АЛЕКСАНДР ЖУРБИН: В АМЕРИКЕ МЫ ВСЕ-ТАКИ ЧУЖИЕ

С Александром мы знакомы без малого 30 лет. Удивительно, но он почти не изменился с тех пор, когда на сцены Ленинграда, а затем и всей страны вышла рок-опера "Орфей и Эвридика". Тогда ее, правда, стыдливо называли зонг-оперой, чтобы не очень раздражать цензуру. Оно, впрочем, и точнее: "зонг" - значит "песня", а стихия Журбина - прежде всего песенная мелодия.

- Александр, как мальчик из добропорядочной семьи технических интеллигентов, воспитанник солидного Гнесинского института "дошел до жизни такой" - стал писать рок-оперы да мюзиклы?
- Эволюция действительно "крутая". Родители мои были скромными людьми, никаких амбициозных планов на мой счет не строили. Жили мы в Ташкенте и отдали меня в музыкальную школу - тогда многих детей учили музыке. Я играл на виолончели, рояле, был участником ученического оркестра, сочинял пьески. Но параллельно во мне рос интерес к джазу, эстрадной музыке. Тут мои вкусы не противоречили родительским - в доме постоянно звучали пластинки Утесова, Шульженко... Наконец, была еще одна любовь - к литературе. Вот это откуда - совсем непонятно, но уже в детстве моим любимым писателем стал Томас Манн. Потом появились романы Камю, Кафки... А уже в более зрелом возрасте все эти три моих интереса, объединившись, вылились в любовь к мюзиклу, который ведь и есть синтез классических форм, эстрадной мелодики и, как правило, большой литературы.
- "Орфей" в середине 70-х произвел эффект взорвавшейся бомбы. А потом - после сумасшедшего успеха спектакля, открывшего нам Альберта Асадулина и Ирину Понаровскую, после многих фильмов с твоей музыкой - неожиданный отъезд в Америку. Что тобой двигало - творческий интерес, политические мотивы?
- Политика тут совершенно ни при чем. Советскую власть, в отличие от многих, мне ругать в общем не за что. Случались, конечно, диковатые вещи - "Орфея" сильно критиковали. Газета со статьей Кабалевского о том, что это империалистическая пропаганда, до сих пор у меня хранится. Но оперу ведь не запретили. Нет, все шло вроде хорошо. Однако потом я обнаружил, что пишу, а вещи мои до сцены не доходят. Как-то к концу 80-х выяснилось: то, что я умею делать, по-моему, неплохо, здесь не очень нужно. И в 90-м году уехал. Казалось, в Америке, "стране неограниченных возможностей", я обязательно найду истинных ценителей своего таланта.
- Но сегодня ты здесь...
- Может быть, я поступаю, на чей-то взгляд, неправильно, неполитично, но честно признаю: Америку я не завоевал. Хотя и сейчас там у меня довольно много дел, вот только вчера прилетел из Нью-Йорка... И все-таки 80 процентов времени я провожу здесь. В России у меня основная работа, именно ее культуру я понимаю, поскольку сам ее часть. В Америке мы все-таки чужие.
Есть такая расхожая фраза: язык музыки не нуждается в переводе. Ответственно заявляю: это чушь собачья! Многое ли русские люди, даже имеющие какое-то музыкальное образование, понимают, скажем, в индийской музыке? Или в китайской? Точно так же и американская музыка, при всей ее внешней похожести на европейскую или русскую, полна "идиом". Не смог стать американским композитором даже такой гений как Рахманинов. Ну а представь себе на минуту, что из Советского Союза выдавили Шостаковича и он эмигрировал в Штаты. Хорошо бы ему было и много бы он там написал?..
- Короче, у тебя с Америкой любви не получилось.
- Вовсе нет, я люблю Америку. Это замечательная страна - действительно свободная, мощная. Очень просторная, как и Россия, с потрясающей природой, но в отличие от нашей Родины, удивительно обихоженная. И к эмигрантам там относятся замечательно (хотя, строго говоря, я никогда эмигрантом не был, поскольку не расставался с русским паспортом). Там тебе помогут деньгами, недорого сдадут квартиру, завалят одеждой "секонд хенд"... Но это до тех пор, пока ты не претендуешь на что-то большее. А когда увидят, что ты хочешь встать с ними вровень, то есть иметь престижную работу, хороший дом, учить ребенка в лучшем колледже, - тебя сразу начнут придерживать.
- И все же - что-то серьезное за 15 лет тебе удалось сделать...
- Я написал несколько мюзиклов. Сочинил концерты для скрипки с оркестром, для виолончели. Более того, мне удалось организовать так называемый Русско-американский театр. Он просуществовал девять лет и дал множество спектаклей. Здесь работали Елена Соловей, Борис Сичкин и другие не менее яркие звезды. К сожалению, театр пришлось закрыть: спонсоров не нашлось, а на сборы существовать ни один стабильный коллектив не может. Тогда я придумал Нью-Йоркский фестиваль русского кино. Стал на четыре года настоящим кинопродюсером. Например, благодаря нашему фестивалю американцы впервые увидели ретроспективу фильмов Александра Сокурова.
- Я помню, на одной московской пресс-конференции по фестивалю рядом с тобой появился Никита Михалков. А придя через год на следующую такую встречу, я увидел в президиуме только Никиту Сергеевича, уже без тебя... Выходит, фестиваль у тебя "отобрали"?
- Не хочу углубляться в эту не слишком красивую историю, но по сути так оно и произошло. Хотя до сих пор нью-йоркская публика называет фестиваль "журбинским". Как раз после этого грустного события я и решил: пора заканчивать с общественной деятельностью, перебираться на Родину и заниматься своим прямым делом - сочинять музыку.
- Работается теперь легче, чем в советские времена?
- И да и нет. С одной стороны, практически исчез цензурный пресс. Но оказалось, в этом и немало плохого. Да, цензура отслеживала "нежелательные" сюжеты, но она и не пускала на сцену или на экран явную халтуру, поскольку в худсоветах сидели высокопрофессиональные люди. Вспомни, с каким поколением я пришел в музыку в конце 60-х, - Артемьев, Геннадий Гладков, Тухманов, Дашкевич, Минков, Рыбников, Максим Дунаевский... Это талантливые композиторы с блестящим образованием, умеющие написать самую сложную партитуру. И кто пришел им на смену?.. Не сочти меня ретроградом, я прекрасно понимаю, что должны существовать и сугубо молодежные направления - всяческие хип-хопы, рейвы, хаусы, под которые люди пляшут всю ночь до упада. Но нельзя же все сводить к тупой, оглушающей музыке, которая, увы, господствует на музыкальных телеканалах.
- А как у тебя складываются отношения с современным телевидением? Наверное, за выход в эфир надо изрядно заплатить...
- Никогда ни одной копейки не заплатил ни на телевидении, ни на радио. Если мне намекали - дескать, неплохо было бы позолотить ручку, - я немедленно разворачивался и уходил. И сегодня я часто бываю в эфире - в программах "Что? Где? Когда?", "Культурная революция", даже в передаче об усыновлении детей за границу...
- Но это все "разговорный жанр". А где можно услышать твою музыку?
- Приходи на мой фестиваль - он как раз проходит в Москве. Тут и симфонические произведения звучат - те самые концерты для скрипки, виолончели, симфония... И баянная, и вокальная, и детская музыка. Пройдут вечера в домах кино, актера, литераторов, поскольку я член всех этих творческих союзов. А главное - состоится гала-концерт в зале "Россия" с закладкой звезды. Я впервые устраиваю такой большой смотр. Боюсь, что в последний раз - вряд ли хватит сил снова так напрячься.
- Дорогой проект?
- Очень - чуть ли не восемь миллионов рублей. Министерство культуры устами Михаила Швыдкого обещало помочь, но дало только 200 тысяч, этого даже на буклет не хватит. Спасибо Московскому комитету по культуре - нашли три миллиона, бесплатно предоставили зал "Россия". Ну и, конечно, приятно, что информационный спонсор - газета "Труд".
- В программе написано - творческий вечер семьи Журбиных...
- Да, жена Ирина и сын Лева - творческие люди. С Ирой мы познакомились очень романтично. Я как-то решил написать музыку на немецкие народные баллады и пришел к знаменитому поэту-переводчику Льву Гинзбургу, чтобы посмотреть оригиналы этих баллад на немецком языке. Дома у поэта меня встретила его дочь - Ирина. Моя голова сразу слегка закружилась. А Ирина уверяет, что в тот момент она поняла: вот человек, который станет ее мужем и отцом ее ребенка. Ира - прекрасный поэт, мы вместе написали множество произведений.
- А чем занимается Лев?
- В свои 27 лет он уже опытный композитор и альтист. В отличие от меня ему удалось полностью "натурализоваться" в Америке. Окончил Джульярдскую школу - самый знаменитый музыкальный вуз страны, где в свое время учился Клиберн. Пишет музыку для очень серьезных исполнителей - для "Кронос-квартета", для великого виолончелиста Йо-Йо-Ма. Вот только дедом меня пока не сделал...
- Что ты делаешь, чтобы в свои 60 лет быть в такой отличной форме?
- К сожалению, на спорт да просто пешие прогулки времени практически нет. Но вот за что я должен благодарить Америку - она научила меня правильно питаться. В жизни такого человека, как я, масса соблазнов: часто приглашают на всяческие приемы, а там копченое мясо, жирные торты, сладкие ликеры... Раньше я на все это набрасывался, а теперь высматриваю только рыбу, свежие овощи и фрукты. Ничего мучного, сладкого. Выпить могу, иногда даже и чего-нибудь крепкого. Например, в холодное время года замечательно идет виски. Но ни в коем случае не крепленые вина и шампанское. И конечно, ни грамма в одиночестве, иначе это уже деградация личности.
- Мне кажется, до твоего отъезда я был у тебя в другом доме...
- Эту квартиру я купил совсем недавно. Между прочим, есть гипотеза, что тут, в доме на Малой Дмитровке, недолгое время снимал квартиру Рахманинов. Хочу поднять документы. Если все подтвердится, постараюсь установить мемориальную доску.