Леонид Ярмольник: «Моя дочь совершенно равнодушна к моей профессии»

Леонид Ярмольник - «Труду-7»

«Леонид Исаакович, мы хотели бы взять у вас интервью по поводу нового сериала», — обратился «Труд 7» к актеру и продюсеру Ярмольнику. «Встретимся завтра в суде», — огорошил он. Корреспонденту «Труда 7» ничего не оставалось, как поехать во дворец правосудия.

— Что вас сегодня привело в зал суда?

То, что у нас в стране нет достаточно регулируемых законов, которые могут оградить публичных людей от оскорблений и вмешательства в личную жизнь «желтой» прессы. Это судебное дело связано с Владимиром Машковым и газетой «Комсомольская правда», в материалах которой утверждалось, что он развелся, сделал пластическую операцию — все это абсолютное вранье. После подобного, что называется «заслонка упала» и Володя решил судиться. А я согласился быть свидетелем, потому что нет уже двух артистов, у которых не хватило времени судиться — это Саша Абдулов и Олег Янковский. Мы же решили потратить время и силы, чтобы доказать, что «желтая» пресса не может больше печатать такое откровенное вранье.

— Довольны вы ходом слушаний?

— Конечно, доволен, я вообще считаю, что наше дело правое, и мы должны победить. Иначе, стыдно потом будет перед детьми и внуками. Потому что очень многие понятия в нашем обществе, в связи с суетой и несостоявшейся пока демократией, девальвировались.

— Сегодня вы представляли в суде Владимира Машкова?

— Нет. Как свидетель я не имею права голоса, имею право лишь наблюдать ход процесса. Мне очень хотелось присутствовать на заседании. Аргументы газеты на все наши претензии и иски настолько мультипликационны, беспомощны и не имеют никакого отношения к сегодняшней жизни, что создается ощущение, что они живут на одной планете, а мы с вами на другой.

— Ну, от проблем, давайте перейдем к премьерам. На «России-1» выходит телефильм «Иван да Марья», где у вас главная роль частного детектива.

— Фильм почему-то полтора года лежал в закромах российского канала. Картина так долго не выходила, что у меня даже сомнения появились — может кино не нравится? Но все говорили — наоборот, нравится, ждем хорошего момента. У меня самого неоднозначное отношение к этой работе, что то, на мой взгляд, получилось очень хорошо, а что-то похуже, в связи с тем, что сценарий был неровным. Окончательные выводы можно будет делать только тогда, когда кино соединится со зрителем.

— От названия «Иван да Марья» веет русскими народными сказками. Но ваш фильм совсем не сказка, как я понимаю.

— Только от названия и веет. Ровно насколько я Иван, настолько это похоже на сказку (смеется). Мне нравится название «Иван да Марья», поскольку кроме детективных историй в фильме есть еще и личные взаимоотношения главных героев.

— Ваш герой детектив. Какой он — веселый, циничный, добряк, любимец женщин?…

— Детективов на телевидении очень много — ментов разных из разбитых фонарей. В них есть все — неправда, увлекательность, азарт, экшн, но не хватает юмора. И вот если мой детектив чем-то будет отличаться, то точно юмором и иронией по отношению к расследованиям и собственной жизни. Он такой — бедовый парень.

— Я видела ролик, он довольно смешной. Значит ли это, что история будет скорее в духе Иоанны Хмелевской, нежели Александры Марининой?

— Скорее да. Но еще раз повторюсь, я не люблю наперед давать какие-то предощущения, пройдет два-три вечера и станет понятно, насколько это ляжет на вкус зрителей. Мы свою задачу уже выполнили, продукт сделали.

— Частный сыск, как мне кажется, больше развит на Западе, чем в России. Вы знакомы с каким-нибудь русским детективом, не следователем милиции, а именно частным детективом? Или же вам пришлось равняться на таких персонажей как Пуаро и Шерлок Холмс?

— Есть у меня такие друзья. Но я ведь играю человека, который ушел из милиции, потому что его не вполне устраивало то, что и меня самого сегодня не вполне устраивало на судебном процессе — свод законов и их применение. У нас ведь как — хочешь в эту сторону читай, хочешь в другую, в зависимости от ситуаций и персоналий что-то применяется, а что-то нет. Сам я ни на кого не равнялся, мой герой объединил в себе все наши литературные и киношные пристрастия, он суперпрофессионал посвятившей своей работе всю жизнь.

— Вам самому, надеюсь, не приходилось обращаться ни в милицию, ни в частный сыск?

— Почти нет. Моя жизнь складывалась так, что я все решал без милиции, даже если и возникали какие-то проблемы.

— А кто нас все-таки лучше «сбережет» — милиция или детективное агентство?

— Милиция лучше сбережет, когда будет получать достойную зарплату и дорожить своим именем, погонами и рабочим местом. Американский полицейский никогда не возьмет у вас взятку, потому что у него хорошая зарплата и это ниже его достоинства, ему не нужны подачки. А нашей милиции подачки нужны. И эту психологию, этот менталитет просто так не изменишь. В милиции работает очень много людей и далеко не все из них квалифицированно образованы, очень многие просто на другую работу устроиться не смогли. А в милицию почти всех берут, да еще халявное обмундирование выдают, помощь в получении жилья оказывают.

То есть если бы вдруг появилась проблема, вы скорее бы обратились к частному агентству?

— Нет, я как говорится отдельный персонаж. Я если и в милицию обращусь, то они сделают все как надо. Но это, потому что это я. Простым гражданам на это рассчитывать не приходится.

— Вы играете в дуэте со Светланой Антоновой. За что отвечает ее персонаж (например, за женскую интуицию), а за что ваш (например, холодный рассудок)? Эта схема близка к жизни?

— У моего героя, несомненно, опыта побольше. А она влюблена в профессию и мой детектив чему-то обучает свою способную и инициативную помощницу. Но к жизни эта схема не близка (смеется), тут мы, наверное, симулировали.

— В этом сериале вы актер, но я знаю, что в последние годы вы развиваете свой продюсерский талант. Ваши «Стиляги» уже больше года разъезжают по миру по разным фестивалям и пользуются определенным успехом. У вас есть на примете какой-то хороший сценарий?

— У нас уже 10 гран-при, 20 наград на международных фестивалях, в России все собрали — и «Нику» и «Орла». Но я не такой крутой и мощный продюсер как Сельянов или Толстунов. Я продюсер одного проекта, работаю с одним режиссером, с которым у нас полное взаимопонимание, совпадение целей и вкусов — это Валера Тодоровский. Сейчас мы находимся на стадии выбора проекта, но ничего конкретного пока сказать не могу, потому что, несмотря на дикий успех «Стиляг» у нас после них остались огромные долги. Это только в нашей стране, возможно, снять лучшую картину и остаться с многомиллионными (в долларах) долгами.

— Да, помню, как СМИ пестрели заголовками, что вы погрязли в долгах. Хотя я знаю, что конфликт с ВГТРК удалось урегулировать почти без крови.

— Все так и есть, погрязли в долгах. У нас очень много украли видеопираты, недостаток произошел по прокату, соответственно все это и дало свои результаты. С ВГТРК мы нашли консенсус, канал идет нам навстречу в решении этих вопросов, но вопрос нельзя решить за один день.

— На недавней встрече деятелей культуры с Владимиром Путиным многие обратили внимание на то, что он «забыл» как зовут Юрия Шевчука. А вас он узнал?

— Меня он не забудет никогда! (смеется). Мы много лет с Владимиром Владимировичем знакомы и находимся в контакте, это была далеко не первая наша встреча. Может быть, для кого-то из читателей открою маленькую тайну — вряд ли Владимир Владимирович мог забыть имя Шевчука. Просто тот задал хоть и правильный вопрос, но не в подобающей форме. И вот, чтобы как-то охладить пыл, Владимир Владимирович использовал практически актерский прием, спросив: «Простите, а как вас звать?». После этого сразу сменилась интонация. Это находчивость и изобретательность Владимира Владимировича. Конечно, Путин не мог забыть, как зовут известного музыканта, у него фантастическая память, он не забывает никого и ничего. С Владимиром Владимировичем можно выступать в шоу, показывать ему комбинации цифр и он все запомнит, у него огромная практика. Не забывайте, то наша школа КГБ всю жизнь была лучшей в мире.

— Я обратила внимание на то, что всех присутствующих Путин называл по имени отчеству и только вас по дружески — Леня. А вы можете обратиться к нему просто по имени?

— Нет, я не могу назвать Владимира Владимировича по имени, это будет неправильно. Если бы я был совсем невоспитанным человеком, то мог бы поприветствовать его: «Володя». Но как можно назвать так нашего премьера, которого по ошибке все время называют президентом… (смеется). Ой, только это не пишите! То, что Путин называет меня «Леней», мне, безусловно, льстит, а в том, что я называю его Владимиром Владимировичем, выражается мое уважение к нему.

— Вам тоже накануне встречи звонили и просили не задавать премьеру острых вопросов?

— Я думаю, что в подобных ситуациях звонят всем, хотя бы, чтобы удостоверится, что человек знает, с кем он встречается и по какому поводу. Я думаю, что это нормальная процедура, но могу сказать, что никаких инструкций — как себя вести, что можно, а что нельзя говорить, ничего этого не было. Я просто сам понимал, что мы встречаемся по поводу детей и они главная тема разговора.

— Вы говорили на встрече о фонде помощи пожилым артистам. К вам обращался кто-то из тех, кто оказался в бедственном положении?

— Я как раз говорил, что пожилые актеры люди очень гордые, они по другому воспитаны. И вот они как раз не обращаются, это мы должны их находить и помогать. И наш фонд «Артист» это делает.

— Не могу не задать вопрос об Алексее Германе и картине «Трудно быть богом». Понятно, что вы давно уже и бороду сбрили и всяко-разно шутите на эту тему («Я хотел бы живым застать эту премьеру»). Что слышно? Доживем до премьеры?

— Мы с Владимиром Владимировичем надеемся дожить до премьеры (смеется)! Единственный вопрос, который он мне задал на той встрече — как идут дела у Германа? Я думаю, если все пойдет по планам, и Герман будет хорошо себя чувствовать, то в этом году мы озвучим картину, и уже через год она увидит свет. Мы работаем над картиной 11-й год, и я счастлив, что принимаю в ней участие. Она не похожа ни на что, что я в своей жизни делал. Герман — как отдельная планета, это другие законы кино, жанра, требовательности к себе. Он ведь в хорошем смысле, снимает кино не для рынка. «Трудно быть богом» — это исповедь, а исповедь может занимать время длиною в жизнь.

— Поедите на «Кинотавр»? А на ММКФ будете присутствовать? Я помню, у вас был конфликт с Михалковым, как раз из-за «Стиляг» среди прочего? У вас наладились отношения и как вы вообще к отечественным киносмотринам относитесь?

— На «Кинотавр» не смогу поехать, но ничего страшного в этом нет, потому что в этом году я не представляю никакие картины, и мог быть только гостем. На ММКФ мне тоже, ни как продюсеру, ни как актеру нечего представлять. Разве что посмотрю что-нибудь из программы в качестве гостя. А с Михалковым у нас не конфликт — мы с ним живем в состоянии оппонентов. Я не все одобряю из того, что делает Никита, но не как художник, а как руководитель. У нас ним разное отношение к тому, что происходит в жизни. Но очень многие вещи нас с ним роднят: я всю жизнь помогаю людям по первому звонку и Никита так же. У нас много общего хорошего. А те разногласия, что между нами есть, они носят исключительно профессиональный характер. К отечественным киносмотринам я отношусь с любопытством и уважением, но считаю, что уровень наших фестивалей пока еще не достаточно высок. Их нельзя сравнивать ни с Венецией, ни с Каннами, ни тем паче с «Оскаром». Мы не стали до такой степени престижными фестивалями, где за главный приз хотели бы бороться на международном уровне. Нам еще приходится уговаривать и приглашать участвовать в фестивалях, в частности Никите.

— В расколе Союза Кинематографистов вы, на чьей стороне — Михалкова, или Матизена?

— Честно, ни на чьей. Я считаю, что Союз Кинематографистов на сегодняшний день не выполняет тех функций, которые были бы для меня определяющими в этом так сказать, профсоюзе. Для меня самое главное — чтобы работающие и зарабатывающие артисты помогали тем, кто состарился и вышел в тираж по состоянию здоровья. Вот если бы этот вопрос был решен, то я бы относился к Союзу с уважением и вниманием, и был бы непосредственным участником происходящих там процессов.

— Сейчас много говорят о проблеме децентрализации в стране. Что есть Москва, Питер и несколько городов миллионников, а между ними тайга и тундра. И мы по-прежнему остаемся страной с сырьевой экономикой. У вас есть идеи по развитию страны в каком-то другом направлении?

— Это, наверное, тот вопрос, который вы хотели задать Владимиру Владимировичу (улыбается). Когда мы несколько дней назад с ним беседовали, я пошутил в конце разговора. Сказал, что я наслушался вопросов, которые тут задавали, и расхотелось мне быть премьер-министром. Еще с утра хотелось, а вот после беседы уже нет. Я к тому, что круг вопросов и проблем, которые наполняют нашу страну, невероятно труден. Мы все ругаем правительство, президента, вечно всем недовольны, но задайтесь вопросом: «Если бы вы были на их месте, были бы вы лучше?». Я уверен, что нет. У нашей страны очень тяжелый шлейф, сто лет мы жили вне общих законов развития цивилизованного общества. Поэтому сейчас мы семимильными шагами догоняем, пытаемся встроиться, интегрироваться в современный мир. Потому мы и такие сырьевые.

— Есть смысл известным людям становиться общественными деятелями или госслужащими, чтобы продвигать свои идеи?

— Если это талантливые, изобретательные люди, у которых есть правильные мысли, тогда да. А если только для того, чтобы «рылом светить» и считать себя «государственным мужем», тогда нет. У меня лично нет такого желания, мне, слава Богу, есть чем заниматься. И я думаю, что я хорош на своем месте. Во всяком случае, я знаю, что я делаю и могу это контролировать.

— Я знаю, что вы дружите с Владимиром Соловьевым. Но вот в последних интервью он все чаще говорит, что после того, как его отлучили от ТВ, от него стали отворачиваться даже самые закадычные друзья. Он же не вас имел в виду?

— Мы не стали реже встречаться, последний раз виделись два дня назад на дне рождении его супруги Хельги. Я думаю, что Володя переживает не лучший период в своей жизни, очень болезненно переносит эту «размолвку» с властью. Я считаю, что Володя очень талантливый человек, но он, рискуя всем, влез туда, где хотел быть на самом пике политической жизни России, хотел быть там один и всем управлять. Даже на своем ринге он любил, чтобы побеждал только он. Но есть предел того, насколько ты вмешиваешься в происходящее. Это вопрос такта, воспитания и уместности. Володя был разрешен, но все время был неуместным, хотя это работало на ситуацию, и в этом смысле он был нужен и интересен. Но я думаю, то это временное явление, что у Володи нет эфира. Он настолько искушенный человек, что не на всякое предложение сейчас согласиться. Он уже не может понизить свой уровень, вести развлекательную программу или ток — шоу. Ему нужно все время вмешиваться в жизнь президента, жизнь премьер — министра, всех олигархов, и ругать их в зависимости от погоды (смеется).

— С годами у вас стало друзей больше, или меньше? В чем познаются друзья?

— У меня точно больше друзей не становится. Могут появляться коллеги — люди, с которыми я работаю. А друзей становится все меньше, и вы это прекрасно знаете. Выражение «друг познается в беде» наверное, верно, но лучше, чтобы беды не было, узнать друга без беды намного лучше. Друг — это человек, который есть часть тебя, который тебя дополняет, это и оппонент и спорщик. У любого нормального человека всегда очень много сомнений и друзья существуют для того, чтобы эти сомнения рассеивать, или усиливать.

— У вас репутация довольно вспыльчивого, категоричного человека. Тяжело вашим близким рядом с вами, или их эти проявления характера не затрагивают?

— Нет, почему, всех все касается! Конечно, бедная жена, которая должна терпеть мой, как вы сказали?.. Вспыльчивый характер. Я не грузин, но я очень вспыльчивый (смеется)! На самом деле, на всех все отражается, но надеюсь, что с годами я научился себя сдерживать, саморегулировать. Вспыльчивость — хорошее качество, но она должна быть уместной, по ситуации. Если возникает ситуация, при которой надо не задумываясь дать в морду, то я это делаю.

— Ваша дочка по специальности художник-дизайнер по стеклу, окончила Строгановское училище. Она работает в этой сфере? Никогда у вас не было желания увидеть ее на экране? Вы стали выводить ее в свет. Саше это самой интересно, или берете ее с собой по отцовски за компанию?

— Не училище, а академию (уточняет с гордостью)! Она работает и, по-моему, очень удачно, изобретательно. Саша выбрала профессию, которую любит, которой очень увлечена и надеюсь, она перспективный художник-дизайнер. А на экране я ее видел, Саша много раз снималась со мной на телевидении когда была маленькой. В три года она снималась в фильме «Черный монах» и была партнершей Славы Любшина. Но она совершенно равнодушна к той профессии, что я занимаюсь, никогда не проявляла к ней интереса. Саша очень не любит ходить со мной на премьеры, страдает, когда нас начинают фотографировать. В отличие от меня она публичности стесняется. Саша не из тех девочек, которые хотят появиться в журналах.

— Вы говорили, что самая сложная задача — быть отцом. Ваша дочь уже выросла. Представляли уже, насколько сложно будет почувствовать себя дедом?

— Есть еще одна трудная задача — быть матерью (смеется)! Знаете, я мечтаю о том, чтобы стать дедом. Пока у меня есть силы ходить с коляской и чему-то научить маленького ребенка. Действительно, пора мне уже стать дедом.

— А Саша что на это говорит?

— А что она скажет? Когда произойдет, тогда произойдет. Это же не заказать кухню, или холодильник наложенным платежом, такое чудо самое собой происходит.

— Дочка знакомит вас со своими кавалерами?

— Знакомит, конечно. Но если вы имеете в виду — каждый день, то нет. Это происходит редко. Саша не скрывает своих контактов, всех ее друзей я знаю. Она вообще очень воспитанная, талантливая, интеллигентная девочка. И я горжусь тем, что я ее отец!