Эти глухие места в марийской тайге у железнодорожных станций Сурок и Суслонгер лишь недавно открыли свою страшную тайну. Здесь никогда не шли бои, однако в землю легли целые батальоны новобранцев, так и не попавших на передовую - люди гибли от холода, голода, болезней, дезертировали, кончали жизнь самоубийством... Смерть в бою была бы для них достойным избавлением от этого чудовищного "концлагеря" - военного варианта ГУЛАГа.
Йошкаролинец Петр Петухов, ветеран войны и труда, несколько лет назад получил неподалеку от Сурка земельный надел в садовом товариществе "Лесная сказка". Вот уж действительно горькая ирония судьбы! Он рассказывал мне, что первое время не мог копать грядки на своем огороде: все казалось, что штык лопаты наткнется на человеческие кости. Ему становилось не по себе, как только он начинал вспоминать лица, имена и фамилии товарищей, зарытых здесь похоронной командой в 41-42-м годах. Сам-то Петухов, можно сказать, счастливчик: выжил в лагерях, уцелел на фронте, а теперь вот картошку выращивает на братских могилах.
Он попал сюда зимой 41-го и был зачислен курсантом первого батальона 133-го стрелкового полка 46-й запасной бригады. За плечами Петра был двухгодичный учительский институт, поэтому через полтора месяца ему уже присвоили звание сержанта, а вскоре назначили командиром взвода.
Народ прибывал сюда отовсюду - из Ленинграда, Сибири, соседних республик, даже из Средней Азии. Мужчины всех призывных возрастов ускоренно проходили тут курс молодого бойца: артиллеристы осваивали орудия, пехотинцы рвали штыками соломенные чучела. Жили в наспех отрытых в болотистой почве тесных землянках. Стояли жуткие морозы, и всех обогревала одна самодельная печка из железной бочки. На нарах вместо досок - тонюсенькие жерди, ни одеял, ни матрасов. В туалет по ночам боялись выходить: вернешься, а твое место занято! Как кормили? Утром баланда из чечевицы и картофельных очисток, в обед суп из той же чечевицы, на второе каша. Да буханка мерзлого хлеба из примесей на четверых - ее съедали в один присест за завтраком.
Родственники курсантов, которые добирались сюда из ближайших деревень, пытались хоть как-то подкормить своих горемычных мужиков, но на подступах к лагерям их обирали такие же голодные часовые. Да и где хранить гостинцы? Некоторые пробовали привязывать котомки с домашней провизией к вершинам высоких сосен, но по возвращении с полигона там их уже не находили. А когда Петухову дали роту узбеков, он чуть с ума не сошел! Одетые в рваные халаты, они околевали от холода, по-русски ни бельмеса, команд не понимают... Единственным спасением для них был чайник, который они даже на стрельбище брали: чуть что - разведут костерок, набьют чайник снегом, потом заварят в нем траву или кору, усядутся в кружок и хлебают голый кипяток - он хоть как-то заглушал голод.
Смертность была высокая: обморожения, голод, эпидемии, вши - похоронщики трудились не "покладая лопат". Христом Богом люди просили командиров поскорее отправить их на фронт - там все-таки оставался шанс выжить. У проруби, где брали воду для солдатской кухни, выставили часовых после того, как утопились несколько не выдержавших мучений красноармейцев.
Петухову пришлось принимать участие во встрече Ворошилова - слухи о чудовищном положении в лесных лагерях дошли наконец до Москвы. Загодя началась подготовка к визиту: вырыли две образцово-показательные траншеи, укрепили их ивовой лозой, бруствер выложили хворостом. Когда ходили на болота за ивняком, удавалось набрать под снегом клюквы - радовались, как дети конфетам. Маршал прибыл спецпоездом вместе с охраной и лошадьми: их по сходням свели на землю, и высокие гости, прямо у вагонов вскочив в седла, поскакали в лагеря. Ворошилов понаблюдал за учениями, во время которых два батальона разыграли перед ним "наступление" и "оборону", бегло осмотрел несколько землянок, пищеблок, пообедал. А обед в тот день был замечательным! Вечером того же дня инспекционная бригада отбыла восвояси. И все осталось по-прежнему, только питание на какое-то время улучшилось...
В 1992 году автору этих строк удалось встретиться с участниками УЧЛАГа на их первом официальном сборе в Сурке. Седая фронтовая братия бродила по местам тылового бесславия и со слезами на глазах вспоминала горестные эпизоды учебы в лесной школе боевой и политической подготовки. От этих рассказов потом комом вставал в горле фронтовой обед из традиционной полевой кухни.
"Моего отца направили сюда на переподготовку перед отправкой в действующую армию. Через две недели мы с матерью привезли ему еды и не узнали его: так он исхудал за это время - кожа и кости... Первый вопрос его: "Принесли вы что-нибудь поесть?" (Геннадий Иванов, село Шой-Шудумарь Куженерского района).
"Многие прибыли сюда в летней одежде, здесь им выдали старые шинели и американские ботинки из прессованной бумаги. Некоторые, отчаявшись, специально надевали их на голую ногу без обмоток - на морозе ступни очень скоро чернели, человека отправляли в йошкар-олинскую больницу, делали ампутацию и отправляли инвалида домой". (Николай Анохин, бывший курсант-пэтээровец 47-й стрелковой учебной дивизии).
"Голодные, без курева солдаты шли на крайний шаг: убегали из лагеря, выходили на дорогу и меняли за кусок хлеба, осьмушку табака солдатский бушлат или брюки". (Михаил Кольцов, Абаснурский Починок Советского района).
Даже столько лет спустя ветераны не могли найти ответ на вопрос: как могло случиться, что в глубоком тылу, рядом с железной дорогой и автотрассой тысячи людей мерли, как мухи, от недоедания, болезней, холода? Причем продолжалось это преступное безобразие все годы войны! Конечно, основная ответственность ложится на местное военное руководство, не сумевшее обеспечить ни должного снабжения, ни бытовых условий прибывающему пополнению. Никто не знает точных "учебно-лесных" лагерных потерь: сведения о погибших и умерших в вышестоящие органы не докладывались, персональный учет проходивших службу в запасных стрелковых частях и подразделениях не велся. По крайней мере в военных архивах таких данных найти не удалось.
Некоторых из тех, кто делился этими страшными воспоминаниями, сегодня уже нет в живых. А в их семьях наряду с боевыми наградами хранятся как память сувенирные солдатские кисеты, которые вручили им организаторы лагерного сбора в Сурке. Обрезки ткани выделила йошкар-олинская фабрика "Труженица", а воспитанники Дворца творчества юных сшили из них мешочки для табака, которого так не хватало зимой 41-го мученикам марийского УЧЛАГа.