НИНА ДОРДА: МЕНЯ ПЕРЕВОСПИТЫВАЛА МИНИСТР КУЛЬТУРЫ

Нина Дорда заблистала на советской эстраде в начале 50-х годов. "Ландыши", "Мой Вася", "Может быть", "Серые глаза", "В нашем городе дождь" и многие другие песни (тогда еще не говорили "шлягеры") в ее исполнении были у всех на слуху. Хотя задолго до этого богемная московская молодежь шла послушать "Ниночку" в ресторан "Москва", где Дорда выступала с местным оркестром. Видимо, именно тогда она так "зацепила" воображение юного Василия Аксенова, что тот спустя полвека назвал ее прототипом героини своей повести "Московская сага" - Веры Горды.

- Воображение у писателя действительно богатое, - шутит Нина Ильинична. - Но еще богаче оно оказалось у создателей одноименного телесериала. Вера Горда поет песню на слова расстрелянного Мандельштама в центре Москвы, рядом с Кремлем! Да случись такое в то время - я бы до Магадана не доехала. Я пела песни советских композиторов, изредка, под закрытие - что-нибудь из репертуара Петра Лещенко, утвержденным худсоветом. Никаких вольностей, телодвижений, размахиваний руками, как это делает Кристина Орбакайте в фильме: на сцене надо было стоять солдатиком.
В одной из серий Вера подходит к Борису, но нам-то категорически запрещалось общаться с посетителями ресторана. Завсегдатаями там была богема, золотая молодежь. Например, дочь маршала Конева не раз звала меня в гости: "Приходите к нам, у нас весело". За нашей нравственностью следили сотрудники НКВД, которые дежурили в ресторане. За "Москвой" закрепилась слава "несоветского заведения", даже несмотря на то что директор Шарапов вместе с шеф-поваром еще царских времени кормили Тегеранскую и Ялтинскую конференции.
- А как вы оказались в ресторане?
- Я с отличием окончила Центральную музыкальную школу, готовилась стать камерной певицей. Но началась война, папу убили в 1941 году под Ельней. Почти все военные годы впроголодь жили на одну мамину карточку. Было великое счастье, когда под конец войны меня взяли в джаз-оркестр братьев Покрасс. Мы выезжали на передовую, где выступали перед бойцами. До сих пор в памяти гастроли в военном Мурманске, концерт на одной из подводных лодок...
А 5 мая 1945 года меня пригласили на ближнюю дачу в Кунцево. До сих пор точно не знаю, для кого пела: в полумраке только слышалось чье-то дыхание. В тот день там я и узнала, что наши взяли Берлин. Волю эмоциям дала, только выехав за пределы сталинской дачи.
Стала налаживаться мирная жизнь, будущее после стольких лет лишений казалось безоблачным. Но в 1948 году вышло партийное постановление, запретившее в оркестрах гитару, саксофон, аккордеон, импровизацию - "чуждые социалистической морали элементы буржуазной культуры". По этому поводу Леонид Утесов на одном из концертов небезопасно пошутил: "Перед вами выступает эстрадный оркестр. Девичья фамилия - джаз". Предписывалось играть только по нотам. Оркестр Покрасса распался, мы оказались на улице, а время послевоенное - голодное. Всюду, куда просилась на работу, услышав, что я эстрадная певица, мне отказывали. После одного из голодных обмороков я, узнав, что в ресторане "Москва" есть вакансия певицы, пошла туда...
- "Идеологические перекосы" отслеживались, но именно в 1948 году в Москве появились первые стиляги, зазвучал рок-н-ролл...
- Все это, конечно, было вызовом. В Москве появился свой Бродвей. Это была почему-то левая сторона улицы Горького - от памятника Пушкину до Манежа. Здесь каждый вечер с 8 до 11 часов двигались навстречу два потока людей, разглядывающих друг друга. Дойдя до конца улицы, они разворачивались и шли в обратном направлении. И так по нескольку раз за вечер. Думаю, Бродвей не обходил стороной и столичный стиляга Вася Аксенов. Противоположная часть улицы, уже не считавшаяся Бродвеем, в эту пору была почти безлюдна, если не считать деловых прохожих и провинциалов.
Слово "стиляга" вошло в обиход с легкой руки фельетониста журнала "Крокодил" Беляева и вовсю использовалось в пропаганде и воспитательной работе. Какие только карикатуры, эпиграммы не создавались. Но, видимо, результаты были малоутешительны.
- Судя по воспоминаниям, вы тоже дефилировали по Бродвею?
- Для себя я придумала более, как сейчас говорят, экстремальный вызов. У меня появилась "Победа", и я первой из москвичек села за руль, чем потрясла воображение комсомольских и партийных активистов. Чтобы как-то сгладить "вину", я взяла в репертуар песню Людвиковского "Стиляга". Тогда я уже выступала с оркестром Эдди Рознера. Сам он изображал стилягу, а я пела:
Ты его, подружка, не ругай,
Может, он залетный попугай.
Может, когда маленьким он был,
Кто-то его на пол уронил,
Может, болен он, бедняга?
Нет, он попросту стиляга!
Последнюю фразу выкрикивал весь оркестр, показывая пальцем на "стилягу" - Эдди Рознера. Успех был грандиозный. Рознер тогда только что вернулся после магаданской ссылки, переболев цингой, что для трубача особенно страшно, он был очень напуганный и чуть что говорил: "Я не хочу на лешеповал". Великий музыкант, у которого были две страсти: джаз и женщины. Армстронг подарил ему свою фотографию с подписью: "Белому Луи Армстронгу", Дюк Эллингтон почитал за честь играть с ним вместе. А в Советском Союзе его сослали в Сибирь. "Известия" опубликовали убойную статью против "третьесортного трубача из кабаре, погрязшего в низкопоклонстве перед Западом". Рознер к тому времени был заслуженным артистом Белорусской ССР, ему покровительствовал первый секретарь компартии республики П. Пономаренко - легендарный партизан и подпольный любитель джаза. Он пытался защитить музыканта, но безуспешно. Впрочем, Рознер был сам неосторожен: имея на руках билет для отъезда из страны, он решил покинуть ее, нелегально перейдя границу. Ему повезло, что его дело было подписано самим Берия: после смерти Сталина такие дела возвращали на повторное рассмотрение в первую очередь.
- А вы не были влюблены в "стилягу" Эдди Рознера?
- Любовь наша была платоническая: у Рознера случился бурный роман с балериной Галечкой Ходос, на которой он и женился. А я вышла замуж за пианиста Михаила Липского. Мы познакомились с ним, вместе работая в ресторане. Это был единственный любимый мной мужчина, с которым мы прожили всю жизнь, вместе работали, создав впоследствии свой оркестр.
Не люблю громких фраз, но супружеское счастье досталось мне тяжело. Когда мы встретились и полюбили друг друга, он был женат, старше меня на 16 лет. Разрыв с прежней семьей у него шел болезненно, досталось и мне - "молодой разлучнице, разбившей советскую семью". Из-за доносов, пасквилей я надолго оказалась невыездной: случалось в последнюю минуту мою фамилию вычеркивали из гастрольных списков. Дошло до того, что даже министр культуры Фурцева однажды поинтересовалась: "Почему Дорду все время снимают из гастрольных списков, турне, важных концертов? Она что, плохо поет?" На что получила ответ: "Слишком своенравная, на собрания не ходит, звания ей не нужны: индивидуалистка!" Министр культуры порекомендовала "повоспитывать меня".
Но все проходит, прошло и это: я объездила весь мир, более полугода гастролировала в Японии, где на мой концерт пришла великая Марлен Дитрих. Я не сетую и отношусь к жизни философски. И к той, прежней, и к нынешней.
- В свое время вас здорово "полоскали" за песню "Ландыши"...
- Действительно, музыкальные и литературные эстеты раскритиковали "Ландыши" в пух и прах. Лев Ошанин написал критическую статью, в которой были такие строки: "Эталон дурного пения - это Дорда и Трошин". Утешалась я тем, что "компания" была хорошая: оказалась в одной связке с Трошиным. А Ошанин, встретив меня на одном из концертов, сказал: "Ниночка, не обращай внимания на статью. Меня попросили так написать... Ты - замечательная певица!"
- Вам не хотелось уехать за рубеж, как делали некоторые деятели культуры?
- Заграничные менеджеры меня не звали, да я туда и не поехала бы. Хотя слухи, что мы с мужем уехали в Америку, ходили. А мы, создав свой оркестр, гастролировали по городам и весям - иначе было не прожить. За выступление в концерте мне тогда платили 13, а мужу - 6 рублей. О сольных концертах не мечтали: их разрешали, пока артист не достигал, как говорилось в партийном документе, "зрелого возраста". Как-то молодая, но уже популярная Гелена Великанова заикнулась о сольнике, а ей посоветовали: "Подрастите, пока вы возрастом не вышли". Это сегодня юнец что-то пробормочет в микрофон, а наутро он "звезда", выпускает диски, альбомы, ездит по стране с сольной "фанерой". Нас "звездами" не называли, но почитатели сидели в проходах, стояли вдоль стен на концертах. Мне как-то Эдита Пьеха призналась, что сама стояла у стенки, поскольку не могла достать билет на мой концерт. Она тогда была начинающей певицей.
- Почему вы не пользовались своими связями? Насколько я знаю, к вам нежно относился Брежнев...
- Леонид Ильич действительно всегда заказывал мое выступление. Мы впервые встретились с ним в Праге при возложении венков советским воинам-освободителям. Брежнев был молод, любил лирические песни, сам неплохо пел. И как мне надо было воспользоваться этими "связями"? Я никогда никого ни о чем не просила. Поэтому и звание заслуженной артистки получила только в 1990 году, когда уже лет десять была на пенсии.
- Двадцать пять лет назад вы распрощались со сценой. Как пережили это прощание?
- Утром проснулась и поняла: все, больше не будет репетиций, концертов, гастролей. Я - пенсионерка. Было очень тяжело смириться, что уходят популярность, слава... Решила было заняться преподавательской работой, но разочаровалась. К сожалению, нынешняя молодежь не интересуется основами эстрады. Придуман некий непонятный мне жанр, для чего необязательно иметь музыкальное образование, голос... Моя культура вокала не ложится на нынешнее бескультурье, развращающее публику, ее вкусы. Так что теперь я свободна. Если интересно - участвую в ретроконцертах. Но в День Победы непременно пою на торжествах, которые по традиции проходят перед Большим театром или на Поклонной горе.