- Ты чего плюешься, Ванечка? - спросил один из руководителей испытаний Анатолий Александров. Тот самый, который работал в паре со знаменитым ученым-атомщиком Игорем Курчатовым, а позже возглавлял всю советскую Академию наук.
- Так ведь сатанинская штуковина, а мне ее с неба скидывать.
- Что поделаешь, надо...
Вот под этим "надо" и прошла вся служба военного летчика Ивана Николайчука.
На сверхсекретном 71-м Семипалатинском полигоне он приземлился на своей "тушке" в 1961 году. Официально - прибыл в служебную командировку. На самом деле - для участия в испытаниях ядерного и термоядерного оружия. Он стал одним из членов подразделений особого риска, которое создавало ядерный щит Родины.
Беспрецедентный полет совершил сослуживец Ивана Николайчука майор Федор Головашко. Взлетев с атомной бомбой на борту, он вывел самолет на цель. С земли поступила команда "21" - сброс. Но бомба из люка не вышла. Что делать? Над этим вопросом бились не только военные испытатели в Семипалатинске, но и высшее руководство в Москве. Среди вариантов предлагали даже такой: направить самолет куда-нибудь в глухой таежный район - и... Майор Головашко решил садиться с атомной бомбой на борту. История сохранила запись радиосвязи с землей. Когда Ту-16 заходил на посадку, командир отдал приказ экипажу: "Всем держаться за я...!" И посадил многотонную машину, как на пуховую перину - на три точки. Бомба даже не шелохнулась. В тот полет летчик уходил шатеном. Когда вышел из кабины и сдернул шлемофон, голова оказалась поседевшей.
- Командир тогда получил Героя, - говорит бывший механик отчаянного экипажа, ветеран подразделений особого риска Иван Савченко. - Жаль, нет его уже на свете, как и многих других. Знаете, это действительно были люди особого риска, особого склада.
Вот и Ивана Николайчука командировали на 71-й полигон после выполнения ряда сверхсекретных заданий. В 1959 году Николайчук освоил Ту-95 - самолет, который мог держаться в воздухе целые сутки. Вскоре молодого комэска вызвали в штаб, где находились какие-то незнакомые люди.
- Развернули карту, - вспоминает Иван Кириллович. - Один из незнакомцев указал пальцем в квадрат: "Узнаете?" Конечно, я узнал - Япония. А сам думаю: неужто с Украины до нее долететь?
Долетел. Правда, с секретного дальневосточного аэродрома. В нейтральных водах отыскал, как было приказано, 6-й американский флот, который барражировал вокруг Японии. Фотокамеры, которых на борту самолета-разведчика целых 12 штук, отщелкали все американские "посудины". Но когда взял курс на разворот, совсем рядом увидел истребитель с белыми звездами в синих кругах на крыльях. И черную физиономию летчика-негра, который выразительно скрестил руки, мол, конец тебе, и жестом показал: следуй за мной. Через минуту подоспел и второй истребитель.
- В это время меня ослепила яркая вспышка, - вспоминает ветеран. - Думал, по мне саданули ракетой. Но нет - самолет слушается. И тогда смекнул, что то была молния и что нахожусь я рядом с грозовым фронтом. Была не была - я и нырнул в самое его пекло. А истребители не рискнули. Так мы и ушли.
Ушли они и от самонаводящихся ракет, которые американцы натыкали на ледяном острове Гренландия. Там "тушка" Николайчука выполняла роль цели, которая провоцировала удар на себя. Экипаж работал на разных высотах. Пока приборы не показали: засекли. Что и требовалось доказать - значит, есть ракеты! Как унесли тогда ноги, Николайчук до сих пор даже самому себе объяснить не может.
А вот от последствий семипалатинских испытаний никто из участвовавших в них не ушел. Каждый схватил такую дозу радиации, что на роту хватило бы. Но разве думалось об этом тогда! Они были молодыми, здоровыми, сильными, сознающими особенность своего положения: не каждому доверят самое страшное оружие на земле.
Иван Кириллович волнуется, когда рассказывает о том, как все было. Взлет в паре с дублером. Несколько заходов на цель. Команда "21" - фартовое число, от которого он внутренне напрягается даже сейчас. Как только она поступала с земли, надо было задрапировать стекла кабины, надеть очки почти со 100-процентной защитой. Но что они значили, эти стекляшки! Когда бомба взрывалась, вспышка была такой, что сквозь почти абсолютную черноту линз читались цифры на приборах. В кабине светилась дыханием смерти мерцающая голубая пыль.
Потом наставал черед взрывной волны. От первого же удара самолет клевал носом и темнело в глазах: уже на земле механики находили на крыльях разрывы-трещины. Затем следовали второй, третий удары, и надо было на пределе сил удерживать самолет, чтобы он не зарывался, не падал в страшную пустоту ядерного шторма.
- Иван Кириллович, а сколько всего испытанных атомных бомб на вашем счету? - спросил я.
- Много, - односложно ответил бывалый летчик. Он и сейчас хранит военную тайну, о неразглашении которой дал подписку свыше 40 с лишним лет назад.
Это действительно люди особого склада. Они ставили врачей в тупик своими болячками, но молчали, потому что были обязаны молчать о причинах возникновения. Они терпеливо ждали, и лишь 27 декабря 1991 года действие Закона РСФСР о социальной защите граждан, подвергшихся воздействию радиации вследствие катастрофы на Чернобыльской АЭС, было распространено на ветеранов подразделений особого риска.
Однако пойди докажи, что ты именно из этого подразделения. Особенно после 30 лет умолчания, когда все документы осели под толстым слоем пыли в секретных архивах. А с таких справок не очень-то охотно снимается гриф секретности. Во всяком случае государство в этом деле оказалось помощником слабым.
В начале 90-х годов И.К. Николайчук вместе с подвижниками начал борьбу за создание и признание Краснодарской краевой организации ветеранов подразделений особого риска. Огромную помощь в этом ему оказывал всероссийский комитет, который расквартирован в Санкт-Петербурге. Однако на Кубани их почему-то "не замечали в упор". И потому каждое новое полученное удостоверение ветерана подразделений особого риска, дающее какие-никакие льготы, воспринималось как маленькая победа. Но как часто этот такой заветный картонный квадратик не успевал попасть в руки тому, кто "ловил" бары во благо установления ядерного паритета в мире.
Правда, в 1996 году тогдашний губернатор края Евгений Харитонов поддержал организацию ветеранов. На их счет были переведены первые 9 тысяч рублей из внебюджетных средств. Со временем выделили и небольшое помещение. В нем - уникальная экспозиция предметов, побывавших в пекле ядерных испытаний: спекшийся в камень песок, оплавленная посуда, обгоревшие кости животных... Зачинателем коллекции был Иосиф Баган, сам прошедший через эпицентр атомного взрыва на Тоцком полигоне в 1954 году. К сожалению, ушел уже из жизни этот человек, оставивший о себе добрую память.
Сегодня здешний список солдат из подразделений особого риска превышает 400 человек. Тех денег, которые изредка на спонсорских началах выделяет краевая администрация, катастрофически не хватает даже на рутинную бумажную работу, без которой попросту невозможно доказать, кто есть кто. Например, 10 лет ушло на то, чтобы подтвердить: слепой ефрейтор в отставке Виктор Солдатиков, живущий в станице Новомышастовской, участвовал в обслуживании самолетов-заборщиков воздуха из радиоактивных облаков.
Последний раз солдаты особого риска были премированы из краевой казны в августе прошлого года, когда исполнилось 50 лет со дня проведения первого в СССР испытания ядерного оружия. Денег на поощрение для всех, конечно, не хватило, поскольку часть суммы, поступившей на счет, съели различные пени.
...Слушаю разговор ветеранов. Один из них получил недавно письмо от сослуживца по 71-му Семипалатинскому полигону. Пишет, что место, где рвались бомбы, начала потихоньку затягивать трава. Не ее ли называют травой забвения?