БОРИС ВАСИЛЬЕВ: ВРЕМЯ ЗАТЯГИВАЕТ РАНЫ

Главная Жизнь 01:01 06 Мая 2005 158

На фронт он попал в первый же год Великой Отечественной 17-летним мальчишкой. После тяжелейшего ранения в 1943-м был комиссован, но в армии остался, поступив в Московскую военную академию бронетанковых и механизированных войск имени Сталина. И много лет п

Стародубец Анатолий

Напечатать

- Я из семьи потомственных военных, и отец даже одно время обижался на меня за то, что я ушел из армии, тем самым изменив династии. Мой пращур по материнской линии, генерал-лейтенант Илья Иванович Алексеев, был героем войны 1812 года. В Эрмитаже есть его портрет работы Доу. После реставрации Кремлевского дворца я с группой писателей осматривал Георгиевский зал и впервые увидел именную доску деда, которую раньше нельзя было разглядеть. Род Алексеевых был довольно известным в XIX веке. Сын генерала Сашка Алексеев близок был с Пушкиным, его внук Василий Алексеев - с Львом Толстым, а его брат - мой дед - один из основателей кружка революционеров-народников. Мой отец командовал ротой в первую мировую, а в гражданскую был заместителем командира полка.
Реплику из кинофильма "Офицеры": "Есть такая профессия - Родину защищать!" сформулировал, конечно, я, но сама мысль витала в атмосфере нашей семьи. Я получил суровое воспитание. С детства был приучен к жесткому расписанию. Подъем, прием пищи, отбой - все в точно обозначенное время. Отец меня так вышколил, что, когда я добровольцем пошел на фронт, армейская лямка оказалась вполне по плечу.
Самым страшным днем войны стал для меня день моего ранения под Вязьмой - 16 марта 43-го. Умирать буду - вспомню. Нас тогда выбросили парашютным десантом в открытое поле. На каждом было по 40 килограммов снаряжения. Наверное, поэтому ветер нас не разбросал, мы приземлились кучно. В темноте я услышал два свистка командира, что обозначало: все ко мне. И я побежал во главе 28 человек своего взвода вдоль противотанкового рва. За очередным его изгибом успел увидеть только яркую вспышку. Очнулся уже в машине. Перед глазами тьма, ничего не слышал, руки тряслись, не мог слова вымолвить и пошевелить ногами - сильнейшая контузия. В Костромском госпитале - спасибо им - меня выходили...
Долгие годы я не решался всерьез заняться литературой. Для меня тогда посягнуть на это было все равно, что сесть за один стол с Львом Николаевичем Толстым. Так я был воспитан. Да я и не собирался быть писателем. Мечтал заниматься историей. Всегда любил ее и сейчас с удовольствием в нее погружаюсь. Если бы не война, то, может, и не было бы писателя Васильева. Но я всегда читал запоем все подряд. Очнувшись в госпитале после контузии, первым делом прошептал: "Дайте мне книжку". Помню, перед глазами плыл туман, из которого донесся голос нянечки: "Мальчик, какая тебе книжка, ты в себя приди сначала". Кстати, на войне в действующей армии не разрешалось вести какие-либо личные записи. У всех пишущих должно было быть на это специальное разрешение НКВД. Допущенному на фронт литератору рассказывали несекретные случаи и издалека показывали передовые позиции, чтобы того, не дай Бог, не ранило. "Понюхав пороху", он с чистой совестью возвращался в тыл. А газетчики просто были аккредитованы по частям, где их снабжали разрешенными к публикации сведениями. Солдаты же, кроме писем, ничего писать не имели права. Да и в тех военная цензура беспощадно вычеркивала все "лишнее". Из иного письма противник может извлечь много полезной информации... Немцы не были такими уж дураками, как их изображали в довоенном кино. У них была лучшая армия в мировой истории.
Первую свою вещь я написал в 1954 году. Тогда в армии назрел конфликт между офицерами-фронтовиками и молодыми, не знавшими войны выпускниками военных вузов. Первым уже не хватало профессионализма, а вторым - опыта. И те, и другие недолюбливали друг друга. Я написал об этом пьесу "Офицер", которую принял к постановке московский Театр Советской армии. Поверив в свои писательские силы, я демобилизовался на волне тогдашнего сокращения офицерского состава.
Героинь повести "А зори здесь тихие..." я выдумал всех до одной. Хотел показать, какую страшную цену мы заплатили за победу: 1 к 5. И даже выше. Честно признаюсь, сначала героями повести были мужики. Раненые, ослабленные, не долечившиеся - они должны были в тех "тихих" местах восстанавливаться после госпиталя. Я написал уже большой кусок, но однажды поутру меня осенило: это должны быть девушки! Тогда замысел будет точнее раскрыт. Женщина не умеет воевать, не должна. Я порвал написанное и начал все заново. Главным там оказался старшина Васков. Для него армия - это родное. Фашисты не прошли, потому что нарвались на высококлассного специалиста в военном ремесле. Девочек они бы перерезали без единого выстрела. А на нем споткнулись. Мой главный герой - профессионал. Таковы и Трофимов с Вараввой из фильма "Офицеры", который мне очень дорог - это почти моя биография.
Когда Юрий Любимов в Театре на Таганке брался за постановку "А зори здесь тихие...", он мне сказал: "Мы должны сделать так, чтобы люди у нас не плакали. А молча ушли домой с неким эмоциональным зарядом. Дома пусть рыдают, вспоминая". Я потом смотрел несколько спектаклей подряд. В зале не было пролито ни одной слезинки. Люди уходили потрясенные. Трагедия очищает душу через мучительные сопереживания героям. Этого я и пытаюсь добиться в своей прозе.
В 91-м году, когда я был народным депутатом, меня попросили встретиться с одним важным человеком. Это был бывший немецкий пехотный генерал, командовавший в войну дивизией на Северо-Западном, Ржевском, направлении. В этом проклятом месте наша армия потеряла убитыми, ранеными и пленными свыше миллиона человек. Генерал оказался интересным собеседником. Признаюсь вам, что я не испытывал неприязни к бывшему врагу. Время затягивает раны. Мы хлебнули лиха и они. Чего уж теперь-то? Остались живы - и слава Богу!..

Напечатать

Жизнь 00:15 / 07 Ноября 2025 18393

«С чувством гордости вышли 7 ноября советские люди на улицы Кенигсберга»

80 лет назад на нынешней площади Победы состоялся первый советский парад

Владислав Ржевский, Калининград

Труд

По площади чеканят шаг летчики, участвовавшие в Восточно-Прусской операции. Фото из открытых источников

«Поверженная прусская столица — Кенигсберг — 7 ноября 1945 года впервые за всю свою семивековую историю увидела великий Октябрьский праздник советского народа» — так 80 лет назад написала...