К фестивалю «Декабрьские вечера» в ГМИИ открылась выставка - посвящение французскому писателю Андре Мальро
Зима в Пушкинском музее началась, как и 36 лет подряд, «Декабрьскими вечерами Святослава Рихтера».
Но прежде чем 1 декабря состоялся первый концерт Международного музыкального фестиваля, в отведенном ему Белом зале и вокруг по традиции открылась выставка, приуроченная к «вечерам». На сей раз это авторский проект президента ГМИИ имени А.С. Пушкина Ирины Антоновой, чьи заслуги, звания и награды мы не рискнем перечислять просто в силу нехватки места в газете. Легенда российского музейного сообщества претворила тему нынешнего фестиваля «Традиции, диалог, метаморфозы» в выставку — посвящение своему старшему современнику, знаменитому французу Андре Мальро (1901-1976). Писателя и философа, участника движения Сопротивления и министра культуры в правительстве де Голля помнят в ГМИИ как дорогого гостя и искреннего друга.
Выставка необычна по структуре и концепции: она охватила почти всю историю искусства, различные цивилизации. Все это богатство — 200 экспонатов из 28 музеев Европы — не расставлено строго по хронологии, а перемешано в фантастическом коктейле. Скульптура Будды из древней Индии отражается в древнеримском портрете Луция Вера, оба вместе — в готической Мадонне и статуе королевы Кхмерской империи, далее загадочным образом преломляются в русской иконе XIV века «Богоматерь Одигитрия», и так до бесконечности. Картины одной эпохи, но из разных стран спорят или являют гармоническое созвучие, как портреты современников от Альбрехта Дюрера и его анонимного итальянского коллеги XV столетия либо от Эдуарда Мане и Валентина Серова. Таким динамическим парам, трио, квинтетам или мини-оркестрам несть числа: тут уж многое зависит от воли зрителя, его эрудиции и готовности к сопереживанию.
Всю зиму зрителю, да и посетителю концертов предстоит вслушиваться в «Голоса воображаемого музея Андре Мальро». Название выставки отсылает к иному, весьма амбициозному проекту — «Воображаемый музей», с успехом реализованному ГМИИ имени А.С. Пушкина к его столетию. Тогда в залы постоянной экспозиции были внесены десятки шедевров мирового искусства, присланные различными музеями в честь юбилея собрата. Теперь такого вторжения нет — все экспонаты собраны в едином пространстве Белого зала и Розовой колоннады. Тем не менее диалог возникает — теперь уже между вещами из самого ГМИИ.
Африканские маски смыкаются с древнекитайскими культовыми вещами, индийская пластика созвучна европейскому барокко. Такие созвучия вслед за французским мыслителем анализирует выставка, разбитая на разделы: «Многоликая древность», «От сакрального к идеальному», «От идеального к реальному». Внутри них уместилась едва ли не вся история искусства, кроме разве что первобытных наскальных росписей. Отразить культурологические воззрения Мальро призваны такие шедевры, как алебастровый сосуд — символ дара жизни — из Ашшура XIV века до н. э. (Музей Передней Азии, Берлин); воплощающий союз Матери с Отцом антропоморфный сосуд с четырьмя спиралями Трипольской культуры, созданный в IV тысячелетии до н.э. (Исторический музей, Москва), а также ацтекская статуэтка богини Чальчиутликуэ XV века из Эрмитажа, коптские ткани из собрания ГМИИ либо голова жреца из Египта ранних Птолемеев (Египетский музей, Берлин). Эти загадочные древние предметы побуждают зрителя к сложной навигации по выставке. Дальше он встретит мраморную голову бородатого мужчины (возможно, Христа), которая создана в Иль-де-Франс XII века, а хранится в Париже в Музее средневекового искусства Клюни, уже светский ренессансный «Портрет молодого человека» кисти Антонелло да Мессина (Государственные музеи Берлина) и «Женский портрет» Гольбейна из ГМИИ. Полюбуется эрмитажным «Портретом папы Павла III» из мастерской Тициана, образами Рембрандта и Веласкеса, чья «Сцена в таверне» прибыла из Будапешта, и детским портретом Гойи из Лувра, который так несхож с его мрачным «Колоссом» из Прадо. Московский натюрморт Шардена ничуть не уступает натюрморту Сурбарана из того же Прадо...
Однако оставим перечисление музеев и шедевров, пусть и отрадное. В круг искусства ХХ века встроен рассказ о личности самого Андре Мальро — через его книги и фото, живопись и скульптуру модернистов, о которых писал этот просветитель своего времени, а то и сквозь его снимки на фоне тех же работ и их авторов. Глядя на героя выставки рядом с Пастернаком, Эренбургом или Фурцевой, читая о его совместном кинопроекте с Сергеем Эйзенштейном, ощущаешь, как тесны связи между двумя странами, вроде бы такими далекими. А фотографии Мальро в компании Ирины Антоновой, знакомящей его с ГМИИ полвека назад, вдруг дают такую «симфонию», какой не было и в тот момент, когда министр культуры Франции совместно с Жаклин Кеннеди открывал выставку «Джоконды» в США. Живое дыхание истории, отрицающей границы, — главное послание выставки.