В Советском Союзе картина после долгих мытарств и трехлетнего пребывания на полке вышла в ограниченный прокат и с большими купюрами. На Западе фильм собрал призы нескольких престижных кинофестивалей. А по итогам опроса членов Европейской Академии кино и ТВ (1995) вошел в десятку лучших картин мирового кино. О том, как создавалась легендарная лента, мы попросили рассказать реставратора и искусствоведа, заслуженного деятеля искусств России, академика РАЕН Савву ЯМЩИКОВА, который был консультантом на съемках "Рублева".
- Два чувства сопровождают мои воспоминания о 60-х: тоска по молодости и благодарность Богу за прекрасное время, полное надежд, творческих радостей, общения с людьми ярчайших талантов и судеб. Надеюсь, кто-то еще напишет о мос-ковском кафе "Националь" той поры. Право, этот клуб любителей застольных бесед, ласково именовавшийся "уголком", заслуживает мемуаров не меньше, чем прославленная парижская "Ротонда". Влекли меня туда не алкоголь, не изысканные блюда, а завсегдатаи: от Юрия Олеши, Михаила Ромма, легендарного разведчика Абеля до фарцовщика Рокотова, впоследствии расстрелянного по личному указанию Хрущева.
Однажды к нашему столику подсел знакомый художник. Его спутник, невысокого роста, по-юношески стремительный, обратил-ся ко мне: "Вы тот самый Ямщиков? Мы с Андроном Кончаловским заканчиваем сце-нарий об Андрее Рублеве. Хотел бы пригласить вас в консультанты". Это был Андрей Тарковский, чей фильм "Иваново детство" незадолго до этого стал триумфатором Венецианского кинофестиваля. Я попробовал отказаться от лестного предложения: разве не лучше позвать маститого доктора наук? "Мне нужен единомышленник", - стал убеждать Андрей.
С гордостью могу сказать, что нам удавалось привлечь к созданию картины лучших специалистов по русской истории и культуре той эпохи. Среди них, например, мой учитель профессор Николай Петрович Сычев, незадолго перед тем вернувшийся в науку после 20 лет ГУЛАГа.
Воплотить свои идеи Тарковский мог только в содру-жестве с единомышленниками: оператором Вадимом Юсовым, актерами Анатолием Солоницыным, Николаем Бурляевым, Иваном Лапиковым, Михаилом Кононовым, Юрием Назаровым, художниками-постановщиками Евгением Чер-няевым и Ипполитом Новодережкиным, художником по костюмам Лидией Нови, строгой, но бесконечно преданной Андрею директором фильма Тамарой Огородниковой.
Поиски подходящего исторического места для съемок центрального эпи-зода "Взятие Владимира татарами" привели нас в Псков. Я тогда ездил в этот город в командировки - под руководством моего педа-гога, великолепного реставратора Евгении Михайловны Кристи. Укреплял иконы в запаснике местного музея. Город и окрестности мы узнавали с помощью знатока и патриота псковской земли, создателя уникального древ-лехранилища Леонида Алексеевича Творогова. Древний "псковский пригородок" Изборск всем понравился. И сегодня, в эпоху всевозможных компьютер-ных чудес, сцены из "Рублева", отснятые у обрывистых круч Изборска, смотрятся впечатляюще.
Кинокамера Вадима Юсова открыла для меня, казалось бы, давно знакомые до мельчайших деталей места. Сколько раз зача-рованно разглядывал я сказку Покрова на Нерли! Но когда в первых кадрах фильма полетел над залитой половодьем землей мужик на шаре и проплыла у него за спиной белоснежная лепнина Покрова, увидел совсем по-новому этот памятник.
Однажды на кручах Изборска всем нам пришлось изрядно поволноваться. Тарковский решил показать местным наездникам образцы верховой езды, но темпераментный конь выбросил незадач-ливого ездока из седла. Андрей долго не мог освободить ногу из стремени. К счастью, все обошлось...
С Тарковским мы сошлись быстро и надолго. Готовясь к съемкам, он хотел как можно лучше понять мир Рублева, Дионисия, Феофана Грека... Советовался он со мной, впрочем, не только по поводу икон, но и при подборе актеров. Часто наши мнения совпадали, иногда нет, и я пытался переубедить режиссера. Так, скомороха, сы-гранного Роланом Быковым, и теперь не считаю удачей картины. К счастью, в представлении об исполнителе роли Рублева расхождений не было.
Однажды Андрей вее-ром разложил передо мной фотографии. Смотрю на портреты и вижу: одно лицо незнакомое, но такое "рублевское", хотя, как из-вестно, изображений великого иконописца не сохранилось. Это было фото Анатолия Солоницына. "Да, удивительно похож... Но из Свердловска. Не знаю, что он за актер, все-таки провинция", - Андрей колебался. Но я-то, исходив-изъез-див русскую глубинку вдоль и поперек, повстречал множество ярчайших, самобытнейших талантов! Поэтому поспешил развеять режиссерские сомнения: "Ты же умеешь работать с актерами, а это лицо - потрясающее".
Общаясь с Солоницыным, я сразу же почувствовал, что это человек той тончайшей, очень ранимой натуры, которому только и дано осилить неподъем-ный груз роли Рублева. Толю утвердили, и режиссер дал ему задание: три месяца не разговаривать. Съемки начинались с финальной новеллы "Колокол", в которой Андрей Рублев должен был заговорить после многолетнего обета молчания. Мне показалось это чересчур суровым испытанием для актера. Но Тарковский был неумолим: "Представляешь, какой у него будет голос после трех месяцев немоты!" На все это время главным собеседником жестикулирующего Солоницына стал я. Тактичный, внимательный, он часами готов был ходить со мной по музеям, вникать в тонкости иконописи Древней Руси.
Иначе появился в фильме уже знаменитый после "Иванова детства" Коля Бурляев. Прочитав сценарий, он проникся желанием сыграть "сына колокольных дел мастера" Бориску. Он попросил меня походатайствовать за него перед Тарковским. И вот стал я Андрею при каждом удобном случае напоминать про редкий, тонкий и нервный талант Бурляева. Тарковский отмахивался: "Коля уже знаменитый, "затертый". Я не сдавался и предложил поспорить на ящик коньяка, что все равно Андрей вернется к кандидатуре Коли. Андрей сказал: "Давай на коньяк, но ты все равно проспоришь". Однако у Тарковского было очень хорошее качество: он умел признавать чужую правоту. В общем, Бурляева утвердили, и благодаря ему новелла "Колокол" стала одной из вершин фильма...
Последний раз я видел Тарковского в середине 70-х. Мы со Львом Николаевичем Гумилевым бродили по арбатским переулкам. Андрей, как всегда, куда-то торопился, но задержался с нами, чтобы поближе познакомиться с ученым, лекции которого посещал вместе со своими студентами с Высших режиссерских курсов. Про-щаясь, отозвал меня в сторону и сказал: "Завидую, Савелий, дружбе твоей с таким самобытным и чистым человеком!".
В Тарковском все было по-чеховски прекрасно: и лицо, и мысли, и, кстати, со вкусом подобранная, модная одежда. Таким он и остался в моей памяти - мятущийся, ранимый, на всю жизнь сохранив-ший юношескую чистоту. Прошло уже много лет, но его "Андрея Рублева" именно сейчас я стал смотреть, не отрываясь от экрана...
НЕСКОЛЬКО ФАКТОВ О ФИЛЬМЕ "АНДРЕЙ РУБЛЕВ"
На главную роль пробовалось множество актеров. Первоначально был утвержден Станислав Любшин.
По замыслу Тарковского роль Бориски должен был сыграть Юрий Назаров, которому тогда было тридцать лет. А юному Николаю Бурляеву была предложена роль Фомы, ученика Рублева. В результате Бориску сыграл Бурляев, а Назаров - Большого и Малого князей.
Роль дурочки Тарковский предлагал Марианне Вертинской. Но та отказалась. В итоге - ее сыграла первая жена Тарковского Ирма Рауш.
Смета фильма составила 900 тысяч рублей. Это было катастрофически мало для столь масштабного замысла. Кто-то даже предполагал, что сумма была специально урезана начальством в расчете на то, что Тарковский не решится на постановку. Из-за экономии денег режиссер был вынужден отказаться от ряда масштабных эпизодов. В частности - от сцены Куликовской битвы, именно ею должна была начинаться картина. Во время съемок экономили на всем. Например, в сапогах, сшитых для актеров, были картонные подошвы, которые постоянно промокали.
При монтаже Тарковский сделал три варианта фильма. По мнению некоторых его коллег, окончательный был не лучшим.
При сдаче картины многочисленные комиссии требовали сократить ее и убрать ряд сцен. В частности - сцену ослепления мастеров. В результате был частично вырезан крупный план в финале сцены. Кроме того, был вырезан кадр с голой разрисованной задницей скомороха.
Во время съемок сцены татарского нашествия была убита лошадь. Но она была старой, безнадежно больной, а взяла ее съемочная группа на живодерне.
Разыскивая для своей роли настоящие скоморошьи песни, Ролан Быков обнаружил, что все они полны мата. Тарковский попросил стилизовать стихи под более понятный нашему времени язык, но матерщину оставить для лучшего ощущения актером роли. Так и сняли. При озвучивании матерные слова "закрыли" посторонними звуками: где смехом людей, где блеянием козы.