"ПЕРЕД ГЛАЗАМИ РАЗВЕРЗЛАСЬ ЧЕРНАЯ БЕЗДНА..."
- Сознание еще не отключилось, но, вращаясь
"ПЕРЕД ГЛАЗАМИ РАЗВЕРЗЛАСЬ ЧЕРНАЯ БЕЗДНА..."
- Сознание еще не отключилось, но, вращаясь на центрифуге, я почему-то совершенно не чувствовал, как пошла кровь из носа, из ушей и даже в нижней части тела, заливая ягодицы. В тех экстремальных условиях мысленно фиксировал: да, лицо уже "поплыло", щеки стали вытягиваться, вот они сползли уже ниже подбородка, словно мягкое тесто. А на живот и грудь наваливалась огромная, нет, не так, чудовищная тяжесть, которая, казалось, вот-вот раздавит бренное тело, - вспоминает Джон Иванович ГРИДУНОВ, многие годы являвшийся одним из самых отчаянных в нашей стране испытателей космической техники, а также экстремальных полетных ситуаций.
Врач Ада Равгатовна Котовская, стоявшая у пульта управления рядом с оператором центрифуги, беспрестанно передавала испытуемому световой сигнал, зажигая лампочку, укрепленную перед его креслом. Гридунов сразу же отвечал ей - давил на кнопку тангеты, которую держал в ладони. Таким образом подтверждал, что находится в сознании, контролирует ситуацию. "Я пытался, сконцентрировав волю, противостоять невероятному прессу, сдавливающему тело, - продолжал мой собеседник. - Затем мысли стали путаться. В какой-то момент перед глазами вдруг разверзлась черная бездна, и яркие молнии, ослепительные сполохи пронзали ее. Это было последнее, что помнил. Я потерял сознание..."
В тот летний день 1965-го медики проводили самый рискованный эксперимент. Они хотели выяснить, какие максимальные перегрузки в направлении "грудь - спина" может выдержать человек, где здесь предел, красная черта, переходить которую смертельно опасно. Испытуемый мог в любой момент прекратить свои муки. В Государственном научно-исследовательском испытательном институте авиационной и космической медицины знали: Джон Гридунов будет держаться даже "через не могу", не даст слабины. Важная деталь: перегрузки в тот раз нарастали медленно. Это было сделано специально, потому что такой режим особенно тяжело воспринимается организмом. Именно экстремальные условия интересовали исследователей...
Когда Гридунов после остановки центрифуги пришел в себя, Ада Равгатовна сказала ему: "Выдержал почти 19 единиц. Ты, Джон Иванович, настоящий мужик". В ее устах это была высшая похвала. Тот результат, достигнутый более 40 лет назад, не превзойден до сих пор. И хотя позже другие испытатели выдерживали кратковременно 26 единиц, но у них перегрузки нарастали в 5 - 6 раз быстрее, а это совсем другое дело. Не умаляя выдающихся заслуг этих людей (26 единиц эквивалентно тому, что тело человека как бы начинает весить две тонны), специалисты все-таки на особое место ставят достижение Гридунова. Недавно непререкаемый авторитет в этой области - профессор, доктор медицинских наук, действительный член Международной академии астронавтики Ада Котовская вручила Джону Ивановичу своеобразный письменный сертификат, свидетельство того давнего рекорда:
"В 60-е годы прошлого столетия в институте интенсивно проводились исследования на центрифуге по определению предела переносимости человеком перегрузок. Эти работы выполнялись по запросам ОКБ-1, возглавлявшегося главным конструктором С.П. Королевым. На центрифуге воспроизводились различные режимы перегрузок, которые могут возникнуть на участке выведения космического корабля на орбиту и спуске его на Землю. Для большой группы испытателей предел переносимости при скорости нарастания перегрузок 0,2 единицы в секунду составил в среднем около 14 единиц. У Гридунова - 18,5. Это единственный подобный случай в моей многолетней практике. Джон Иванович обладал недюжинным здоровьем и силой воли, что позволило ему достичь на центрифуге таких необычных результатов".
13 ЧАСОВ В ЛЕДЯНОЙ ВОДЕ
Гридунов, что удивительно, не был штатным испытателем. Его основное место работы в те годы - начальник клуба НИИ авиационной и космической медицины. Сцену он любил всегда. В юности про него говорили: "Творческая натура, быть ему артистом. И имя соответствующее - Джон". Отец, кадровый военный, назвал так сына в честь американского писателя Джона Рида. Первый начальник Центра подготовки космонавтов Евгений Анатольевич Карпов так и звал Гридунова - Джон Рид Иванович. В Звездном знали: Джон Рид Иванович прекрасно держится на сцене, отличный рассказчик, хорошо поет, танцует. Но так уж распорядилась судьба, что после армии пошел не в театральное училище, а в академию Жуковского (в конце войны служил техником в авиационном полку).
Вскоре, однако, понял: быть авиационным инженером - не его призвание. Клуб хоть и не столичный театр, но все-таки имеет непосредственное отношение к искусству. И он с удовольствием перешел на новую работу, занялся любимым делом. А еще Гридунову очень нравится риск, острота ощущений. "Я люблю балансировать на грани возможного, но только в том случае, если это предпринимается не ради сенсации, а ради дела", - говорит он. Между прочим, ученые считают, что страсть к поиску ярких ощущений заложена в рисковых людях на генетическом уровне. Так или нет, но Гридунов с энтузиазмом включился в испытания самой сложной, опасной техники.
Не только на центрифуге удивлял специалистов, ставил фантастические рекорды, которые, похоже, до сих пор не известны авторам Книги рекордов Гиннесса. Он провел, например, 13 часов 25 минут в ледяной воде, проверяя на себе по заданию института защитные свойства специального костюма. На поверхности воды среди плавающих льдинок была видна только его голова. Несмотря на то, что Джон время от времени работал руками и ногами, совершая резкие плавательные движения, испытатель подвергался сильному переохлаждению. По заключению врачей, температура на стопе была 5 градусов, тела - 34,3.
90 ЧАСОВ БЕЗ СНА В ЛУЖЕ СОЛЕНОГО ПОТА
Он с грустью вспоминал о ледяном бассейне, когда "поджаривался" в адском пекле. В 1965-м готовился полет наших космонавтов вокруг Луны. В ходе подготовки специалисты задались вопросом: смогут ли члены экипажа в случае возникновения аварийной ситуации выдержать все эти 7 суток полета в крайне разреженной атмосфере корабля и при резком повышении температуры внутри скафандров? Надо было проводить эксперимент. Но кого отправить на эту муку? Конечно, Гридунова. Более семи дней он, облаченный в скафандр, сидел в термобарокамере. Здесь создали глубокий вакуум, соответствующий высоте 30 километров. А внутри скафандра температура была, как в пустыне Сахара, потому что система теплоотвода по условиям эксперимента тоже вышла из строя.
- Первые четыре дня я вообще не мог заснуть, - рассказывает Джон Иванович. - 90 часов без сна в суперпарилке - можете представить? Потом провалился на полчаса и, очнувшись, почувствовал, что восстановил силы. Меня кормили через специальную трубочку. Однажды, как обычно, сказал, что прием пищи окончен. Но почему-то под давлением впрыснули еще порцию творога. Он разбрызгался по гермошлему и в несусветной жаре быстро испортился. В течение нескольких суток до конца эксперимента я дышал жуткой вонью. Впрочем, хуже было другое. Пот лил градом, белье намокло, скафандр влагу не пропускал. И почти все это время приходилось сидеть в соленой потовой луже. Я уж не говорю о том, что в ассенизационном устройстве не было калоприемника. Иными словами, более семи суток я должен был воздерживаться от "серьезных дел". Но все выдержал, доказал, что в случае аварии в российском корабле можно продержаться более 7 суток - пока он не обогнет Луну и не вернется на Землю. Жаль только, что наши космонавты так и не полетели к ночному светилу.
ЭТИ ПОЛЧАСА МОГЛИ СПАСТИ ЖИЗНЬ ПОГИБШИМ КОСМОНАВТАМ
Не менее эмоциональные воспоминания у Гридунова связаны и с другими экспериментами, в том числе высотными декомпрессионными. Человек, как известно, почти мгновенно погибает в космическом вакууме - кровь закипает, сосуды лопаются, происходит кровоизлияние. Скафандр надежно защищает космонавта от вакуума. Но ведь такая "броня" предусматривалась ранее не во всех космических полетах. На корабле "Восход-2" и позже на некоторых "Союзах" экипаж был без скафандров. Защита необходима и летчикам-высотникам. Чтобы обеспечить ее, был создан высотно-компенсирующий костюм ККО-5. Он мог быть использован не только летчиками, но и космонавтами вместо громоздкого скафандра. Конечно, на длительное пребывание в вакууме костюм не рассчитан. Испытателям предстояло выяснить, сколько минут или секунд можно было в нем продержаться в случае разгерметизации. Надев ККО-5, они заходили в большую барокамеру. Их закрывали, и давление сбрасывалось с обычных на Земле 760 миллиметров ртутного столба до 3 - 4. Эксперименты показали: в среднем испытатели выдерживали 5 минут. А Гридунов, как свидетельствуют документы, - от 20 до 30 минут.
Эти полчаса могли спасти жизнь космонавтам Владиславу Волкову, Георгию Добровольскому и Виктору Пацаеву. Они погибли 30 июня 1971 года, возвращаясь в "Союзе-11" после трех с лишним недель работы на орбитальной станции "Салют". На высоте 170 километров произошла разгерметизация корабля из-за неожиданного открытия вентиляционного клапана, который штатно должен был сработать только на Земле, чтобы в кабину поступал свежий воздух. "Об опасности полетов без скафандров космонавты писали Хрущеву, Брежневу, Устинову, Смирнову, - читаем в дневнике тогдашнего помощника главкома ВВС по космосу генерала Каманина. - Но на все наши просьбы неизменно получали категорический отказ - сначала от Королева, а в последние годы от Мишина (главные конструкторы. - В.Г.). Нас обвиняли в трусости, называли перестраховщиками". После открытия клапана воздух начал с шумом вырываться из кабины. Это продолжалось 112 секунд. Все трое космонавтов погибли в течение первых 20 - 30 секунд, спускаемый аппарат доставил на Землю мертвые тела.
Почему же конструкторы "сняли" с членов экипажа скафандры? Да потому, что хотели, продолжая космическую гонку с США, запускать на орбиту троих космонавтов. А в кабине корабля могли поместиться либо два человека в скафандрах, либо трое без этих космических доспехов. Выбрали по политическим соображениям наихудший второй вариант. "Ладно, пусть без скафандров, - горестно говорит сегодня Гридунов, - но хотя бы надели на Добровольского, Волкова и Пацаева высотно-компенсирующие негромоздкие и нетяжелые костюмы ККО-5. Космонавтам хватило бы времени, чтобы закрыть этот чертов клапан. И они остались бы живы..."
ИХ СБРАСЫВАЛИ В КРЕСЛЕ С 12-МЕТРОВОЙ ВЫСОТЫ
Только в конце нашей беседы Джон Иванович рассказал про самые травмоопасные, чрезвычайно рискованные испытания. Речь идет о жестких ударных перегрузках. Казалось бы, зачем было заниматься этим, если специальная тормозная двигательная установка обеспечивала мягкую, вполне комфортную для экипажа посадку спускаемого аппарата? Но специалисты понимали: возможен и отказ "тормозов". Конструкция кабины должна быть такой, чтобы и в этом аварийном случае удар о грунт не был смертельным для космонавтов. Подобрать соответствующий режим спуска должны были испытатели.
Для начала построили уникальный стенд. Это было серьезное сооружение. Между двумя высоченными, 14-метровыми ажурными металлическими мачтами, находившимися на расстоянии двух с лишним метров друг от друга, висело в виде перемычки кресло космонавта. По специальным роликам, укрепленным на фермах, оно могло подниматься на тросах вверх или лететь вниз под действием собственной тяжести. На бетонной площадке, куда падало кресло с испытателем, заранее расставляли изготовленные из свинца амортизаторы (они называются "крешеры") в виде конусов или цилиндров высотой 30 - 50 сантиметров. Крешеры использовались для гашения энергии удара. В зависимости от их количества, конфигурации позволяли имитировать посадку на мягкий, средний или жесткий грунт. Тогда многое специалистам было неизвестно. Шли, словно по минному полю. Случались, к сожалению, и серьезные ЧП, когда эксперименты оканчивались травмами позвоночника.
На одном из этапов для участия в рискованных "сбросах" отобрали всего лишь четверых человек: трех штатных испытателей (сержантов срочной службы) и одного нештатного. Понятно, Гридунова. "Все четверо выполняли программу "падений на грунт", - вспоминает ответственный исполнитель того проекта, доктор медицинских наук Сергей Гозулов. - Причем в каждой последующей серии ударные перегрузки увеличивались. Пройдя больше половины программы, все три штатных испытателя отказались от дальнейшего участия в работах. Остался только Джон Иванович Гридунов. Он достиг тогда важного рубежа: впервые в практике отечественных испытаний перенес ударные перегрузки, равные 50 единицам".
- Когда меня с максимально возможной силой привязывали прочными ремнями, - поясняет Гридунов, - требовалось выполнить одно условие: очень точно вжаться, влиться спиной в кресло. Даже малейшее отклонение в позе при фиксации тела грозило тяжелыми последствиями, в том числе переломом позвоночника. Между прочим, трое сержантов отказались от продолжения экспериментов, когда узнали, что на другой установке получил травму наш коллега. А перед командой "Сброс!" надо было выдохнуть. И на выдохе идти вниз. Однажды выполнение команды "Сброс!" задержалось, я непроизвольно вдохнул. И в этот момент кресло ринулось вниз. Приземление было не очень удачным. Несколько дней голова гудела, как котел. Похоже, тогда я получил сотрясение мозга...
ТЕЛА УМЕРШИХ МУЖЧИН ДОСТАВЛЯЛИ СПЕЦИАЛЬНЫМ ТРАНСПОРТОМ
Но Гридунов легко отделался. У других травмы бывали и посерьезнее. Всего в испытаниях, по оценкам, участвовало в минувшие десятилетия около тысячи человек, в основном штатных испытателей. Скольким же из них был нанесен вред здоровью, сколько стали инвалидами? Об этом, увы, нет данных. Более того, мне рассказывали, что и соответствующие архивные документы якобы уничтожены. Тем не менее можно предположить, что для десятков, если не сотен, участников их работа, мягко говоря, не была полезной.
Впрочем, негативных последствий могло быть во много раз больше, если бы до испытателей тяжелые удары не приняли на себя животные. При больших вертикальных перегрузках у них повреждался позвоночник, а если силовой вектор имел направление "спина - грудь", то серьезные проблемы возникали с внутренними органами. Но тогда, в начале 60-х, никто не знал, как будет реагировать на такие перегрузки организм человека. Расчеты не проясняли ситуацию. Только опыты могли дать ответ. Понятно, нельзя было посылать испытателей на верную гибель. И после долгих сомнений в одной из исследовательских организаций решили использовать для первых экспериментов трупы.
Эти опыты проводились по личному разрешению председателя совета министров СССР Алексея Николаевича Косыгина. Начальником стенда ударных перегрузок был инженер-испытатель Анатолий Утыльев. Трупы привязывали к креслу и сбрасывали с большой высоты, регулируя с помощью крешеров амортизацию удара при приземлении. Привозили эти так называемые "биоманекены" из Московского института скорой помощи имени Н.В. Склифосовского. Там отбирали только молодых мужчин, погибших в результате несчастного случая, но с абсолютно целым позвоночником.
После сброса "объекта" с вышки тело доставляли в анатомический театр. Патологоанатом производил вскрытие, изымал для дальнейших исследований травмированный позвоночник, вставлял пластмассовый и зашивал. На том же транспорте тело отвозили обратно. Специалистов интересовало, под каким углом должно быть расположено кресло, чтобы космонавт мог выдержать жесткое приземление. И какова при этом максимально допустимая скорость падения. Анатолий Утыльев рассказал мне, что всего было использовано 15 или 20 тел умерших людей. В некоторых экспериментах, по его словам, позвоночный столб ломался, как тростинка. Эти исследования позволили определить сравнительно безопасный угол расположения кресла и космонавта при приземлении.
"У нас эксперименты с биоманекенами стремятся почему-то замалчивать, - удивляется Гридунов. - А ведь только после такого этапа можно было поручать продолжение работ нам, испытателям. В итоге же космонавтика получила безопасную систему мягкой посадки. Это очень важно, и я не понимаю, почему здесь до сих пор остается белое пятно. Разве кто-то скрывает, что студенты-медики обучаются на трупах?"
* * *
Нынешней осенью Джону Ивановичу исполнится 80. Он полон сил и энергии. Хочет осуществить свою давнюю мечту и подготовить большую, двухчасовую концертную программу. Когда, будучи в "Труде", он запел, имитируя Леонида Утесова его замечательным голосом "Раскинулось море широко...", в редакционный кабинет стали заходить сотрудники, чтобы узнать, откуда эта редкая магнитофонная запись.
Удивительный человек Джон Иванович Гридунов.