ПАПИНА ДОЧКА,

Полгода назад, когда Хмельницкие (отец и восьмилетняя дочь), получив разрешение американских властей, переехали из США в Россию, им казалось, что теперь никто и никогда их не разлучит. Но радость была преждевременной: недавно нью-йоркский суд решил вернуться к пересмотру своего ранее принятого постановления. Каким оно будет? Оставят ли девочку с отцом или вернут матери? Отсюда - жесткая борьба родителей, которая не укладывается ни в какие рамки человеческих отношений. В порыве отчаяния Яков Хмельницкий пришел в редакцию "Труда" - искать правду и помощь.

Эмиграция в Америку для Хмельницкого обошлась без особых потрясений: деловые качества и хорошее знание языка помогли быстро найти работу в одной из фирм, а затем открыть и свою частную компанию. Холостяк с материальным достатком - он и в Америке желанная партия. Вскоре нашлась невеста, американка украинского происхождения. Но о том, почему молодые преуспевающие люди решили скрепить свои отношения брачными узами, Яков Борисович не хочет вспоминать. Главное, что родилась дочь, Лизонька, для которой он стал одновременно и папой, и мамой. Покормить, вывести на прогулку, сидеть бессонными ночами, прижимая к груди малышку, у которой то зубки режутся, то какая-то детская болезнь пристанет - все легло на папины плечи. Мир для него замкнулся на девчушке.
- А что, разве рождение дочери не стало таким же событием для вашей жены? - спрашиваю Якова Борисовича.
- Лиза - мой ребенок. Для Анны, так зовут мою бывшую жену, беременность оказалась нежеланной. Бог знает, сколько пришлось ее уговаривать, чтобы она сохранила малыша. Ей достаточно было забот о своих многочисленных племянниках и племянницах. И тут уж ничего нельзя было поделать: есть такая категория женщин.
К сожалению, отчуждение росло. И, в конце концов, пришло решение о разводе. Но с кем останется девочка, для которой родная мама, увы, превратилась почти в "чужую тетю"?
- Положение усугублялось тем, что я решил непременно вернуться в Россию, но разрешат ли мне взять с собой дочь, рожденную в Америке? Как в такой ситуации быть с дочерью? Я понимал, что ни один американский суд мне ребенка не отдаст, - рассказывает Хмельницкий.
Выход подсказала сама "тетя", согласившаяся... продать (или предать?) дочь за дом, ценные бумаги и счета в банке...
У меня в руках выписка из постановления верховного суда штата Нью-Йорк, округ Кингз: "Стороны согласны впредь разделять общие (совместные) опекунские обязанности в отношении их ребенка, а именно Елизаветы Хмельницкой... Кроме того, Ответчик (т.е. мать. - Прим. ред.) настоящим дает обещание и согласие на переезд Истца с ребенком (т. е. Отца. - Прим. ред.) на постоянное место жительства в Россию". Случай в истории американской судебной практики - уникальный, когда ребенок не просто оставлен с отцом, но и получил разрешение переехать в другую страну.
Полтора года назад отец и дочь Хмельницкие, получившие российское гражданство, купили квартиру и теперь живут в Подмосковье. Лиза ходит в гимназию. Казалось бы, жизнь наладилась. Но в обывательском представлении благополучие соседа - вещь нестерпимая, а уж заботливое отношение отца к дочери, которые живут одни, без матери - и вовсе подозрительно. У зла и зависти руки длинные: как нашли недоброжелатели американский адрес бывшей жены Якова Борисовича - загадка. Но нашли и отправили письмо: мол, за определенную плату можем донести, куда и кому надо, что отец издевается над "бедной сироткой", что ходит она в синяках от побоев, не кормлена, не ухожена... Эти письма и легли в основу нового судебного разбирательства, которое начато американскими юристами.
- О том, что американский суд возбудил дело, я узнал при достаточно загадочных обстоятельствах. За день до того, как я зарегистрировался в своей подмосковной квартире, поздно вечером раздался звонок в дверь, - рассказывает Яков Борисович. - Не знаю, как незнакомцу удалось "вычислить" меня, но именно он и передал конверт без всяких почтовых отправлений, где оказалась копия судебного постановления. Конечно, сразу позвонил Анне в Нью-Йорк, уговаривал, чтобы она, хотя бы ради спокойствия дочери не совершала опрометчивых поступков. Ведь даже если американский суд примет решение в ее пользу, наши судебные приставы не исполнят решения чужого суда. Следовательно, нужно, чтобы аналогичное постановление вынес и российский. А тут недавно пришел забрать дочь из гимназии, а мне говорят, что здесь была Лизина мама. Я удивился, спросил: а почему вы думаете, что это ее мама? Она сама нам так представилась, правда, к девочке почему-то не подошла, говорят учителя. Все это делается для того, чтобы в материалах дела был приобщен и такой убийственный для меня факт, что я не позволяю матери, специально прилетевшей в Россию, повидаться с дочерью.
Сейчас Хмельницкий подал встречный иск, но в российский суд. Его квартира открыта для работников органов опеки, школьных учителей, которые знакомятся с "условиями проживания Лизы", задают ей вопросы, которые тревожат детскую душу: а вдруг придется возвращаться в Америку? Сам Яков Борисович ходит по всем инстанциям, собирая документы, что "не бьет, не пьет", что жить без дочери, которую бывшая жена грозится выкрасть, он не в состоянии.
Признаться, драматическая ситуация, когда отец яростно бьется за возможность жить вместе с дочерью и самому ее воспитывать, показалась мне непривычной и даже неправдоподобной. Из женской солидарности не очень-то хотелось верить услышанному. Развеять сомнения могла только Лиза, с которой я и встретилась.
Лиза - "папина дочка", девчушка с глазами на пол-лица.
- Это потому, что я похожа на бабушку Таню, - парирует она мое сравнение. - У нас с ней даже ресницы одинаковые - целых 7 миллиметров!
Не скрою: оцениваю ее внешний вид привередливее самого привередливого инспектора по охране прав детей. Ухоженная, в модном пуловерчике, с аккуратной косичкой, заплетенной "колоском".
- А кто тебе заплетает волосы?
- Няня. Но я сама тоже умею это делать. Папа не разрешает быть растрепой.
- А что еще тебе не разрешает папа?
- Ох, много чего мне нельзя: ложиться поздно спать, смотреть по телевизору кино про любовь, плохо делать уроки, обливаться духами, красить губы и ресницы... Правда, мне на день рождения подарили разные кремы, "Маленькая фея" называется, но я пока поберегу их на полочке. Что поделаешь, если папе все это не нравится - чего же его огорчать?..
- А ты так боишься его огорчить?
- Ну, конечно. А потом мальчишки в меня и так влюблены. Целых три. Мне нравился один, но когда я узнала, что он мой портфель хочет понести, чтобы посмотреть в дневнике задание по математике и английскому, я его сразу разлюбила.
- Лиза, ты, наверное, в школе лучше всех знаешь английский?
- Так я же родилась и жила в Америке, поэтому и знаю, но отличаться не хочется: всегда что-нибудь "забуду", учительница и ставит мне "четверки".
- А тебе не хочется поехать в Америку?
- Нет. Там плохо. Представляете, я принесла в школу "русскую" тетрадь в клеточку с таблицей умножения, а моя учительница вызывала папу в школу и все хотела узнать: для чего ребенку эта таблица умножения, если все можно посчитать на калькуляторе!
С Лизой мы долго перебираем все наши "женские секреты". Но остается один, видимо, самый сейчас главный для нее:
- А суд - это очень больно? - неожиданно спрашивает она у меня тихо. - Я не хочу к "ней" туда, она же меня не любит...
Я не знаю, что ей ответить. Как сказать ей, что главную боль в своей жизни - нелюбовь матери - она уже пережила. А этот суд, каким бы он ни был, никогда не отнимет у нее единственно родного и преданного ей человека: папу. Хочется в это верить. Иначе очень грустной оказалась бы эта непростая житейская история семьи, из которой вырвана самая дорогая страница - о маме, любящей, заботливой. Такой, какой хотела бы стать Лиза, когда вырастет...