К своим 35 Денис Мацуев успел победить на конкурсе Чайковского, триумфально сыграть на всех главных сценах мира, возглавить два фестиваля и фонд «Новые имена». Накануне «Труд» побеседовал с пианистом.
— К чьим советам вы, член президентского совета по культуре, способны сами прислушаться?
—
— Когда-то родители буквально вытащили вас из родного Иркутска в Москву, пообещав, что, если станете учиться в Центральной музыкальной школе, разрешат ходить на все матчи «Спартака». Выполнили обещание — или тут же засадили за пианино, и прощай свобода?
— Нет, выполнили. Притом что сами родители ради моего музыкального будущего пожертвовали собственной работой в Иркутске и уехали в столицу, можно сказать, в неизвестность. Но слово было сдержано. По крайней мере первые два года я очень плотно ходил на все домашние матчи «Спартака», а иногда даже вылетал на зарубежные. Вообще спорт мне очень помог в жизни, я страшный болельщик, с Гусом Хиддинком хорошо знаком, он ходил на мои концерты, а я на его матчи. Смотрел непосредственно у поля, в майке с надписью «Фотокорреспондент». Когда ты видишь этот спектакль как бы изнутри, это совсем другая эмоция, другое ощущение темпоритма.
— Чему же пианист может научиться у спортсменов?
— Параллелей масса — мы ведь так же, как они, работаем для публики. А научиться можно в первую очередь внутреннему настрою, коллективному духу, готовности и желанию играть. Вот последний случай: мы с маэстро Гергиевым только что сыграли на фестивале музыки Стравинского в Нью-Йорке, был огромный успех, публика, по сути, впервые услышала «Каприччио», это потрясающая вещь… И Валерий Абисалович говорит: что ты делаешь завтра? Я отвечаю: вроде свободный день, а послезавтра лечу в Оренбург. Он: хорошо, тогда ты не против, если мы сыграем Первый концерт Чайковского на Поклонной горе? Я на секунду замолкаю от неожиданности, а потом говорю: ладно… Мы сели в самолет и, несмотря на вулкан, который всем столько навредил (и мне пришлось перенести несколько своих концертов, но я их все потом отыграл, потому что у меня правило — никогда ничего не отменять, а только переносить) через Африку, Англию, Скандинавию долетели в Москву. 16,5 часа в воздухе! И через 30 минут после посадки я вышел перед 180-тысячной публикой Поклонной горы в День Победы играть Концерт Чайковского. Без разыгрывания, на небольшом салонном рояле, который там стоял. В принципе это преступление. Но тот самый внутренний настрой все решил, и Бог меня спас. Ну и, конечно, маэстро Гергиев, который заряжает фантастической энергией.
— Вы, с вашим огромным темпераментом, не рвали струны, как когда-то Бетховен?
— Это случалось и случается, ничего тут исключительного нет. Причем даже не факт, что от
— У вас контракт с «Ямахой» — стало быть, играете только на их роялях?
— «Ямаха» — мои большие друзья, я выиграл Конкурс Чайковского на их рояле. Перед японцами просто нужно снять шляпу за их фанатизм, за творческий дух, за то, что они постоянно ищут новые краски. Но вообще, если брать уровень современных инструментов, то он снизился неизмеримо, потому что все поставлено на поток. Михаил Васильевич Плетнев, с которым мы играем, я его очень люблю и уважаю, говорил мне, что пауза в его творчестве как пианиста, которая длится уже около пяти лет, связана с тем, что качество современных роялей находится на ужасающем уровне. В связи с этим хочу вспомнить, как я делал пластинку «Неизвестный Рахманинов» в Сенаре, это вилла композитора в Швейцарии на берегу Люцернского озера, и я записал там его произведения на «Стейнвее» 1929 года. Потрясающая звуковая палитра, рояль поет, а басы такие пышные и матовые, будто там микрофоны стоят. У нас с Гергиевым будут в декабре концерты в Берлинской филармонии, и я очень надеюсь, что внук Рахманинова Александр Борисович выполнит обещание и пошлет этот рояль в Берлин — впервые в истории этого инструмента, который всегда стоял в Сенаре.
— Может, и в Россию этот рояль
— Почему нет?
— Наверное, у ваших соседей по дому отдельное отношение к вашему творчеству? Не жалуются на избыток музыки? Или вы живете изолированно, за городом?
— Я в Москве бываю 36 дней в году. Приезжаю, меняю рубашку и улетаю. Если занимаюсь, то максимально час в день. Так что соседи мои — счастливые люди. Квартира же — вполне обыкновенная, небольшая. Живу в ней с родителями. Нет никакой дачи, тем более зарубежной недвижимости. Многие считают: если человека показывают по телевидению, у него обязательно миллионы. Но классический музыкант в принципе не может столько заработать. А то, что спекулянты продают за огромные деньги билеты на мои московские концерты… Ну что же сделаешь. Значит, богатые тоже ходят на мои выступления, и они — часть публики, которую я уважаю. Но есть и другая часть — у меня свой абонемент в Филармонии, который держу уже много лет и где за очень скромную цену люди могут, помимо меня слышать Михаила Плетнева, Юрия Темирканова, Валерия Гергиева, Лорина Маазеля, Зубина Мету, Владимира Спивакова… И эта часть публики мне очень дорога, я ее никогда от себя не отпущу.
— В вашем плотнейшем графике удается выкроить время, чтобы не только сходить на футбол, но и самому погонять мяч?
— В мае два раза бегали с друзьями. И в июне два дня свободных, буду гонять сто процентов.
— Ну и последнее — вы сказали, что живете с родителями, стало быть, можно включать вас в список «Завидные женихи России»?
— Не советую.
— Сердце ваше занято?
— Оно у меня всегда занято. Не помню периода, когда оно было бы свободно. Женская энергетика придает артисту огромные силы. И на сцене, и в жизни.
Родился 11 июня 1975 года в Иркутске. Учился в ЦМШ с 1990 года. Победил в
Окончил Московскую консерваторию у Сергея Доренского. Солист Московской филармонии. Организовал фестивали «Звезды на Байкале» и «Crescendo».