Золотые шары

Главная Культура 00:50 03 Апреля 2020 2864

Золотые шары

3 апреля исполняется 100 лет со дня рождения Юрия Нагибина

Александр КУПРИЯНОВ, писатель, главный редактор "Вечерней Москвы"

Напечатать

Однажды он записал в своем «Дневнике»: «Я знаю, что живу не в свой век и не на своем месте». А он был уже тогда знаменит, богат, и его любили женщины. Правда, в писательской среде ходила поговорка: работает, как Нагибин. То есть не разгибаясь.

Чуть позже Нагибин запишет: «Я делаю в кино вещи, которые работают на наш строй, а их портят, терзают, лишают смысла». За сценарий к фильму «Дерсу Узала» он получит статуэтку американского «Оскара». После триумфального шествия по стране снятого по его сценарию «Председателя» Нагибин заработает первый инфаркт. В 43 года. Михаил Ульянов за исполнение роли Трубникова получит Ленинскую премию — вполне заслуженно. А Нагибину устроят чистку в Союзе писателей после письма-жалобы прототипа главного героя...

В 1990-м его удостоят в Венеции «Золотого льва», а в Агридженто на Сицилии — звания «Лучший писатель Европы». В любезном Отечестве — ничего. Лишь юбилейные медали по случаю Дня Победы. Нагибин был фронтовиком. Его тяжело контузило в 1943-м. В последние 10 лет он напишет книги, которые поставят его в один ряд с классиками мировой литературы. Жаль, что эти книги мало кто читал. Они были изданы перед самой смертью писателя, в 90-е, небольшими тиражами. Именно тогда страна бросала читать.

Впрочем, не только читать. Помнить она тоже бросала. И то и другое почти получилось.

***

Чиновники разных мастей ненавидели Нагибина. Прорабатывали его на собраниях, организовывали разносы в газетах. Представители мало что читающей общественности стучали в инстанции. Обличительным письмам давали ход. Что не так уж удивительно: многие тогда подспудно чувствовали в Нагибине «не нашего человека», оборотня-антисоветчика, да еще и еврея.

Антисоветчиком, даже если судить по его откровениям в «Дневнике», Нагибин не был. Правда, в комсомол не вступал, и в партию его не затащили. Но в войну он служил в политотделах на Волховском и Воронежском фронтах. Свою литературную работу Нагибин делил на поденщину, или, как он сам называл, «халтуру» (репортажи, очерки, документальные фильмы), и собственно творчество: рассказы, повести, романы. Внешне абсолютно успешный советский писатель, теннисист, бражник-гулена, баловень судьбы. Женатый на дочери директора Завода имени Лихачева, позже — на блистательной, поэтической Белле. Но внутренне, как и многие советико сапиенс, он жил в жутком раздрае.

«Мое анкетное существование весьма резко отличается от подлинного», — напишет Нагибин о своем происхождении. Долго Юра считал себя евреем — и другие так считали, начиная со школьного хулиганья с Чистых прудов. Он был усыновлен адвокатом Марком Левенталем. В зрелые годы Нагибин узнал, что настоящим его отцом был дворянин и офицер Кирилл Александрович Нагибин, расстрелянный на реке Красивая Меча в 1920-м как участник восстания в Курской губернии. А Левенталя чекисты сослали в Кохму — там он и сгинул. И отец, и отчим — оба враги народа...

А Юра — пионер-отличник, спорт-смен-футболист (подавал надежды), студент Московского мединститута, потом — ВГИКа, фронтовик, писатель, которого с первых шагов заметили Катаев и Олеша. Из «Дневника»: «Вытравить отца мне удалось лишь из анкетного бытия. В другом, в плоти и крови, существовании моем он непрестанно напоминает о себе». В одном из последних интервью Нагибин признавался: «Двойственность была жуткая».

Вот, например. «Была чудесная осень, мы поехали в Сокольники, набрали охапки листьев — красных, желтых, мраморных... Я зашел в комнату, а мама, Осьмеркин (художник) и Кожебаткин (издатель) сидят, пьют водочку. Осьмеркин украсил комнату листьями, я даже остолбенел от такой красоты. Кожебаткин, уже пьяненький, говорит матери: „Ксения, Ксения, зачем им (то есть большевикам) эта осень, это золото? Они сделали свое грязное дело слякотной порой, Ксения...“ Они рыдали и пили... Мне было 14 лет. Я свернул ватман трубкой, зашел в церковь, истово помолился за маму, за бедного Кожебаткина, за Осьмеркина. Помолился и пошел на совет отряда утверждать номер „Воинствующего безбожника“, редактором, художником, издателем и единственным читателем которого был я».

***

Как же он жил? «12 июля 1953 г. Денег? По-настоящему мне никогда их не хотелось. Я все делал на пределе своих сил, все делал страстно. Я не выпивал, а пил мертвецкую, я блудил каким-то первородным грехом, я работал, как фанатик».

Так же страстно он написал «Дневник». До сих пор — бестселлер. Многие, узнав себя в этих беспощадных к себе и окружающим записках, оскорбились. Лишь Евтушенко, которого Нагибин тоже не сильно пожалел, обмолвился: «Нагибин сам на себя наговаривал... Он не был таким уж злым и циничным человеком, каким пытается себя изобразить».

***

При подготовке столетия писателя мы нашли уникальные снимки Нагибина, которые, похоже, никогда не публиковались. От раннего детства почти до последних его дней. Готовится к изданию альбом «Юрий Нагибин. 100 неизвестных фотографий». Трудно найти карточку, где Юрий Маркович улыбался бы... Разве что только в Пушкиногорье, в гостях у Гейченко.

Он любил там бывать. Но где скрыться от жизни?

«Со смешанным чувством печали и освобождения я вновь и вновь испытываю чувство полнейшей безнадежности — времени, личной судьбы, грядущего. Все ясно до конца. Никаких спасительных иллюзий». Так записано Нагибиным после вторжения советских танков в Чехословакию в августе 1968-го. Именно тогда, по воспоминаниям Аллы Григорьевны, последней жены писателя, Нагибин решил, что у него не будет детей. Он не хотел наследников, которых оставит в такой стране.

Алла Григорьевна, слава Богу, жива, мы помогаем ей хранить память о муже. Открыта улочка имени Нагибина в Новой Москве, висит (наконец-то, после трех попыток) мемориальная доска в Армянском переулке, на доме, где прошло детство Юры. Переиздан «Дневник», в издательстве «Терра» готовится выйти собрание сочинений Нагибина. В планах — открытие скульп-турной композиции в Красной Пахре, где Нагибин жил до самого конца.

***

Он не мыслил себя вне Родины. Приятельствовал и бражничал с Виктором Петровичем Астафьевым, тоже фронтовиком. На даче в Красной Пахре просиживали до третьих петухов. Говоря о тропочке настоящей литературы, которая «начинает натаптываться», Нагибин первым называет повесть «Пастух и пастушка» Астафьева.

Подводя кое-какие итоги, в 1987-м Астафьев написал: «Мы прожили жизнь трудно, однако достойно, преодолевая в себе раба, недуги и несчастья нашего времени, тупых вождей и „сверхчеловеков“, которые унизили себя, свою Родину, породили детей, себе подобных, но унизить нас до основания, сделать нас себе подобными им до конца не удалось... Кое-как, кое-кто и кое-где сохранил душу живую, остался самим собой, хотя бы частично».

Горькие слова, в полной мере относящиеся и к Нагибину. «Боюсь, что с моей великой идеей: прожить жизнь до конца порядочным человеком ничего не выйдет. Порядочным человеком я-то останусь, но жизни не проживу — загнусь до срока», — вторит Астафьеву из своего далека Нагибин.

***

Дом Нагибиных, проданный одному из первых московских олигархов, стоял перестроенный и заколоченный, почему-то похожий на барак. В нем годами не зажигали света. Падали снега на липовую аллею, по которой он гулял. Алла вернулась из Америки, где восемь лет лечилась от страшной болезни после смерти Юрия. Под стрехой домика по соседству, куда она переселилась, была найдена сумка с фотографиями Юрия Марковича.

Лили дожди...

Писатели издавали мемуары.

Так и век прошел.

Мы, как оказалось, были почти все больны тяжелым вирусом — не легче нынешнего. Но как-то выжили. Нас оставили Астафьев, Нагибин, Шукшин, Трифонов, Твардовский, Чингиз и Володя. А на этой неделе умер и последний из писателей-фронтовиков Юрий Бондарев. Но остаются их книги.

За последние 10 лет своей жизни Нагибин написал произведения невиданной искренности. Так срывают с себя кожу, впадая в неслыханную (по Пастернаку) ересь. Нужно назвать эти книги. «Встань и иди», «Моя золотая теща», «Рассказ синего лягушонка», «Тьма в конце тоннеля», «Дафнис и Хлоя эпохи культа личности, волюнтаризма и застоя». Кажется, лучше всех современников сказала про Нагибина Виктория Токарева: «В этих креслах сидел Юрий Маркович Нагибин — великий, как Вольтер, и жонглировал словами в пространстве, как золотыми шарами. И они до сих пор летают». Токарева имела в виду кресло-трон XVI века, на котором теперь возлежит кот Нагибиных. А золотые шары и правда летают. Я сам их видел в том домике, в том саду, где однажды он уснул и не проснулся. Нагибин умер легко, не мучаясь. Совсем не так, как жил.

Напечатать

Культура 00:05 / 29 Февраля 2024 13603

«Февраль. Достать чернил и плакать…»

Эти стихи Борис Пастернак написал в 1912 году - високосном, как и нынешний

Марина КРЮЧКОВА

Труд

Борис Пастернак. Фото: © Vadim Nekrasov, globallookpress.com

По народным приметам, високосы считались самыми тяжелыми годами, сулящими войны, неурожаи и прочие бедствия. Особенно страшились февраля. Шутка ли: раз в 19 лет этот месяц бывает «черным», то есть вообще...