На Новой сцене Большого театра состоялась премьера балета «Укрощение строптивой».
За комедию Шекспира на этот раз взялся француз Жан-Кристоф Майо. Его версия – современная, яркая, острая – снискала у публики сокрушительный успех. По окончании зрители аплодировали долго и восторженно. Не обошлось без сенсации. Балетмейстер Майо, превративший руководимый им Балет Монте-Карло в одну из ведущих трупп мира, впервые сочинил спектакль для чужого коллектива. А танцовщикам Большого театра не часто перепадают роли, созданные специально для них (обычно они танцуют в балетах, поставленных задолго до их рождения). В подробном фоторепортаже в буклете к спектаклю видно, с какой отдачей и азартом репетировали артисты.
И на спектакле, как говорится, все сошлось. Сюжет, располагающий к озорным и радостным выходкам. Балетмейстер, умеющий претворять в пластику парадоксы людской психологии. Сценограф, придумавший танцующие декорации (Эрнест Пиньон-Эрнест снабдил кордебалет белыми треугольными призмами, перемещающимися с места на место). Но главная находка – музыка. Жан-Кристоф Майо выбрал Шостаковича, скомпоновав фрагменты из разных сочинений классика. Взаимоотношения с музыкой – отдельная и, пожалуй, самая обескураживающая интрига новой постановки. Мощная энергетика звучаний Шостаковича – сильное подпитывающее средство. Праздничная суета в таком аккомпанементе приобретает экстатический накал. Ссора сестер, выбирающих женихов, оборачивается нешуточной борьбой амбиций. А укрощение строптивой Катарины (Екатерина Крысанова) не менее строптивым и своенравным Петруччио (Владислав Лантратов) грозит перерасти в битву вселенского масштаба. Вы только послушайте – оркестр играет о том, как рушатся эпохи и возникают новые миры. А на сцене всего-навсего двое так сильно полюбили друг друга, что даже боятся это признать. Поэтому и дерутся друг с другом до упаду в буквальном смысле этого слова (падения и взлеты – эффектные балетные приемы, а мастера Большого театра умеют держать удар).
Жан-Кристоф Майо – хореограф умный, знающий цену контрастам, умеющий нагнетать напряжение и вовремя расставлять паузы. Пластические характеры строит исходя из первичных эмоциональных состояний. Но все – будь то гнев, упрямство, или даже наигранное спокойствие – доводит до крайности. Классику умело сочетает с авангардом. Утрирует пластические колкости сварливых героев, а примерным и положительным (Бьянка Ольги Смерновой и Люченцио Семена Чудина) сплетает упоительные адажио. Возвышенный романс из кинофильма «Овод» – одно из немногих удачных попаданий в настроение дуэта. В большинстве остальных эпизодов – то досадное тематическое несоответствие, то хохма, то курьез, то буквальная иллюстрация. Очередную отчаянную драку строптивых влюбленных сопровождает «Песня о встречном». Симфоническое переложение без слов. Но все же помнят – «Кудрявая, что ж ты не рада веселому пенью гудка?». Катарина не то что не рада, а просто заходится в ярости от таких издевательств.
Разудалые вариации на тему «Ах вы сени, мои сени» у Шостаковича звучат дико и страшно. И Петруччио, облаченный в лохматую шкуру, движется как остервенелый зверь. Видимо, прошли те времена, когда шекспировская комедия казалась красивой сказкой, а ее герои (даже с неуправляемым поведением) походили на принцев и принцесс. Все стало однозначно и грубо. Покоритель строптивицы смахивает уже на главаря бандитской группировки, привыкшего все решать с позиции силы. А когда во время тяжких испытаний, уготованных Петруччио молодой супруге сразу после свадьбы, звучит траурный марш на тему «Вы жертвою пали» или трагический восьмой квартет, посвященный жертвам нацизма, порой становится не по себе. Тот ли это масштаб? В музыке – вой плакальщиц и вся скорбь земная. А на сцене всего-навсего два любящих человека дали волю захлестывающим страстям и наконец-то помирились друг с другом.
Дирижер-постановщик спектакля Игорь Дронов высказался в буклете о своем понимании остроты вопроса по поводу ассоциаций с музыкой Шостаковича и призвал посмотреть на ситуацию шире: «Музыка может иметь иной вектор восприятия, отличный от привычного». Все так. Со стереотипами надо бороться. Но что делать с генетической памятью, со сложными художественными контекстами? С нюансами? С объемом смыслов? Судя по всему, такое сегодня мало кому нужно. И именно поэтому удалая и резкая современная версия «Укрощения строптивой» снискала оглушительный успех.