Теперь в Москве есть куда сходить в гости к Герасиму и Муму
Просвещенный мир отмечает сегодня 200-летие Ивана Тургенева. Главное событие юбилейных торжеств в Москве — «тургеневский квартал» на Остоженке. «Какое отношение имеет дом Тургенева в Баден-Бадене к русской литературе?» — однажды вырвалось у Достоевского. А вот «дом Муму» на Остоженке связан с литературой крепкими узами.
В 1840 году здесь поселилась матушка Ивана Сергеевича Варвара Петровна. Она сообщала в письме сыну: «У меня прекрасный маленький московский дом, в котором всегда воздух ровен, светло, сухо, покойно. Лакейская, официантская, зала, гостиная, спальня: За буфетом контора, где сидит за столом, покрытым сукном, толстый мой конторщик: Серебряков пузатый. Многое множество цветов. Птички. Мебели. Раздвижные диваны, оттоман, покойные кресла:»
Воссоздать ту живую картину сейчас можно лишь в воображении. Хотя специалисты говорят, что и дом — после сложной семимесячной реставрации, и новая экспозиция — с собиравшимися по России и заграницей артефактами получились очень даже достоверными. Прежняя тургеневская выставка в «сером особняке с колоннами» была открыта в 2009-м и действовала в течение четырех лет (см. «Труд» от 02.08.2013 г. «В гнезде, но без гнезда»). Теперь историческое здание с расширенной территорией вокруг приспособлено к современным условиям: гардеробная, фойе, конференц-зал на цокольном этаже. Все продумано для летних праздников, концертов и даже собачьих дефиле.
В парковой зоне будут клумбы с тюльпанами, розами и нарциссами. Рядом — акации, сирень, буживальские ясени и спасско-лутовиновские березы и липы, радовавшие глаз владельцев родового имения.
Кстати, знаете ли вы, что Варвара Петровна слыла флероманкой? И сына любила неизъяснимо страстно, но ее властный, жесткий характер и бесконечные требования отчета о денежных тратах были поводом их частых размолвок. Прототип деспотичной барыни из рассказа «Муму», приказавшей немому дворнику Герасиму избавиться от неугодной ей собачонки, — это она, родная.
В напоминание о той трагической истории у дома установлена скульптура грустного щенка работы Сергея Казанцева. Он же сделал и первый в столице памятник Ивану Сергеевичу, водруженный на постаменте из малинового кварцита в сквере. «Мы хотели, чтобы образ писателя был камерным, созвучным атмосфере и настроению остоженского пространства и времени, когда он сюда приезжал», — объясняет гордящийся своим новым филиалом директор музея А.С. Пушкина Евгений Богатырев.
:Тургенев появился на Остоженке в мае 1841-го. Он молод, блестяще образован, только-только дебютировал как поэт. После Санкт-Петербургского университета еще напитался философским знанием в Берлине. «Чтобы открыть европейскому миру русскую литературу, нужен был именно Тургенев, — считает Дмитрий Бак. — Он «русский европеец», друг Флобера, Доде, Гонкуров. До него русский язык среди французов знали несколько десятков человек. И только когда Тургенев стал жить в Германии, во Франции, начали переводить русские книги. Он пропагандировал Пушкина».
При этом Достоевский обвиняет его в недостаточном знании русской жизни, в том, что про народ наш он узнавал от «дворового лакея, с которым ходил на охоту». Федор Михайлович суров и язвителен: советует коллеге даже выписать телескоп, навести на Россию и рассматривать, поскольку издалека-то невооруженным глазом разглядеть трудно. И совсем иное мнение у философа Розанова: «Этот помещик Орловской губернии, страстный охотник за вальдшнепами и дупелями, был пропитан родиной, как немногие русские».
Тургенев противоречив, драматичен, не познан: огромный массив связанных с его именем документов хранится за рубежом. Это один из мощных провидцев, замечавший общественные явления еще в стадии их зарождения. Пишет «Отцы и дети» — и все прозревают, увидев вокруг нигилистов, которых до сей поры в упор не замечали. Фундаментальная тема — сочувствие к гонимому, слабому, братьям нашим меньшим — затронута в «Муму». Он прекрасно понимал, что «русский писатель, поселившийся в Бадене, тем самым осуждает свое писательство на скорый конец». Говорил: я на этот счет не обманываюсь, и если не физически, то мысленно никогда не расставался с Россией...
Богач, аристократ жить мог по собственному выбору. Обладал несколькими примечательными домами, включая упомянутый баден-баденский, построенный в два этажа по соседству с виллой Виардо. За пленившей его испанкой, подчиняясь ее воле, неотступно следовал почти 40 лет. «Она заслонила от меня все остальное, так мне и надо, — откровенничал Иван Сергеевич с Фетом. — Я только тогда блаженствую, когда женщина каблуком наступит мне на шею:» Купил ей в Буживале под Парижем землю, ставшую и ему последним прибежищем.
Где ему, так и не свившему собственного гнезда, одиноко гревшемуся «на краешке чужого», было хорошо? На Остоженке, где останавливался в антресольных комнатах? Вряд ли. Уж очень непросто, напряженно складывались его отношения с маменькой. Ну да что теперь считаться обидами. Так или иначе, но бронзовая его фигура в полный рост — с постаментом почти 3 метра — отныне тут поселилась. Поклонимся же и мы Ивану Сергеевичу, вернувшемуся в Москву.