По следам сгоревшего суперджета
Межгосударственный авиационный комитет представил правительственной комиссии доклад о майском крушении самолета Sukhoi Superjet 100 (SSJ-100) в аэропорту Шереметьево. После чего общественности сообщили, что отчет будет опубликован «после окончательной корректорской выверки». Осталось выяснить, кого из знатоков великого и могучего в авиационном ведомстве назначили старшим корректором... А вообще-то происходящее напоминает финальную сцену из гоголевского «Ревизора»: персонажи узнали страшную правду и потеряли дар речи.
Доклад представителя МАК слушали члены правительственной комиссии во главе с министром транспорта Евгением Дитрихом, руководителями надзорных органов, представителями ОАК и авиаперевозчика. Вряд ли эти люди узнали для себя что-то новое, поскольку им давно известны проблемы нашей гражданской авиации. Просто никто не хочет выносить сор из избы. После «корректорской выверки» общественность традиционно информируют о состоянии воздушного судна, действиях экипажа, диспетчеров и аварийно-спасательных служб. Находят и примерно наказывают стрелочников. После чего на свет появляется очередной перечень предписаний по ужесточению требований к безопасности полетов.
Но вопрос в том, кто и как выполняет рекомендации МАК по итогам расследования катастроф? Автор видел составленные как под копирку ответы из Минтранса с обтекаемыми формулировками: «предложения представляют интерес, но требуется дополнительная проработка». Когда и какая именно — покрыто многолетним туманом.
После майской катастрофы были сообщения о том, что пассажиры отказывались лететь суперджетами. Разобраться с техническими проблемами самолета потребовал совладелец группы S7 Владислав Филев. Ассоциация эксплуатантов воздушного транспорта (АЭВТ), куда входят более 20 авиакомпаний и авиапредприятий, призвала Минтранс проверить системы самого самолета на соответствие сертификационным требованиям. Как заметил наш эксперт, «у специалистов появились новые вопросы при отсутствии ответов на старые».
Между тем последние события свидетельствуют о том, что вопрос безопасности полетов не следует сводить к проблемам конкретного самолета. Вот далеко не полный перечень недавних воздушных происшествий. 4 июня боинг авиакомпании «ЮТэйр» вылетел в Берлин, но вынужден был развернуться и запросить экстренную посадку из-за разгерметизации. А 3 июня боинг той же компании, выполнявший рейс Уфа — Сургут, прервал взлет: сработала индикация неисправности механизации крыла. А 30 мая эрбас «Аэрофлота» вылетел в Грозный, но вернулся из-за срабатывания датчика пожаротушения. 22 мая боинг компании «ЮТэйр» совершил вынужденную посадку в аэропорту Сыктывкара — отказ генератора. А 11 мая боинг компании Azur air, вылетевший из Нячанга в Новокузнецк, запросил экстренную посадку из-за срабатывания индикатора масляного фильтра...
Во всех случаях экипажи действовали грамотно и по инструкции, перед посадкой избавлялись от топлива. Но эксперты обращают внимание на то, что в основном это мелкие технические неполадки, которые в других обстоятельствах не помешали бы продолжить полет.
Нельзя сказать, что в Росавиации не видят происходящего. Еще в марте ведомство сообщало, что за прошлый год количество происшествий в коммерческой авиации увеличилось на 27%. Случилось 19 авиапроисшествий, в том числе девять катастроф с гибелью 104 человек. Инциденты становились следствием потери контроля над управлением в полете, выкатывания самолета за пределы полосы при посадке, столкновения с землей или препятствиями. По этому поводу Росавиация разработала свыше 250 рекомендаций, но...
На днях генпрокурор Юрий Чайка заявил депутатам Госдумы, что у нас «до настоящего времени не определены целевой и приемлемый уровень безопасности полетов и лицо, ответственное за реализацию программы, которая не актуализировалась с 2008 года». А в Минтрансе не разработаны нормативы сертификации авиатехники, ее производителей и подготовки персонала, не утверждены правила наземного и технического обслуживания самолетов, требования к их летной годности и стандарты профессиональных программ подготовки авиаспециалистов.
А наши эксперты добавляют к этому, что при попустительстве авиационных властей перевозчики вместо заботы о безопасности используют методы сокрытия форс-мажорных обстоятельств. И что болезнь приняла хронический характер. Метания в рамках «самолет — человеческий фактор» ни к чему не приведут, пока в отрасли не выстроена государственная техническая политика. И пока вопросами безопасности полетов в отрасли не займутся настоящие профессионалы, а не назначенцы из «эффективных менеджеров».
P.S. Так что же делать нам, пассажирам, — бояться или летать? В советские времена министр гражданской авиации Борис Бугаев призывал заменить слова «безопасность полетов» на «качество полетов», чтобы не нагонять страха на пассажира. Такая вот корректура... Остается только утешаться мыслью, что авиаперевозки были и остаются самым безопасными видом транспорта. На российских дорогах каждый год гибнут 30-35 тысяч человек, еще столько столько же становятся инвалидами. Но никому в голову не приходит отказаться от авто.
Ну а для того, чтобы спокойно садиться в кресло пассажира и лететь в свое удовольствие, нам не помешает узнать, какие меры будут приняты после выступления генпрокурора и обнародования доклада МАК. Скоро пора отпусков, так что будем надеяться, что ждать осталось недолго.
Кстати
Авиационный психолог Надежда Якимович говорит, что человеческий фактор остается главной причиной ЧП в воздухе и на земле. Они связаны с психическими нагрузками, стрессами, переутомлением и депрессией. После громкой катастрофы 24 марта 2015 года, когда немецкий пилот Андреас Лубиц закрылся в кабине и направил лайнер в склон горы, авиационные власти ЕС взяли на вооружение опыт допинг-офицеров ВАДА. Сегодня в авиакомпаниях Евросоюза действует система выборочных проверок психического состояния пилотов до и после полета.