На первый взгляд может показаться, что все самое интересное уже в прошлом. Но это не так. Алла Николаевна по-прежнему выступает на сцене, она, помимо всего прочего, уже 6 лет - постоянный член жюри учрежденного "Трудом" Всероссийского конкурса молодых исполнителей русского романса. Секрет ее душевной молодости прост: любовь к зрителям, которые отвечают ей полной взаимностью.
- Алла Николаевна, каким был ваш путь на сцену?
- Я родилась в артистической семье: папа был великолепным оперным певцом, мама танцевала. Очень хорошо помню сочельник 1923 года. В то время мы с мамой жили в Париже, а папа гастролировал в Лондоне. И вот под Рождество мы получаем от него телеграмму: "Срочно приезжайте в Лондон". Мы с мамой отправляемся к нему. Оказалось, папа очень хотел показать мне, тогда 9-летней девочке, премьеру гремевшего в Европе театра миниатюр Никиты Балиева, у которого он работал. Театр этот, незаслуженно забытый сегодня, был замечательным. О художественном уровне постановок можно судить хотя бы по тому, что декорации писал сам Константин Коровин. Так вот, к Рождеству Балиев задумал поставить номер на библейский сюжет. В строгой религиозной Англии для этого пришлось испрашивать разрешения у королевского двора. Постановку позволили, но предупредили: если религиозные чувства англичан будут оскорблены, режиссеру раз и навсегда въезд в Англию будет закрыт.
На роль Иосифа Балиев взял моего отца. Папин герой выходил на сцену (дело происходило в зале театра "Ковент-Гарден") с посохом, а рядом с ним с видимым трудом шла Богородица, которую играла Комиссаржевская, родственница знаменитой звезды сцены. Помню, что в хлеву, куда зашли после поисков пристанища Иосиф и Богородица, стояла настоящая корова с теленочком. Потом свет погас, мощный прожектор высветил Богородицу, склонившуюся над колыбелькой с младенцем, и грянул специально приглашенный для этого номера оркестр из 60 музыкантов. Они играли неземной красоты музыку Баха. Занавес упал, в зале зажегся свет, и я сидевшая в ложе, вдруг увидела еще одно потрясшее мое детское воображение зрелище: весь партер переливался бриллиантами, изумрудами - на премьеру пришла лондонская знать. В этот момент король встал и начал аплодировать, а за ним поднялся весь зал. Я, тогда маленькая девочка, запечатлела этот момент в своей памяти на всю жизнь. Но о сцене я тогда еще не мечтала.
Выступать я начала совершенно случайно. Произошло это в Париже. Мой отец устроился на работу в духан, только что открытый одним очень богатым евреем по фамилии Трахтенберг. Успехом заведение пользовалось сумасшедшим, возможно, из-за умелой рекламы: Трахтенберг напечатал приглашения гостям на настоящих екатерининских 100-рублевых ассигнациях, которые потом передавались из рук в руки как реликвия.
К открытию духана Трахтенберг подготовил программу, в которой отцу предстояло выступить в роли раскаявшегося разбойника Кудеяра. Этот номер, кстати, отцу поставил тот же Балиев. Слепой Кудеяр выходил на сцену в сопровождении мальчика. Но в Париже подходящего кандидата на эту маленькую роль отец почему-то не нашел. И решил взять в поводыри меня.
Настал день открытия. Мы вышли в зал в рубищах - я с хохломской миской, в которой позвякивали монетки, отец с посохом - и по дорожке меж двух рядов столиков прошли на сцену. Не знаю, что мне взбрело в голову, но в финале, когдазазвенели колокола, я своим детским голоском тихо запела: "Вечерний звон, вечерний звон, как много дум наводит он..." Это была любимая песня русских эмигрантов - ею заканчивались любые посиделки. То, что я запела, оказалось сюрпризом не только для моего отца, который еле сдерживал улыбку, но и для меня самой. Отец положил свою сильную теплую руку на мое хрупкое плечико, мне стало так приятно... Я буквально купалась в счастье от отцовского доверия и божественной музыки. Наш дуэт имел у публики такой оглушительный успех, что с того самого вечера и по сей день я выступаю на сцене.
- Наверное, за 80 лет на сцене вам пришлось выступать перед многими знаменитостями. Кого вы запомнили, кто произвел самое сильное впечатление?
- Хорошо запомнила одну встречу в начале своей карьеры. Тогда мы с отцом выступали в дорогом духане "Абрек" в Монте-Карло. Так вот, в один из вечеров в зал вошла утонченная дама под руку со статным господином. Мой отец обратил на них мое внимание и сказал: "Ты понимаешь, кто пришел? Это же Великий князь и Кшесинская - знаменитая балерина и любимая женщина Николая Второго!" В этот момент оркестр на мгновение замолчал, а затем заиграл соло из "Лебединого озера", которое когда-то исполняла Матильда Кшесинская. Она улыбнулась и поклонилась оркестру. Позже они еще не раз наведывались в этот ресторан.
Приходилось мне выступать и перед Великим князем Александром Михайловичем Романовым (с его сыновьями Василием и Федором я потом подружилась и порой каталась на их великолепной машине). Тогда нас пригласили выступить в городе Реймсе на заводе шампанских вин "Драй монополь" по случаю юбилея этой фирмы. Туда же был приглашен и Великий князь с сыновьями. Когда настал мой черед, я вышла в красивом цыганском костюме, расшитом блестками, и стала петь, как сейчас помню, "Буран". Под конец песни пустилась в пляс. И вдруг Великий князь поднимает руку, оркестр замолкает, и я слышу: "Девочка, подойди, пожалуйста, сюда". Я, ни жива ни мертва, подхожу к нему, нахмуренному. "Повернись-ка ко мне спиной", - попросил он. "Не могу, Ваше Высокопревосходительство..." "Почему?" - поинтересовался князь. "Я не смею, что-то в душе мне не позволяет этого сделать..." - ответила я. Тем не менее он настоял. Потом попросил подойти маму. "Вы сшили этот костюм?" - поинтересовался он. "Да", - ответила она. "А вы думали о том, что именно вы шьете?" "Я вас не понимаю", - пролепетала мать. "А эту пятиконечную звезду вышивали вы?" "Да, - ответила мама, - но ведь это обычная звезда..." "Это большевистская звезда! - уже начал повышать голос князь. - Как вы могли себе такое позволить!" И, уже сбавляя тон, добавил: "Пусть девочка переоденется и продолжает выступление. Не сердитесь на меня, я вынужден сделать вам это замечание".
Среди других персон, с которыми связаны сильные впечатления, Александр Вертинский, который впоследствии стал моим близким приятелем, Эдит Пиаф, Морфесси. Последний дружил с моим отцом, и папа всегда ставил мне его в пример как лучшего исполнителя романсов. Ну и, конечно, Петька Лещенко - этот рубаха-парень, с которым мы тесно общались несколько лет и которого я часто вспоминаю.
- Алла Николаевна, вы долго варились в котле эмиграции первой волны. На ваш взгляд, сумели эти люди сохранить на чужбине свою культуру?
- Безусловно. Ну, скажем, русские сохранили традицию отмечать Рождество и именины Евгении и Евгения, которые приходятся на этот день, соблюдать строжайший пост до первой звезды. А с наступлением ночи зажигалась елка, столы ломились от разной вкуснятины, подавались куличи. Рождество мы всегда праздновали перед Новым годом. Это были два красивых праздника, которые сегодня в России почему-то слились в один. Точно так же соблюдались все пасхальные традиции. Ну а что касается русского языка... То, что я услышала, когда впервые попала в Россию после эмиграции, показалось мне каким-то кошмаром. Здесь так коверкают слог! К сожалению, даже мой язык за годы жизни в Москве испортился. Я уже научилась ругаться матом, да еще как! Ведь теперь нам внушают, даже по телевидению, что мат - неотъемлемая часть русского обихода.
- Насколько вообще жизнь в России оказалась отличной от тех представлений о ней, которые сложились у вас в годы скитаний?
- Для меня, приехавшей из нищей, голодной Румынии, жизнь в России казалась сладкой. Главное, я читала вывески по-русски: "Пирожки", "Блинная", "Закусочная", и во все эти заведения можно было забежать, выпить рюмку водки и закусить икоркой. Так что я отнюдь не была разочарована. Что случилось потом, все мы помним... Что же касается российской публики, на нее можно лишь молиться: когда я на Дальнем Востоке вышла на сцену, стесняясь своего костыля (я тогда сломала ногу), - все встали как один! Вы понимаете, что это значит для артиста?
- А какие-то диковинные истории на Новый год с вами случались?
- Боюсь вас разочаровать. Хотя встреча Нового года хороша всеобщим возбуждением накануне, сам по себе праздник обычно проходил как-то буднично: все прилипали к радиоприемнику или в более поздние годы - к телевизору, слушая очередную поздравительную речь. А потом танцы-манцы. И как результат - большая усталость. А иногда, особенно когда мы пели вместе с Петей Лещенко, приходилось в Новый год и работать. Мы садились в его машину и объезжали по нескольку ресторанов и кабаре, зарабатывая неплохие деньги.
- У вас есть любимые блюда на Рождество и Новый год?
- На Рождество я люблю все, что обычно готовит хорошая хозяйка: например, обжаренные в сале пирожки по-филипповски или пухлые, румяные кулебяки, похожие на толстых купчих. А на Новый год, скажу честно, предпочитаю черную икру. Хотя могу обойтись и без всяких деликатесов, потому что главная "роскошь" - это вовсе не еда, а совсем другие вещи, главная из которых для меня - это любовь моих зрителей.