- Для меня было полной неожиданностью узнать, что вы, человек известный и, надо думать, не бедный, передвигаетесь по городу в метро...
- По-моему, метро - это самый удобный вид транспорта. У меня в гараже стоит машина. Для того чтобы доехать из своего Гольянова до театра на машине, я затрачиваю час, а на метро, где и за людьми интересно понаблюдать, и что-то почитать успеваешь, оборачиваюсь минут за сорок.
- Однажды вы сказали, что если хочешь чего-то добиться в жизни, надо "рыть землю" в юности. Вы по-прежнему так считаете?
- Да. Дело в том, что я всю жизнь бегу и никак не могу остановиться. Каждый день начинаю с бега в буквальном смысле слова. Утренний глоток кислорода очень освежает голову...
- После Московского авиационного института вы окончили актерский факультет Театрального училища имени Щукина. Сегодня ваше имя стоит в афишах пяти столичных театров и антреприз, в которых вы выступаете и как актер, и как режиссер, и как балетмейстер, и даже как продюсер. Что вам все-таки ближе?
- Больше всего мне нравится играть и ставить спектакли, в том числе и связанные с хореографией. Если говорить о моей работе продюсера, то этим я вынужден заниматься, так как моей Театральной компании нужны деньги для новых постановок. Эта работа не может меня увлекать, потому что она сугубо приземленная, выхолащивает душу. А творческий человек должен летать. Часто говорят: "Жизнь первична, искусство вторично". У меня же наоборот: по-настоящему я живу только на сцене, а реальность слишком скучна, обыденна. Поэтому я постоянно ищу что-то новое, мне неинтересно долго сидеть на одном месте. А движение вперед заставляет порой совершать крутые виражи. В прошлом году я перешел из Театра Луны в Театр Моссовета, где ставлю спектакль "Кейкуок" по очень известной на Западе пьесе Питера Фейблмана в переводе Виталия Вульфа. Она ни разу у нас не шла. Моей партнершей в спектакле выступает Нина Дробышева, с которой мы уже однажды работали вместе. С Ниночкой мало кто из режиссеров ладит: она слишком "фонтанирующий", и увлекающийся человек. Для меня же это праздник, наверное, потому, что по актерскому темпераменту мы совпадаем.
- Я слышала, в спектакле принимает участие и ваш одиннадцатилетний сын.
- Да, я считаю, ничто так не воспитывает, как серьезная, взрослая работа. Иван относится к этому тоже серьезно, я бы сказал, вдохновенно. Он очень артистичен, но я не хочу, чтобы в будущем он стал артистом, так как знаю, что это очень сложная профессия, во многом зависящая от случая. Мои родители, например, принципиально против даже того, чтобы я приводил ребенка в театр, считают, что мир кулис - это богема, разврат...
- Ваши родители имеют какое-то отношение к театру?
- Нет, они инженеры. Сейчас мамочка на пенсии, а отец по-прежнему работает, хотя ему уже 73 года. Они уже смирились с моей привычкой резко менять вроде бы налаженную жизнь и больше не дают советов: устали. Вообще все мои близкие люди, в том числе жена, вынуждены меня терпеть, знают, что я непредсказуем.
- Вы и в любви такой же?
- В любви нет никаких правил. Но я знаю одно: настоящие взаимоотношения мужчины и женщины - это долгое и медленное движение навстречу друг другу. Я говорю не про секс, а про полнокровную, всеохватывающую любовь. Секс - это другое, это вспышка, страсть, которая может быстро пройти.
- Ваша Мадам в "Служанках" одновременно и любит, и ненавидит. Эта роль принесла вам славу, а теперь в этом сезоне вы участвовали в третьей версии спектакля Романа Виктюка. С чем это связано?
- Я долго не мог решиться сыграть эту роль снова. Несколько лет назад Мадам была для меня живым человеком, а не просто персонажем. Сейчас я испытываю какие-то ностальгические чувства от первой встречи с Мадам, но не больше. К сожалению, все проходит, мудрость берет свое.
- Однажды вы сказали, что актерская школа Виктюка пагубна для исполнителей...
- Виктюк умеет собирать вокруг себя замечательных людей. Но в то же время, видимо, не случайно от него ушли такие артисты, как Владимир Зайцев, Николай Добрынин, Эра Зиганшина, Сергей Маковецкий - вероятно, они почувствовали, что ничего нового он им уже не даст. Ведь актерская профессия "держится" прежде всего на органике, которую не воспитаешь: или она есть, или ее нет. Говорят, когда Род Стайгер снимался в фильме Сергея Бондарчука "Ватерлоо", режиссер перед съемкой начал с ним репетировать эпизод. Стайгер долго и внимательно слушал его, а потом произнес: "Вы знаете, я пришлю к вам своего адвоката". К Бондарчуку пришел адвокат и сказал: "Дело в том, что создание образа входит в контракт, и вам не нужно заниматься тем, на что вы сейчас тратили время". Поэтому я стараюсь приходить к режиссерам готовым к работе, им за меня не надо ничего придумывать.
- Какую роль вы мечтаете сыграть?
- Свою. Свою роль я еще так и не сыграл.
- Может быть, это произойдет в лермонтовском "Маскараде", который вы собираетесь ставить в своей антрепризе?
- Я хотел бы поставить два спектакля: сначала по "Маскараду", а после - по "Евгению Онегину". И назову их "Евгений-1" и "Евгений-2", поскольку Арбенин ведь тоже Евгений. Это будет взгляд на русского героя с совершенно разных позиций. У критиков, думаю, появится повод для крепких выражений в мой адрес.
- На философском факультете МГУ о вас, как мне известно, пишут кандидатскую диссертацию. Какие чувства это у вас вызывает?
- Я немало удивлен, потому что подвести теоретическую базу под конкретного человека, по-моему, затея очень трудная...
- Почему профессии математика вы предпочли профессию актера, режиссера, хореографа?
- В математике всегда есть в решении задачи один ответ. А в том деле, которым я занимаюсь, его нельзя подсмотреть в конце задачника.
- О чем вы жалеете из того, что не произошло в жизни?
- Я верю в Господа Бога и в судьбу, которая нами движет, поэтому ни о чем не жалею. Нет, вру, все-таки оптимизм вызывает у меня зависть. Но не дурашливый, не идиотский оптимизм - "вопреки всему", а настоящий, на чем-то основанный. Вот в этом смысле я оптимист.