому ее не показывают. Я сам целиком фильм не видел, лишь отдельные фрагменты.
- Обидно - потратили столько сил и времени, а результата никто так и не оценит.
- Мне не обидно. Есть флер - все знают, что я снимался в "Мастере". Это прекрасно. Все равно, как если бы какой-то писатель всю жизнь писал роман о Христе, все бы об этом знали, но никто этот роман никогда бы не прочел. А вдруг бы прочли и крикнули: "Король-то голый!". Лучше шить это платье и никому не показывать. Пусть лучше будет так. Где-то есть "Мастер", но мы его никогда не увидим. Уверен, что в случае с фильмом Юрия Кары для него и для всех нас это наиболее благоприятный исход.
- Тот же Юрий Кара начинал работать над фильмом "Тавро Кассандры" по роману Чингиза Айтматова. Вы прошли тщательнейший отбор, вас зачислили в отряд космонавтов, вы тренировались, но по финансовым причинам полет в космос так и не состоялся. Не жалеете о затраченных усилиях?
- Я никогда не жалею ни о чем. Это хорошо, что я их затратил. Это не потеря, а приобретение. Я научился работать с бортовым компьютером, медицинскими приборами, фото- и видеокамерой. У меня масса впечатлений от тренировок на выживание. Мы тренировались на специальном корабле, внутри которого была жара, как при реальном приземлении в степях Казахстана. Все члены экипажа принимают позу эмбриона и в таком положении переодеваются и готовятся к высадке, ведь объем капсулы спускаемого аппарата чуть больше кубического метра. Я видел, как после перегрузок черты лица меняются так, словно ты на глазах стареешь. А разве можно забыть впечатление от специального планетария в Центре подготовки. Там можно наблюдать около девяти тысяч звезд. Погружаешься в эту сферу и понимаешь, что ты - микроскопичен. А с другой стороны, чувствуешь себя частицей всего этого. Разве можно жалеть об этом?
- Вы чего-нибудь в жизни боитесь?
- В профессии боюсь несостоятельности и невостребованности. В жизни - физической немощи. Боюсь быть обузой близким. Надеюсь, этого не случится.
Беседу вела