- Михаил Михайлович, ваш капитальный труд -шесть объемистых томов - результат поистине
- Михаил Михайлович, ваш капитальный труд -шесть объемистых томов - результат поистине подвижнической работы, кажется, не вполне оценен в литературной среде... Возник ли диалог, есть ли отклик на ваше серьезное исследование?
- По вполне понятным причинам, года до 1988-го такая монография просто не могла быть издана у нас... Отклики, конечно, были, особенно на первые тома. Но все это не просто. Во-первых, тираж книг небольшой, далеко не всем они доступны. А во-вторых, само упоминание о Православии у некоторых критиков и писателей вызывает аллергию. Они не станут откликаться...
- Взаимоотношения Православия и культуры, тем не менее дискутируются в прессе, на всякого рода собраниях. Часто наблюдаешь, как в ходе таких диспутов в спор агрессивно включаются "продвинутые" по части православных обрядов господа, которые недавно проявляли такую же шустрость на профсоюзных и партийных собраниях. Нынче они с пафосом "воспитывают" писателей, критиков, литературоведов: те, мол, не проявляют должного православного подхода к творчеству. Происходит превращение Православия "в единственно верную" идеологию. По-моему, это вредит самому Православию, потому что оно - вероисповедание, то есть касается свободы совести, а где идеология - там уж какая свобода...
- Свобода - хотя бы в самой возможности этого выбора: хочешь - принимай, хочешь - нет. Именно неофиты и не понимают, что в вопросах веры не должно быть никакого принуждения. Но это сложный философский вопрос. Парадокс: высшая формула свободы присутствует в молитве. Когда мы говорим: "Да будет воля Твоя!" - казалось бы, где тут свобода, но она тут есть! И, наоборот, - та самая безграничная "свобода", которая у нас провозглашается сплошь и рядом, на самом деле - никакая не свобода, а рабство в грехе. Либеральное атеистическое сознание отстаивает во многом свободу греха, хотя и не формулирует это таким образом. Верующий человек за такую "свободу" бороться не будет. Его выбор в том, что он принимает сторону Бога. Тут закон такой: чем ближе к Богу, тем больше свободы. Нужна внятная граница между добром и злом, иначе все размывается.
- Но почему не предположить, что к истине могут вести различные пути?
- Нужно иметь четкие критерии, что есть зло и что есть добро. А где их взять? Для православных людей полнота знания - в Священном Писании, в Священном Предании Церкви. Критерий в оценке произведений литературы для меня - православные каноны, выражающие Божью истину. Конечно, этот подход убедителен только для верующего человека, он находится в сфере духа и не вполне рационален...
- Тогда я спрошу напрямую: по-вашему, может ли быть хорошим писателем человек, далекий от Православия?
- Может. Разве западноевропейские классики были плохими писателями? Но считаю, что писательский дар - дар Божий - человеком, далеким от истинной веры, может быть употреблен во зло. Безусловные шедевры литературы могут, увы, служить и злу.
- Иногда приходится слышать, что техническое совершенство в искусстве идет именно от дьявола, а человек верующий, скорее, косноязычен, не столь изощрен.
- Я бы не был столь категоричен. Виртуозность мастера может идти от кого угодно: и от Бога, и от дьявола, который способен использовать в своих целях дар, полученный человеком.
- Недавно Московская писательская организация проводила фестиваль детского и юношеского творчества "Подсолнушек". К ребятам с приветствием обратился Патриарх, который в том числе сказал: "Готовьтесь со временем стать преемниками великих деятелей русской культуры. Таких, как Достоевский, Лесков, Гоголь..." Легко заметить, что в этом списке весьма красноречиво отсутствуют имена Пушкина и Льва Толстого. Видимо, причиной тому - сложные отношения этих писателей и Церкви?
- Было бы смешно отрицать, что Толстой - один из величайших гениев русской литературы. Этих достоинств у него никто не отнимает, и в моих книгах есть множество комплиментов ему как художнику, великому мастеру. После "Анны Карениной" Толстой проявляет себя как создатель собственного вероучения, далекого от Православия. Но и позже его художественные произведения вполне пригодны верующему человеку для чтения, когда Толстой уже - еретик. Возьмите его сочинения для детей, к примеру "Филиппок" - ну что там дурного?... И все-таки он больше чем еретик, он создатель религиозного учения, которое противопоставлено Православию.
- Но если мы отойдем от его богословских суждений, а рассмотрим лишь прозу Толстого и сравним ее с произведениями Гоголя, то убедимся, что романы Толстого более проникнуты духом христианства...
- Надо помнить, что Гоголь пришел к Православию не сразу. Более того, это движение его души стало причиной трагедии писателя. Ведь многое из ранее написанного удручало его.
- Не кажется ли вам, что на примере личности Гоголя мы наблюдаем, как творческое, художническое начало входит в некое противоречие с началом религиозным?
- Да, входит. Поздний Гоголь очень высоко поднял планку для искусства. Он был недоволен успехом "Ревизора", испытывая вместо радости огорчение, ибо цель, какую он ставил перед собой, - исправить людей, - не достигнута. В этом - бесспорное противоречие. Наш мир весь в противоречиях, куда деваться от этого? Но, по-моему, писатель должен чувствовать грань между идеалом и грехопадением и писать в соответствии со своей религиозной совестью, как тот же Достоевский.
- Гоголь в замысле "Мертвых душ" брал дантовский масштаб, но воплотить идею до конца не сумел.
- Да, нагружать себя сверх меры тоже нельзя. Возьмите друга Гоголя, художника Александра Иванова. Сколько усилий потрачено на главный труд, "Явление Христа народу", но он сам чувствовал, что в чем-то не дотянул до поставленной планки, да и не мог дотянуть, потому что он - не преподобный Андрей Рублев, который работал в качественно другой системе.
- Все мы грешники. Разве Пушкин не грешил?
- Грешил, но Пушкин-то понимал это, а многие этого не чувствуют и считают себя самыми прекрасными людьми на свете. Чем ниже уровень духовного развития, тем меньше человек сознает свои грехи. Я в своих книгах ставлю задачу не судить, а давать трезвую оценку. Но когда я вижу: у Толстого что-то не соответствует эталону православной культуры, то указываю на это.
-Говоря о русских писателях XX столетия, вы делаете серьезные и даже резкие упреки фигурам знаковым, устоявшимся, признанным - Маяковскому, Есенину, Булгакову. И если по отношению к Маяковскому обвинение в безбожии представляется обоснованным, то претензии Есенину кажутся слишком строгими: вы рассматриваете его, как мне кажется, несколько статично, судьбу поэта как духовную эволюцию вы в расчет не берете. К тому же не все слова Есенина и Маяковского следует понимать буквально, на обыденном уровне. У Маяковского немало богоборческих строк, но ведь в глубине души он был человеком тонким, ранимым, страдающим; часто "наступал на горло собственной песне" и буквально измучил себя... Говоря о резкости некоторых оценок ваших, я имею в виду, что порой наша православная общественность дружно ополчается на некое явление, не замечая, что рядом происходят вещи, более неприемлемые. Вспомним шум, связанный с показом по НТВ фильма М. Скорсезе "Последнее искушение Христа". Кто только не протестовал, какие звучали проклятия! Но года за два до этого в пасхальную ночь по тому же каналу шла картина "Иисус Христос - суперзвезда", по содержанию и стилю своему гораздо более, полагаю, вызывающая. В Театре имени Моссовета идет рок-опера с тем же названием. И - полная тишина. Выходит, не о защите чувств верующих идет речь, а проходят некие пропагандистские кампании...
- Наверное, тут своеобразный психологический казус. В этих кампаниях виновата не православная общественность. Кому-то надо раскрутить показ, привлечь к нему внимание - хотя бы через скандал.
- Вы подробно и убедительно разбираете "культовый" роман М. Булгакова "Мастер и Маргарита". В 70-е годы он был доступен только интеллектуалам. Сегодня его изучают в школе. Роман явно еретический, но ревнители православной чистоты смотрят на это сквозь пальцы.
- Думаю, что изучать этот роман можно, но претензии Булгакову в своей книге я высказал. На подробную аргументацию в газете просто нет места.
- Современная ситуация не менее сложная. Единое литературное пространство разорвано, писатели разбились на лагеря и группы. Вы в своем труде много пишете о деревенщиках, традиционалистах, о Солженицыне... Но иногда возникает зияние. Например, у вас нет Николая Рубцова...
- Рубцова все называют! Действительно - большой поэт. Но он несколько в стороне от Православия. Иногда под Православием у нас понимают некий комплекс нравственных проблем...
- Но ведь дух стихов Рубцова - глубоко религиозный.
- Я как православный человек тут различаю два уровня: духовный и душевный. Рубцов писал на душевном уровне... Впрочем, я могу ошибаться относительно Рубцова. Это мое частное мнение, а отнюдь, разумеется, не истина в последней инстанции. Мы часто допускаем ошибку, относясь к проблеме эмоционально. Ах, какой замечательный поэт Есенин, тонкий лирик! Как же он может не быть православным!.. На деле все проще и жестче. Православный человек иконою самовар не станет растапливать и стены Страстного монастыря похабными словами никогда не испакостит...
- И никогда не напишет, скажем, "Гавриилиаду"...
- Православный человек "Гавриилиаду", конечно, никогда не напишет. Молодой Пушкин написал ее, но он развивался и в конце концов от этого ушел, а Есенин не ушел. Правда и в том, что Пушкин в тридцать лет сочиняет более страшные стихи - "Дар напрасный, дар случайный, жизнь, зачем ты мне дана...". Богоборческое произведение. Я об этом пишу. Человек допускает падения. И как бы мы ни любили Пушкина или Есенина, должны видеть, где они оступились, чтобы самим в эту яму не попасть. Важно понять, что Пушкин умер христианином. О Есенине я такого сказать не могу.
- Вот еще одна проблема. В год юбилея вышла книжка Мадорского "Сатанинские зигзаги Пушкина", где русский гений предстает в образе двурушника, неискреннего и лживого человека. Дескать, сатанинский огонь всю жизнь жег душу поэта.
- Суть не в сатанизме, а в греховном начале. Солженицын гениально сказал о том, что граница между добром и злом проходит через сердце человека. Это касается и Пушкина, и святых отцов... Но тот, кто судит Пушкина, должен бы сперва на себя посмотреть.
- В вашем исследовании я не встретил упоминаний об Иосифе Бродском. Вы считаете, он не имеет никакого отношения к православию?
- Во-первых, я не считаю Бродского таким уж значительным поэтом. Во-вторых, у него встречаются религиозные мотивы. Но художник избирает любые сюжеты, и одно это еще не делает его верующим или - наоборот. Мне представляется, творчество Бродского - не православно. Важно иметь в виду: критерии, установленные Священным Писанием, не терпят расплывчатости. Там все ясно...
- Итак, мы выходим на финиш нашей беседы. Завершен шестой том, точка поставлена, миг вожделенный настал...
- Да никогда он не настанет. Что дальше? Прежде всего нужно улучшать и совершенствовать то, что написано и издано. Поле для этого обширное. Например, в первом издании у меня не было Ивана Андреевича Крылова. Во втором он есть, как есть Писемский и другие. Возможно, появится и Рубцов...