Синявский редко комментировал весь матч целиком, ему чаще всего отводились последние пятнадцать минут до последнего свистка рефери - и он строил из них картину всей игры, а главное, в чем не было ему ни до, ни после равных, передавал своей хриплой скороговоркой нерв матча.
У Синявского на радио неинтересных игр не бывало. И так уж получилось, что увлек послевоенный футбол и тех, кто на московском стадионе "Динамо", откуда обычно вел свои репортажи Вадим Святославович, никогда и не смотрел, не мог туда попасть, поскольку в столице не жил, не был. И ничего не оставалось, как доверять Синявскому. И он доверие масс оправдывал на все сто.
Они вошли в настоящую славу одновременно - футбол и Синявский. Футбол и до войны собирал на своих трибунах аншлаги, и до войны со стадиона велись радиорепортажи, и к Синявскому пришла известность, когда ранило его тяжело на Малаховом кургане: он глаз потерял, а бойцы, вместе с ним воевавшие, закричали, что "футболиста убило".
Но всенародный интерес и признание пришли к футболу в дни выступления столичных динамовцев на газонах Великобритании ("И ирландцам, и шотландцам прямо в сетку из Москвы залетали мячи", - пели мы в те годы). На улицах наших городов оставались еще с войны черные тарелки и раструбы репродукторов, откуда вещал нам Юрий Левитан о самых важных событиях. И в момент репортажей фронтовика Синявского из Англии страна видела отчетливо поле другого боя...
С глаголом "видеть" я, между прочим, ничуть не преувеличиваю. Голос Синявского таил в себе тайну передачи изображения: он предвосхитил матчи на домашнем экране. Правда, вмещался ли Синявский в жанр репортажа? Он, разумеется, говорил о том, что видел. Но не слишком ли по-своему видел он футбол? Случайно ли, что наивысшей удачей из всех его британских комментариев стал матч с лондонским "Арсеналом", происходившим в тумане вовсе непроницаемой густоты. Ни сами игроки, ни тренер их Михаил Иосифович Якушин, ни местные журналисты не смогли после игры восстановить подробностей. В "конферансе" же Синявского присутствовали и частности, и нюансы.
Да, работа Вадима Святославовича - это именно конферанс! До меня, признаюсь, это стало доходить после того, как радиорепортажи были окончательно вытеснены телетрансляциями, и Синявский сохранялся лишь в памяти ветеранов, которые всем наскучили своим ворчанием и недовольством новым футболом.
Конечно, неверно утверждать, что телевидение, утвердившись, отторгло Вадима Святославовича. Уверен, что ТВ попросту не успело разобраться в том, какие дивиденды принесло бы широкое участие Синявского, а Синявского уже и не стало.
Полагаю, причина общественного охлаждения к Синявскому в конце 60-х в другом. Все самые суровые в идеологическом плане для отечества времена он оставался антитезой Левитану - частный голос, одиноко противостоящий голосу государственному. Но политизация спорта набирала обороты в "оттепель" еще мощнее. И в комментаторском цехе требовались индивидуальности и голоса посговорчивее. А Синявскому поздно было меняться - и ничего другого ему не оставалось, как и дальше быть собой. До скорого конца...
КУРЬЕЗ
"Во время матча на московском стадионе "Динамо" в 1949 году кто-то выпустил кошку. Трибуны хохочут. Матч остановили. О чем говорить в эфир? Я начал рассказывать, как ловят кошку. Продолжалось это минут десять. Наконец Хомич в невообразимом броске поймал перепуганную насмерть кошку. А та, не поняв благих намерений лучшего вратаря страны, укусила его за палец".
ТОТ САМЫЙ МАТЧ
"Самый памятный, самый дорогой для меня репортаж? Безусловно, из Англии 13 ноября 1945 года о матче московского "Динамо" с "Челси". Впервые выступая на родине футбола, проигрывая 0:2, советские футболисты свели матч вничью - 3:3".
ВСЯКОЕ БЫВАЛО
"В 1939 году я вел репортаж со стадиона в Сокольниках, забравшись на высокую ель (комментаторской кабины там не было),- вспоминал Вадим Святославович. - Привязал микрофон к сучку. На другом уселся сам. В середине первого тайма сорвался с сучка. Микрофон остался наверху. Секунд через десять добрался до него и первое, что сообщил радиослушателям: "Дорогие друзья, не волнуйтесь, мы с вами, кажется, упали с дерева..."