Штрихи к портрету русской женщины первой половины ХХI века
Скоро женский праздник, все бросятся покупать цветы, надписывать открытки, говорить предсказуемые слова: Ничего не попишешь, традиция. А мы в преддверии 8 Марта решили рассказать о симпатичной женщине, принципиальном человеке и большом друге нашей газеты. Потому что такие люди, как Галина Ивановна МАЛАНИЧЕВА, украшают нашу жизнь.
Большая компания людей ехала на мероприятие в Псков. Собирались на вокзале перед поездом. Улыбчивая девушка нашла в списке фамилию, вручила билет и добавила: «Вы в купе с Галиной Ивановной Маланичевой, председателем ВООПИиКа». И жестом показала на маленькую женщину со смоляными волосами. Я приготовилась к холодной любезности, которая обычно декорирует спесивую начальственность, но с первых же минут общения поняла, что совершенно ошиблась, — не то чтобы соседка была говорливой простушкой, просто она была на редкость деликатна.
Прямо как финка, подумала я, поскольку в это время читала культурологическую книжицу про Финляндию, где объяснялось, что финны очень дорожат личным пространством и поэтому всегда говорят тихо и в других людях предпочитают ненавязчивость. Мы с Галиной Ивановной доехали отлично — и поговорили, и молча насмотрелись на убегающие пейзажи, короче, не надоели друг другу.
Там, в Псковской области, я еще раз невольно отметила мою попутчицу — когда народ схлынул с крошечного церковного кладбища возле Георгиевской церкви на Вороничах, где год назад мы похоронили Савву Ямщикова, маленькая женская фигурка подошла к ограде, сняла легкие тапочки и босая вошла внутрь. Стояла там тихо, и я издалека чувствовала, что она молча с Саввой разговаривает. С ним, который при жизни давал им всем жару своим пассионарным неистовством, давил авторитетом и втравлял в скандалы с начальством, а они хотя и возмущались, но шли на поводу, поскольку знали: прав! И это он, Савванарола, как прозвали его недруги — хотя, если вдуматься, то это и комплимент, с рыбьим-то темпераментом в борьбах не победить, — сказал однажды: «Учтите, я ее в обиду не дам!» И погрозил пухлым пальцем. «Ее» — Галину Ивановну. Поэтому она в трудные минуты, когда, казалось, все против нее, все предали, мысленно обращалась к нему: «Саввушка, Савва Васильевич, помоги!»
Сейчас в чести начальники с гибкой ценностной шкалой и такой же психикой — те, что могут закрыть глаза, а то и найти аргументы и оправдать различные непотребства властей предержащих. В особенности это касается материй, которые кое-кто из них хотел бы прибрать к рукам, — определения границ заповедных территорий, сохранения обветшалых, но значимых для истории культуры памятников, которые в иных глазах застоялись на дорогущей земле: Вам понравилось это живописное местечко? Так забирайте его под личный особняк, мы этого и «не заметим». Надо срубить аллею, по которой еще Пушкин с Кюхельбекером гуляли, чтобы провести к вам в коттедж газ, дорогу, неважно что — пожалуйста! Будем хранить молчание, пока выскочки из СМИ выговорятся, там уже тоже все меньше говорливых...
Можно же и так жить. И входить с важным видом в различные комиссии, ездить на всевозможные форумы: Самое противное, что каким бы принципиальным ты ни старался быть, все равно зависишь от чиновников — деньги-то у них. Вот грядет дата — 50-летие Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры. ВООПИиКа. Как же не поощрить честных тружеников на земле, которые там, в бессчетных местах и местечках России, отстаивают наше национальное достояние? И тоже, конечно, в борьбе, и потому на одном хлебе с водичкой. А денежки-то просить ох как нелегко. Вот пообещали тебе, а ты, значит, сиди молча, не критикуй. Высказался сообразно совести — вслед летит на бланке столоначальном сухое письмишко: в денежных средствах, мол, решено отказать...
— Я сейчас, — говорит Галина Ивановна, — уже не так реагирую на подлость, как раньше. Честно говоря, даже не знаю, хорошо ли это. По большому счету — нет, нехорошо. Просто раньше меж людьми были другие отношения. Честнее. Сердечнее. Можно было обратиться друг к другу с просьбой и не думать, как это истолкуют и что взамен попросят. Можно было запросто занять денег. А сейчас не стыдно давать взаймы под проценты — времена, мол, сам понимаешь, неустойчивые...
Если посмотреть, из чего складывается моя жизнь, то все просто: работа и общение с сыном. По «Скайпу», дважды в день. Он с семьей живет в Новой Зеландии уже 10 лет. Раз в год я туда езжу. Мне там нравится. То, как люди, все без исключения, упираются, работают. Иначе никак не выходит, жизнь там дорогая. Но при этом никаких распальцовок, никакого снобизма, все очень доброжелательны. А еще у меня там шестилетняя внученька Мелания, Мелани по-английски. Она говорит по-русски, и все мы, и Гоша мой, и невестка Катенька, прилагаем к этому большие усилия. Меня она называет Гая, вот бы, говорит, ты, бабушенка, никогда отсюда не уезжала... Еще с того момента, как мы познакомились с Галиной Ивановной в купе псковского скорого поезда, мне было любопытно посмотреть на ее сына. Тогда скайпов не было, и он звонил рано утром из Окленда по льготному тарифу — просто узнать, как мама спала ночь в поезде, все ли у нее в порядке. Каким молодым и счастливым делалось в эти минуты ее лицо! И в далекую страну хоббитов летели по оптоволокну межконтинентальной связи лишь ласкательные суффиксы: Гошенька, Катенька, Малаша...
И вот вижу у нее в доме всюду их фотографии: открытые, смеющиеся лица. Гоша — типичный интеллектуал и отличник. Он действительно отличник по жизни: школу окончил с золотой медалью, университет — с красным дипломом, там, в Окленде, получил еще одно высшее образование. На самом почетном месте — портрет покойного мужа, его работы всюду по стенам. Роберт Маланичев был художником, хотя окончил историко-архивный.
Спрашиваю, важно ли ей, чтоб ее хвалили, и часто ли она получала в жизни похвалы? Галина Ивановна сначала не понимает вопроса, относит его к сфере профессиональной деятельности, где по понятным причинам чем лучше работаешь, тем меньше похвал. А поняв, грустнеет, и даже невольная слеза выкатывается из ее глаз.
— У меня была замечательная мамочка. Очень жертвенная. Она мечтала стать врачом, но, дитя войны и голода, все время падала в обмороки в анатомичке. Стала хирургической медсестрой. Она меня обожала и постоянно хвалила за каждый пустяк: «Ты у меня молодец, Галчонок!» Я у нее тоже была одна-единственная. Свет в окошке. Как и мой Гошенька для меня. Это же главное — когда есть свет в окошке?