Церковь проповедует одновременно и сло-вом, и образом, поэтому икону и называют учи-телем.
Церковь проповедует одновременно и сло-вом, и образом, поэтому икону и называют учи-телем. Князь Трубецкой дал прекрасное определение русской иконе - "умо-зрение в красках". Икона - это воплощенная молитва, поэтому вне Церкви в подлин-ном смысле существовать не может. Как одна из форм проповеди Евангелия, как свидетель-ство Церкви о Боговоплощении, она состав-ная часть богослужения - как и церковное пе-ние, архитектура, обряд.
Но сейчас икона не занима-ет в богослужении подобающего ей места, и от-ношение к ней не такое, каким должно быть. Она стала просто иллюстрацией к празднуемому событию, поэтому и не важно, какова ее форма, и потому у нас всякое изображение, даже фотографическое, почитается как икона. На икону давно перестали смотреть как на бо-гословие в красках, даже не подозревают, что она может искажать вероучение так же, как и слово. Вместо того чтобы свидетельствовать об Истине, она может лжесвидетельствовать.
Икона должна быть написана натуральны-ми красками и только на прочном материале - обычно на доске, но не на бумаге, стекле или каком-нибудь хрупком веществе.
Л. А. Успенский очень просто и убедительно объясняет, почему цветная фотография не может быть применена в церковном обиходе: она только имитирует цвет, тогда как собственного цвета не имеет. Потому употреблять цветные фото-графии в качестве икон не следует. Икона дол-жна свидетельствовать об истине, а мы вводим элемент лжи туда, где ее не может быть.
Патриарх Алексий I просил не приносить в храм бумажные цветы, потому что в них нет правды. Еще гораздо раньше митрополит Мос-ковский Филарет (Дроздов) говорил, что под-дельные камни и поддельные металлы нельзя употреблять в церковном обиходе не потому, что они малоценны, а потому, что заключают в себе ложь. Всякие механические способы вос-произведения икон Церковью не одобряются. Но, очевидно, теперь обстоятельства заставля-ют... Это принимает иногда чрезвычайно урод-ливые формы, и в наших иконных лавках про-даются такие иконы, которые не имеют права на существование. Та продукция, которую вы-пускают мастерские Патриархии, далеко не всегда соответствует требованиям, предъявля-емым Церковью к своему искусству. Это очень тревожный симптом.
Многим, очевидно, известна икона "Спас Ярое око" (она находится в Успенском соборе, в Кремле, в иконостасе над правым клиросом). Так вот, некоторые верующие считают ее страшной: посмотришь, мол, и молиться не захочется. Подобное восприятие показывает, на-сколько мы удалились от подлинного понима-ния православной иконы.
Иконописание - церковное служение, а не творчество в том смысле, как его понимают светские художники. Рождаясь из Литургии, икона является ее продолжением и живет она только в богослужении, равно как церковное пение, облачение, архитектура.
До XVI века иконы списывались, но не ко-пировались: если взять списки, например, с икон Владимирской Богоматери или святого Николая, самого почитаемого на Руси свято-го, - двух одинаковых икон вы не найдете. Эта традиция на Руси была прервана. Стали писать иконы ремесленно, по переводам, снимать кальки, использовать другие примитивные ме-тоды. Например, старообрядческие иконы в точности вроде бы повторяют старинные, но отличаются от них, как мумия от живого чело-века, в них нет главного - жизни. Отсеченная ветвь засыхает.
Если ко мне приходит кто-то из светских ху-дожников и изъявляет желание писать иконы, я говорю, что прежде надо убить в себе ху-дожника.
Любое творчество требует полной от-дачи, нельзя допускать в себе никакой раздво-енности. В самом деле, нельзя смотреть одним глазом в землю, а другим - в небо! Нельзя слу-жить двум господам, учит Христос.
Есть старое церковнославянское слово, те-перь уже забытое, - "иконник". Это человек, который создает произведения в рамках цер-ковного канона и своим в них ничего не счита-ет, - никто из иконописцев своих икон не подписывал, потому что искусство Церкви соборное. Иконник, иконописец - только ис-полнитель. Самое опасное - подмена преда-ния самовыражением. Современные художни-ки, как правило, неглубоко знают христиан-ство, а если бы знали и были людьми добросо-вестными, сами отказались бы расписывать храмы.
Сейчас у многих людей, даже искусствове-дов, восприятие иконы неверное. В древней Церкви, в лучшие времена христианства, вос-приятие красоты и искусства было цельным, она не разделяла икону на произведение ис-кусства и принадлежность культа, потому что вне Церкви красоты не знали. С тех пор как церковная жизнь стала обмирщаться и под-линная икона оказалась в совершенном заб-вении вплоть до конца XIX века - многие ста-ли искать красоту вне Церкви, в светском ис-кусстве.
Бог есть совершенная Красота. Красота в этом мире еще не царствует, хотя она вошла в него с пришествием Сына Божия, с Его вочеловече-нием. Она проходит за Христом путь своего распятия. Красота распинается в мире, и пото-му она есть Красота крестная.
Вечная жизнь будет на этой же земле, но преображенной, обновленной Духом Божиим, без греха - в созерцании Красоты, в предстоянии Богу, в общении с Ним. Вне Церкви дос-тичь этого невозможно: двух истин не бывает.
Есть свод аскетических правил, называемый "Добротолюбие". Что понимать под добротолюбием? Я спрашивал у старых монахов, и даже они отвечали по-разному: любовь к добродете-ли, к добру, доброделание.
"Доброта" - слово славянское и означает Красоту как одно из имен Бога. Значит, лю-бовь к красоте есть любовь к Богу. Духовное делание, очищение себя, приготовление к тому, чтобы быть храмом Божиим, храмом Святого Духа, - это искусство из искусств, наука из наук. Красота Бога - это прежде все-го красота духовная, совершенная Любовь, об этом свидетельствуют писания святых отцов. Выражаясь современным языком, Бог шел на риск, создавая человека. В каком-то вечном плане ему были известны судьбы мира, как, конечно, и судьба каждого человека, однако весь смысл в том, что Бог - совершенная лю-бовь; создавая человека, веря в него, Он пони-мал, что потребуется искупительная жертва Христа.
"Красота спасет мир", - сказано у Достоев-ского, потому что сам человек спасти мир не мо-жет. Красота - понятие отвлеченное: одному нравится одно, другому - другое. Но Достоев-ский, я думаю, имел в виду красоту как одно из имен Божиих или как богоподобие. Бог еще именуется Художником, ведь одним из видов аскетического делания является созерцание ви-димого творения. Если этот мир, даже пора-женный и испорченный грехом человеческим, так прекрасен, так органичен, то как же дол-жен быть прекрасен Творец этого мира!
В широком смысле слова художником быть обязан каждый христианин. Дар творчества выделяет человека из всех живых существ, ста-вит его даже выше ангела.
Сейчас многие образованные люди, не на-шедшие Истины и Красоты на перепутьях мира, приходят в Церковь и ищут в Ней эту Красоту. Они очень тонко чувствуют всякую фальшь, всякое безобразие, уродство, особен-но художники и музыканты. И, если они уви-дят в храме безобразные росписи, услышат вместо простого уставного поддельное кон-цертное пение, - никто не убедит их в том, что христиане - свидетели Небесной Красо-ты.
В наше время, говоря о церковном возрож-дении, необходимо в первую очередь забо-титься о том, чтобы Церковь постоянно явля-ла ту Красоту, которой Она обладает в полноте, - в этом миссия Церкви в мире.