Лауреат Каннского фестиваля Кантемир Балагов хочет говорить о войне на языке Платонова
Фильм «Теснота» 26-летнего режиссера из Нальчика Кантемира Балагова, которому посчастливилось учиться на курсе у Александра Сокурова в Кабардино-Балкарском университете, стал одной из сенсаций Каннского фестиваля. Картина, рассказывающая о любви, семье, вере, взаимоотношениях отцов и детей на фоне острого межнационального конфликта в Нальчике на исходе 90-х годов, завоевала приз ФИПРЕССИ. Потом посыпались фестивальные награды на родине. Вчера фильм вышел в прокат. Обозреватель «Труда» встретился с режиссером после пресс-показа в кинотеатре «Пионер». Захотелось поговорить не столько о фильме (его обязательно надо смотреть), сколько о самом авторе.
– Кантемир, после успеха в Канне вы стали у себя на родине знаменитостью?
– Я давно не был в Нальчике. Приеду туда на несколько дней, чтобы показать фильм родителям. Никаких поздравлений, предложений от правительства Кабардино-Балкарии за это время не поступило, а землякам фильм пока только предстоит увидеть. Так что ажиотажа вокруг моей персоны не наблюдается. Каким я оттуда уезжал, таким и вернусь.
– А где вы пропадали все это время, что давно не были дома?
– Я уже полтора года живу в Санкт-Петербурге.
– Переехали поближе к своему мастеру?
– Съемки «Тесноты» проходили в Питере и его пригородах, именно там мы нашли подходящую натуру. Когда работа над фильмом только начиналась, я понял, что надо переезжать в Санкт-Петербург, чтобы подготовительный период был наиболее продуктивным. Ну, и потом, возможность чаще общаться с Сокуровым – это всегда бесценно.
– Не у каждого молодого режиссера в наставниках значится Сокуров. Чему вы у него научились?
– Всему. Скажу, возможно, громкие слова, но для меня Александр Николаевич – настоящий пример для подражания. У Сокурова огромный багаж знаний – не только в области кино, но и в вопросах истории, литературы, изобразительного искусства. И еще Александр Николаевич – человек большой души. Он проповедует в своем творчестве гуманизм, и это мне особенно близко.
Если честно, Сокуров полностью переформировал, переформатировал меня. До учебы в его мастерской я был другим человеком, куда более легковесным. Сегодня пытаюсь равняться на него. Для режиссера важно быть всесторонне образованным, широко мыслящим человеком. К сожалению, не могу пока себя таковым назвать. Мне хочется, чтобы в моих фильмах тоже была хотя бы капелька гуманизма и жила надежда. Хочется, чтобы мое кино было тактильным, что ли. Чтобы оно трогало зрителей. Чтобы у них было желание прикоснуться к фильму душой.
– Сокуров комментировал ваш фильм, когда его увидел?
– Я показал ему первую сборку. Она шла 2 часа 30 минут. Он сказал, что фильм получился, есть художественный результат, но надо сокращать, потому что картина затянута. Она и сейчас длинная («Теснота» идет около двух часов. – «Труд»), и ее можно было бы еще сократить. Но это уже моя ответственность. Я в какой-то момент устал от фильма и отказался его дальше сокращать.
– А какие-то содержательные вещи Сокуров оценивал?
– Он в это не влезал, хотел, чтобы мы проявили свою индивидуальность. Александр Николаевич приходил на собрания съемочной группы, выслушивал наши дискуссии, думаю, хорошо понимал направление нашего поиска и внутренне принимал его. Помогал в чисто профессиональных вещах: отслеживал работу художников, костюмеров, следил за кастингом, который длился три месяца. Нальчик – многонациональный город. Для меня было принципиальным, чтобы кабардинцы в фильме играли кабардинцев, евреи – евреев, русские – русских. Актеры, которые играют кабардинцев, приезжали к нам на съемки в Санкт-Петербург из Нальчика. Исполнителей на роли евреев искали через местную синагогу, еврейские общины. Словом, с миру по нитке.
– Вы были любимчиком Сокурова на курсе?
– Нет, он никого из нас не выделял. Мы все его любимые ученики. Нас было 12 человек на курсе. Вернее, 12 человек мастерскую закончили. Вначале было больше, но несколько человек отчислили.
– Все ожидали, что Сокуров наберет в Нальчике новый курс. Но этого не случилось. Где-то промелькнула информация, что он разочарован своим выпуском…
– Мне кажется, Сокуров хотел, чтобы мы остались в Нальчике. Чтобы наша мастерская существовала после окончания учебы. Чтобы мы помогали друг другу и вместе создавали кабардино-балкарское кино. Но не получилось. Кто-то уехал в Италию и Германию, кто-то в Москву, я осел в Питере. У каждого свои планы, свой путь. И потом, если бы правительство Кабардино-Балкарии хоть как-то помогло нам с первыми шагами, то думаю, многие бы там остались. Сам я намерен и впредь творчески осваивать пространство Нальчика, Северного Кавказа. Но в то же время мне не хочется быть региональным режиссером. Хочется шире, объемнее видеть мир.
– Говорят, Сокуров запрещал вам смотреть свои фильмы. Но запретный плод, как известно, сладок…
– Скажу честно, когда мне подсказали идею пойти к нему учиться, я не знал, кто такой Сокуров. Залез в компьютер, скачал его фильмы. Сразу понял, какого уровня это мастер. И какая это удача и привилегия учиться у него. Сокуров, действительно, запрещал смотреть его фильмы. Но все на курсе их посмотрели. И у каждого из нас есть любимый фильм Сокурова. Для меня это «Отец и сын».
– Кроме Сокурова, у вас есть любимые режиссеры в мировом кино?
– Я больше смотрю европейское кино. Любимых режиссеров много. Начиная от Брессона, Пазолини, Росселини, Годара и заканчивая, скажем, братьями Дарденн. Из советского кино люблю фильмы Чухрая, Хуциева, Шепитько. Это классика, ее надо знать, смотреть и на ней учиться. Среди современных российских режиссеров, помимо Сокурова, мне нравятся работы Бакура Бакурадзе. Сильное впечатление произвел на меня фильм Александра Миндазе «Милый Ханс, дорогой Петр». Из молодых мне близко то, что делает Наталья Мещанинова, – и как сценарист, и как режиссер, ее «Комбинат «Надежда» – уникальное кино.
– Я знаю, что Сокуров заставлял вас много читать…
– Да, благодаря ему мы кто в первый раз, кто заново погружались в миры Достоевского, Фолкнера, Платонова. Сегодня это мои любимые авторы. Особенно Платонов. Мечтаю экранизировать его повести. Но и боюсь. Сила Платонова не в сюжете – в слове. И в удивительных характерах. Ни у кого больше таких нет. Мне кажется, Сокурову в «Одиноком голосе человека» удалось выразить дух платоновского творчества. Мне тоже хочется попробовать передать на экране наивность, инфантильность, некоторую даже корявость платоновских героев и при этом их удивительную душевную красоту и силу. Сейчас я вынашиваю замысел нового фильма. Это не экранизация Платонова, но, надеюсь, в характерах героев будут ощутимы отголоски его гениальной прозы.
– О чем будет кино?
– О войне. Вернее, рассказ о женщине, которая пытается заново начать жить после войны. Этот замысел изначально был вдохновлен книгой Светланы Алексиевич «У войны не женское лицо». Это честный, правдивый документальный рассказ о жизни фронтовичек, о том, с какими проблемами – бытовыми, личными, физическими и даже физиологическими, они сталкивались в окопах, а потом и в мирной жизни. Эти истории, эти исповеди меня сильно взволновали. Затем на этот стержень наслоились впечатления от платоновской прозы, возник такой странный, но, как мне кажется, органичный сплав.
Мы с драматургом Катей Мавроматис написали расширенную заявку, поэпизодный план. Но пока не могу уделить должное время работе над сценарием. Я с головой погрузился в исследовательскую работу – в военную хронику, мемуары, документы. Хочу понять: могу ли сказать о войне что-то новое, свое. А иначе и не следует браться за такую ответственную тему.
– Кантемир, кем видите себя в будущем? Режиссером сугубо авторских фильмов? Или не исключен поход в коммерческое кино?
– Хочу попробовать себя в разных жанрах. Это может быть и комедия, мелодрама, мюзикл. Все зависит от сюжета, от истории. Для меня в первую очередь важна неоднозначность, двойственность человека, психологический объем. Если это есть в сюжете, мне уже интересно. А будет фильм артхаусным или коммерческим – не суть важно.