Юрий Быков снял фильм о хорошем парне
На открывшемся в первый день лета сочинском «Кинотавре» среди 14 конкурсных картин на главный приз претендует и новый фильм Юрия Быкова под кратким и выразительным названием «Дурак». Отчего в России положительные герои из столетия в столетие выглядят чудаками? Об этом — наш разговор.
— Юрий, «Дурак» очень отличается от ваших первых двух фильмов?
— Пожалуй, да. Это камерная картина. Вся на диалогах. Той активной визуальности, которая была заложена в фильмах «Жить» и «Майор», в ней нет. Есть ритм (действие происходит в течение одной ночи), острый конфликт и чисто актерский драйв. Я и сценарий написал достаточно быстро. Было так. Я поехал домой, в свой город Новомичуринск и увидел, что несколько зданий находятся на грани полного разрушения. Родилась мысль, что это и есть квинтэссенция состояния общества. Для меня фраза «Дом падает», которую постоянно говорит главный герой, когда бегает, кричит, что-то доказывает разным инстанциям, пытаясь спасти людей, — и есть метафора всей картины. Износ старых ценностей, когда все разрушено, запущено.
— Название очень русское, ассоциации — от Ивана-дурака до «Идиота».
— Один мой товарищ посоветовал: назови фильм «Сын Афони». (Смеется.) Наш герой тоже слесарь. Молодой, очень активный, абсолютно положительный, это важно сегодня. Раньше у меня в героях были люди несовершенные, мягко говоря, неоднозначные. Главную роль играет Артем Быстров. Великолепный театральный артист, выпускник курса Константина Райкина. Мы почти ровесники, мне немного за 30, ему 28. Я поначалу сам думал сыграть, но у меня все-таки другой типаж, скорее отрицательный. Когда увидел Тему, сразу понял: вот мой герой. Такая деталь. Мы познакомились весной, а на съемки в Тулу поехали поздней осенью, и все это время он ходил в одних и тех же штанах и сандалиях. Когда спросил его, почему ничего себе не покупает, он ответил, что мать в Нижнем Новгороде болеет, отец только что умер, сестра родила ребенка, не работает, так что все на нем. Он и внутренне, и фактурно абсолютный «дурак» — честный, непретенциозный, которому ничего лишнего, тем более чужого не надо. Так что и проб-то никаких не было.
— Герою в поисках справедливости приходится столкнуться с городской властью. Тут, наверное, пригодились сатирические, гоголевские краски?
— Нет, власти предержащие, распоряжающиеся бюджетными деньгами, мы показываем без особой карикатуры. Они такие и есть. Ущербные, закомплексованные. Допустим, персонаж, которого сыграл Сергей Арцибашев. Он очень четко показывает, как из хорошего хирурга получился плохой начальник больницы, которому приходится воровать, давать откаты...
— Замысел родился в Новомичуринске, чего ж снимали в Туле?
— Чтобы не было слишком читаемых упреков конкретным людям. У меня в Новомичуринске родители живут, я не рискнул. Да и не о каких-то знакомых чиновниках мой сценарий, это архетипы. Хотя «Жить», «Майор» и «Дурак» — в каком-то смысле трилогия о том месте, где я родился. Первые два фильма сняты как раз там. Но я понял, что новый фильм не надо привязывать к конкретному месту. Это модель, город N, что называется, один из многих в России... В ходе поисков натуры мы ехали через Тулу, оператор увидел на холме дом и предложил посмотреть. Оказалось, общежитие. Вошли внутрь и увидели, что это дом буквально из моего сценария. Был шок. Когда я писал, думал, что даже немного накручиваю, сгущаю, а тут это самая обыкновенная реальность. Трещина посреди лестничной площадки, потому что неправильно построили и здание сползает. Электрик немой, который сам сделал всю электрику и сантехнику, а больше о доме никто не вспоминает. При этом люди продолжают в нем жить. Там и снимали.
— Ваш фильм «Майор» недавно получил Гран-при фестиваля «Русская весна в Тунисе». Сколько всего призов у «Майора»?
— Кажется, двадцать. У каждого, кто снимался, есть по актерскому призу разных фестивалей. Дениса Шведова, например, во Владивостоке на «Меридианах Тихого» отметили. У меня вот актерская «Ника». Но я все равно немного расстроен. Мне показалось, что наша кинематографическая общественность не так уж тепло приняла картину. Как будто я на ногу кому-то наступил. Иногда доносятся отголоски мнений, будто я сделал прорежимное кино. Меня это особенно подбешивает. Отчасти поэтому, когда я уже снимал «Дурака», заранее радовался, что в этой картине моя чисто человеческая позиция будет видна совершенно отчетливо. Чтобы никто не заблуждался насчет степени моей очарованности действительностью и системой.
— Зачем же тогда после этих социальных фильмов вы согласились участвовать в очередной серии гламурно-позитивного альманаха «Елки»?
— Во-первых, я благодарен продюсеру Тимуру Бекмамбетову за поддержку «Майора» и выпуск его в прокат. И когда Тимур предложил снимать одну из новелл новых «Елок», мне понравилось, что это короткая, внятная, костюмная история. Интересно же попробовать себя в том, чего ты пока не делал. «Елки 1914» — это еще и хорошая литературная основа. Моя новелла, например, — по рассказу Лескова.
— Этак мы и Андрея Звягинцева со временем увидим среди авторов чего-то подобного «Елкам»?
— Нет, конечно. Звягинцев, Герман или, допустим, Илья Хржановский заняли ту нишу, когда уже нельзя играть отношением к себе аудитории. В этом смысле я пока таких высот не заработал, я еще экспериментирую. И мне хочется даже в самой спорной работе обращаться к массовому зрителю, не искушенному в тонкостях элитного кинематографа. Для меня эталон — Сидни Люмет: «Серпико», «Собачий полдень», «12 разгневанных мужчин». Тема и артист — на первом месте. Это кино, снятое вроде бы просто, оно доступно любому зрителю, но это большое искусство.