- Михаил Ефимович, поставлю сразу вопрос ребром: как вы относитесь к матерной лексике на экране?
- Я отношусь к произнесению нецензурных слов на экране однозначно плохо. С одной, правда, оговоркой. Может быть, я использую некорректное сравнение, но вы, конечно, помните, что у Сергея Эйзенштейна в "Броненосце "Потемкине" был вручную раскрашен финальный кадр с красным флагом. В черно-белой картине этот цветной акцент производил, помню, ошеломительное впечатление. Так вот, я считаю, что если художнику для того, чтобы выразить единственно возможным, как ему кажется, способом необычайно важную мысль, необходимо употребить слово, находящееся за пределами литературных норм, то такой единичный словесный удар возможен. Но как нечто исключительное, как разряд молнии. А матерная лексика на экране как норма - это недопустимо. Это преступление против искусства и правды жизни.
- Но если говорить о правде жизни, то поборники мата в искусстве как раз утверждают, что сегодня таким языком говорит улица...
- Я уверен, что тот язык, которым часто говорит молодежь на улице, на стадионе, в метро, он никоим образом не отражает правду жизни. Он всего лишь отражает нашу бытовую распущенность. Художник может, конечно, использовать в фильме и этот социальный срез, и эту лексику - но только для того, чтобы заставить зрителей ужаснуться, а не подавать это как естественный фон жизни. Я абсолютно уверен, что наш литературный язык достаточно богат, разнообразен, чтобы им можно было сказать о любом явлении, не прибегая при этом к ненормативной лексике.
Я бы, впрочем, поставил вопрос шире. Ведь матерная лексика - это часть блатного языка. А блатной язык, блатная музыка заполонили страну не в последние годы, а значительно раньше - когда половина страны, грубо говоря, сидела, а вторая половина - охраняла. У Андрея Синявского есть прекрасная статья о том, как блатное мышление, блатная лексика вошли в повседневный обиход. Мы по-прежнему живем по блатным понятиям, а других не знаем и знать не хотим. Или делаем вид, что их не существует. Так что для меня употребление мата в жизни и искусстве ужасно, чудовищно, но не менее чудовищно проникновение блатной этики в нашу жизнь.
- Вы говорите о том, что матерное слово на экране возможно лишь как исключение. Но на фестивале "Кинотавр" нецензурная лексика звучала чуть ли не в каждом втором фильме. Может ли возглавляемое вами Федеральное агентство как-то повлиять на ситуацию?
- Мы касаемся сейчас весьма тонких материй. ФАКК не является цензурирующим органом. И вообще цензура в России упразднена, как вы знаете. Мы поддерживаем тот или иной сценарий, перечисляем съемочной группе деньги, но если нас не устраивает отснятый материал, то ни заставить переснять фильм, ни отсудить назад деньги, ни даже снять с титров картины строчку с упоминанием нашего Федерального агентства мы, в общем-то, не можем. Или, скажем так, это довольно сложная процедура. Видимо, в этом есть какой-то изъян действующего закона о кино. Поэтому приходится договариваться с производителями фильмов. Продюсеры при этом должны понимать простые вещи: мы никогда не дадим разрешения на прокат фильма с нецензурной лексикой, не регламентировав возрастной ценз. Мы ведь можем ограничивать показ ленты для зрителей до 16, 18 и даже до 21 года. Уверяю вас: на коммерческой судьбе картины это скажется весьма существенным образом.
Так что это серьезный инструмент - ограничение зрительской аудитории по возрасту. Но это и единственный инструмент для диалога с производителями. Поскольку, повторюсь, в соответствии с законом мы не имеем права заниматься ни редактурой фильма, ни тем более цензурой. Которая, надеюсь, в нашу жизнь больше никогда не вернется...