- Евгений Аркадьевич, получив диплом артиста музыкального театра в Гнесинском училище, вы в результате оказались в драматическом театре Советской Армии. Как это произошло?
- Я приглянулся тогдашнему руководителю театра Андрею Алексеевичу Попову, который видел мои дипломные спектакли. В те годы Театр Армии был во многом музыкальным: живой оркестр, спектакли соответствующие. И меня в эти спектакли брали на центральные роли, именно поэтому я и пошел. Хотя скоро сбежал в Театр оперетты. Георгий Ансимов предполагал занять меня в центральной роли спектакля "Сирано де Бержерак", что и подкупило. Помню, Попов меня отговаривал: "Женя, куда ты идешь? Ты же не сможешь там работать, все равно вернешься". Так и случилось. Я чуть больше полугода провел у Ансимова, но не пошло. На меня там смотрели как на комика. И я понял, что зажмут в это амплуа, а подсознательно я всегда ощущал, что не хочу быть только комическим артистом. В общем, до "Сирано" мы так и не добрались, и я "блудным сыном" вернулся в Театр Армии. Опять же ненадолго, потому что через пару месяцев Попова выдавили из театра.
- Дольше всего, целых 12 лет, вы продержались в "Эрмитаже", став ведущим актером труппы Михаила Левитина. И вновь разрыв, вновь уход. Почему на сей раз?
- Меня перестало устраивать и то, что делает Левитин, и то, чем я был занят в "Эрмитаже". Левитин, к сожалению, театра так и не создал. И мне это очень больно, потому что достаточно перспективная ситуация оказалась проваленной. От него ведь много актеров ушло: Роман Карцев, Виктор Ильченко, Любовь Полищук. И ушли не случайно. Я держался до последнего. Левитин меня всегда ревновал. Когда собрался уходить, он меня спросил: "Что вы ищете? Режиссера? Вот он, перед вами". Всегда считал, что только он в этой жизни и заслуживает серьезного внимания. И до сих пор так считает. Мне же он приписывал и "звездную болезнь", и страсть к интриганству - то есть все то, чего хватает в нем самом. Наверное, мне надо было уйти из "Эрмитажа" раньше. Однако я не жалею об этих годах. Но находиться там дальше было нельзя, мне нужен был какой-то новый виток.
- Этот новый виток вынес вас за пределы России, в Швейцарию?
- Да, я был приглашен в ведущий драматический театр Женевы на роль Зигмунда Фрейда. Приглашение последовало после швейцарских гастролей "Эрмитажа", я его принял.
- А как же чужой язык?
- Учил язык, работая над ролью. Было тяжело. На репетиции отводилось всего два месяца. Швейцария не является центром театральной культуры Европы. Там смешно говорить о серьезной режиссуре. Но меня это не испугало, потому что все, что я за эту жизнь наработал, удалось сохранить. Эти бесконечные уходы меня не испортили. Знаете, как бывает: потерял артист своего режиссера, тут ему и конец. У меня там все изумительно складывалось. Если бы я в этой стране остался, что было возможно, меня бы там называли сразу и Мейерхольдом, и Михаилом Чеховым. Швейцарцы ведь думают, что эти люди еще живы. Очень они наивны, нашей историей не интересуются. Но я не остался. Стало скучно.
- Вернувшись в Россию, вы пытались создать собственное театральное дело...
- Да, я ощутил некий внутренний толчок. Мне показалось, что я имею право и силы на создание своего театра. Попытался поставить музыкальную притчу "Путешествие Вениамина Ш в Святую землю". Это была новая версия спектакля, который я когда-то играл в "Эрмитаже". Я наполовину переписал пьесу, подобрал много другой музыки. Спектакль был признан, об этом писали. Хотя в нем не участвовали звезды, наоборот, пели молодые, никому не известные артисты. Мы сыграли его раз 50. Но отсутствие нормального помещения ставило меня в тупик. И я понял: либо трачу на это все свои силы и перестаю быть актером, либо продолжаю заниматься своим делом. Я остановился - не жалею и об этом. Хотя сама идея внутри меня осталась.
- А какой театр вы бы хотели создать?
- Безусловно, это музыкальный театр. У меня "беременность" различными театральными системами. Ну, например, системой Мейерхольда. Я играл его, об этом никто не знает. Два года назад шведское телевидение снимало фильм о нем. И не нашли ничего лучшего, как пригласить меня на эту роль. Мы снимали в Бутырской тюрьме. Это были монологи-показания Мейерхольда, которые он давал под пытками. Фильм идет в Европе, по российскому телевидению его не показали. То, чем занимался Мейерхольд, мне отнюдь не чуждо. Кто-то, наоборот, считает, что я - ученик вахтанговской школы. Так что на меня можно наклеить любой ярлык...
- Я знаю, что у вас существуют замыслы проектов, которые вы хотели бы предложить Театру Луны...
- Для малой сцены хотелось бы, например, поставить спектакль по новелле Стефана Цвейга "Амок". Я делаю какие-то шажочки в эту сторону. Все упирается в финансы. Мне кажется, эта история интересна и для Театра Луны, и для любого другого коллектива. Сам в "Амоке" играть не собираюсь, потому что нельзя играть и ставить одновременно. Я это уже проверял.
А для большой сцены с удовольствием взялся бы за мюзикл "Серенада Солнечной долины" со знаменитыми мелодиями Глена Миллера. Я его начинал делать в Театре эстрады у Геннадия Хазанова. Но потом оказалось, что мы по-разному смотрим на процесс создания музыкального спектакля. Не понимаю, как человек может говорить о мюзикле, если он только что разогнал собственный оркестр. Поэтому сразу возникло непонимание. Я хотел сделать новые аранжировки, Хазанов засомневался в нужности этого. И вообще за 20 тысяч рублей настоящий мюзикл поставить невозможно. Поэтому я сказал Хазанову: спасибо, всего доброго. Но мне очень хочется сделать эту вещь, она была бы интересна и актерам, и публике. Так что буду искать деньги.
- А как вы в принципе относитесь к российским мюзиклам, которых у нас сегодня в избытке?
- Ну, например, мне очень не нравится "Бюро счастья", поставленное Андреем Житинкиным. Я ушел с этого спектакля, хотя обожаю Людмилу Гурченко как артистку высочайшего класса. Вот как раз яркий пример артиста, у которого нет своего режиссера. И она от этого страдает. Что у нас еще есть? "Метро" - но ведь это, извините меня, копия. Сейчас ставят "Собор Парижской богоматери" - тоже будут пытаться петь, как в Париже. Ну и что? Это ведь все чисто коммерческие вещи, не имеющие отношения к настоящему искусству. К сожалению, сейчас многие люди, в том числе и творческие, заняты зарабатыванием денег. Поэтому когда я вижу на сцене актера, который относится к работе как к служению, я проникаюсь к нему полнейшим моим почтением.