- Я родился в Чите, - рассказывает маэстро, - где мой отец служил преподавателем физики. Совсем рядом шла гражданская война, и родители увезли меня в город Харбин - островок России в Китае, построенный русскими как центр Китайско-Восточной железной дороги. Думали: вот-вот все успокоится, и вернемся. Но "задержались" (не по своей воле) на долгие 26 лет... Уже в Китае я окончил школу и три курса политехнического института. Мой курсовой проект назывался "Железнодорожный мост". В общем, должен был стать "нормальным человеком". Но не стал - "свихнулся" на музыке.
- Как же это произошло?
- При школе открыли музыкальные классы: скрипка, виолончель и фортепиано. Радио тогда только начиналось, о телевидении и не слыхали. Зато были патефоны, точнее, виктролы (потому что патефоны производила французская фирма "Пате", а те, что продавались у нас, - американская "Виктор Орсье", с собачкой на фирменном знаке). Пластинки покупали в основном для танцев.
И вот я, в очередной раз отобрав для прослушивания кучку пластинок, услышал совсем необычную мелодию... На пластинке значилось: "Дюк Эллингтон и его оркестр". Имя мне ничего не говорило. Я купил ее и побежал показывать друзьям - тем, с которыми вместе занимались в классе скрипки. Один из них играл также на банджо, контрабасе, другой - на саксофоне, да и еще мой брат увлекался тромбоном. Я им поставил пластинку - и они тоже обалдели.
- В каком году вы создали свой оркестр?
- Принято считать, что в 1934-м. Хотя, строго говоря, я ничего не создавал, это даже не моя идея. Просто музыканты, которым нравилось играть вместе, решили собираться не от случая к случаю, а на постоянной основе. Предложение создать биг-бенд выдвинул трубач Виталий Серебряков. В оркестр вошли три саксофона, две трубы, тромбон и ритм-группа. Играли на балах, праздничных вечерах... Возник вопрос: надо же оркестром руководить? Не помню уже, кто предложил мою кандидатуру. Ох как я испугался! Ведь был, по сути, начинающим музыкантом, скрипку только в 12 лет в руки взял... Выбрали именно меня, потому что я делал ответственное дело - аранжировки.
Может, потому что наш оркестр так необычно образовался, он и не распался до сих пор. У нас прочное объединение единомышленников.
- Как удалось вернуться в Россию?
- Должен заметить, что ни я, ни мои друзья никогда не были эмигрантами. Мы оставались советскими гражданами даже на территории Китая. Когда японцы вслед за германцами встали на путь фашизма и захватили Маньчжурию, мы переехали из Харбина в Шанхай. Его тогда называли дальневосточным Вавилоном. Музыкальная жизнь тут кипела... В 1937-м летний сезон мы отыграли в городе Циндао на Шаньдунском полуострове. Японцы были буквально в двух шагах. Тогда музыканты и говорят: "Олег, пора возвращаться домой".
Приехали в Шанхай, я пошел к советскому генеральному консулу Ерофееву. А он спокойно так посмотрел на меня и сказал, что "там каких-то троцкистов разоблачили" и поэтому временно выдача виз прекращена. Я был мальчишкой и наивно спросил: "А когда разберутся с троцкистами?" "Точно не знаю, но я вам сообщу". Прошел месяц, год, два - а с троцкистами, видимо, все никак не могли разобраться.
Когда Германия напала на Советский Союз, участники оркестра и другая молодежь в патриотическом порыве попросились добровольцами на фронт. Собрались в клубе граждан СССР, написали огромный "папирус", под которым все подписались. Делегатом выбрали меня - в Шанхае я уже был довольно известным человеком. Поехал в консульство. А там - опять тот же самый Ерофеев. Прочел бумагу: "Молодцы, патриоты! Только... скажи своим, что здесь вы нужней". Я не понял, почему это так, но ничего не поделаешь. Тем временем надо же было дальше учиться. Русских институтов в Шанхае не было, и мы с братом и с музыкантами стали заниматься французским языком. В 1944 году получил диплом архитектора (мне казалось, что сейчас важнее строить, чем играть музыку) - и тут пришло разрешение возвращаться в Союз.
- Как вас встретили?
- По одной из моих любимых поговорок: "Мир не без добрых людей". Мы решили всем оркестром ехать в Казань, потому что это был один из немногих городов, где имелась консерватория. Приехали со всем своим добром - новыми инструментами, в которые я вбухал огромные деньги, нотами, униформой. Нас сразу поддержал художественный руководитель филармонии Александр Сергеевич Ключарев - композитор, прекрасно знавший татарский язык, фольклор, писавший музыку на татарские темы и к тому же страшно любивший джаз. Если бы не он, не знаю, что бы с нами стало... Буквально через пару месяцев после нашего приезда грянуло знаменитое постановление ЦК ВКП(б) об опере "Великая дружба" Вано Мурадели. Нас собрал начальник управления по делам искусств Юрусов, который только что вернулся из Москвы. Мы, ничего еще не зная, обрадовались - думали, нам дадут наконец помещение для репетиций. А он говорит: "Я был на очень серьезном совещании в ЦК, на котором постановили, что джаз народу не нужен. Ну, мы вас в обиду не дадим: трубачей, тромбонистов, скрипачей пристроим в оперу, в симфонический оркестр, саксофонистов - в кинотеатры (тогда перед сеансами в кино звучала "живая" музыка), ну а гитаристов и других - в рестораны". Можете себе представить, в какой "восторг" нас привела такая перспектива... Но Ключарев понял, что оркестр нужно во что бы то ни стало сохранить. Он подошел ко мне и попросил сделать несколько джазовых обработок татарских песен. Я согласился - фольклор всегда интересен, к тому же я уже имел опыт обработки китайской музыки, а она тоже основана на гамме из пяти тонов - пентатонике... И вот в опере, когда не было спектаклей, мы стали давать концерты, в которых звучали эти самые аранжировки, а пели народные артисты России, Татарстана - ну кто на них поднимет руку? Я только потом, после смерти Сталина, понял, до какой степени нам повезло, узнав, что, оказывается, все джазовые оркестры в стране разогнали, кроме оркестров Утесова, Айвазяна (в Армении) и нашего.
- А что это такое - русский джаз? Ведь некоторые снобы полагают, что только заокеанская музыка имеет право называться джазовой.
- Вы знаете, пару лет назад мы побывали на Десятом международном джазовом фестивале в Калифорнии, в городе Санта-Барбара. Исполняли и американскую классику, и наши вещи, в том числе Ключарева... Публика была поражена. Они считали, что раз Сталин и Хрущев не любили джаз, то, значит, в России его и не было. А он был! Мы привезли компакт-диски с записями, относящимися к 1945, 1947, 1950 годам. Показали мои композиции "Бухарский орнамент", "В горах Грузии"... "Но ведь ваши вещи запрещали!" - "Да, запрещали, снимали с программ, мы ставили другие вещи, а те, кто снимал, сидели в первом ряду и хлопали нам - что они понимали в музыке, им было важно, что их приказ выполнен..." До американцев наконец дошло, что они проспали целую эпоху развития джаза. В результате наш оркестр признали лучшим иностранным биг-бендом.
- А как складывались ваши отношения с патриархом советского джаза Леонидом Утесовым?
- Мы, конечно, встречались с ним в Росконцерте, но только однажды он мне позвонил. Это было после творческого вечера в Доме композиторов, посвященного ему. Он был уже тяжело болен, и даже предполагалось, что концерт пройдет без него. Но Леонид Осипович не утерпел и пришел. В конце первого отделения выглянул из-за занавеса, и все стали топать ногами, требовать его выступления. Он вышел на сцену: "Товарищи, перед вами человек, которому без тринадцати сто. А вы хотите, чтобы я спел... Давайте я лучше стишки вам почитаю". И выдал такую сатиру собственного сочинения на работу министерства культуры, что в зале началась овация, а потом опять стали скандировать: "Спойте!" Делать нечего. "Коля... ой, Николай Григорьевич, можно на минуточку?" На сцену вышел Николай Минх - тоже знаменитый музыкант, композитор, дирижер, когда-то, в 1927 году, начинавший в оркестре Утесова пианистом и аккордеонистом. Сел за рояль, и Утесов запел, кажется, "Жили два друга". Зал неистовствовал. Хоть голоса прежнего не было, а мастерство-то осталось! Исполнили еще песню, и больше уж никто не смог выступать, пришлось концерт заканчивать. Я подошел и сказал: "Леонид Осипович, я так вам благодарен - не только за этот концерт. Не было бы вас - не было бы и нас". Пожал его руку...
Утром подбегает жена: "Тебя к телефону. Утесов". Удивленный, беру трубку. Слышу голос: "Вы извините меня, старика, я всю ночь не мог заснуть. Вы это из вежливости сказали, что не было бы меня - не было бы вас, или действительно так думаете?" - "Леонид Осипович, еще оркестра нашего не существовало, а мы уже знали фильм "Веселые ребята". Ваши инструментальные номера там, эпизод с дракой - это же на уровне лучших голливудских музыкальных лент. Мы гордились вами, по 10 - 15 раз бегали смотреть картину. Между прочим, я заметил, что и вы кое-что взяли у американца Теда Льюиса и его оркестра. Они такие же шутники, как и вы, превращали выступление в целое представление". - "Вы наблюдательны. Об этом мало кто знает. Я ведь был в 1927 году у родственников в Париже (тогда еще пускали, но потом уже говорить об этом стало небезопасно) и попал на концерт Теда Льюиса. Там и решил: приеду домой и обязательно создам джазовый оркестр... У меня и сейчас есть задумки. Приходите завтра или послезавтра, расскажу..." К сожалению, в тот же день вечером мне надо было уезжать. А через дней пять, в поездке, я узнал, что Утесов умер...
- Вы ведь, если не ошибаюсь, по-прежнему много концертируете, ездите на гастроли...
- Недавно гастролировали по городам Поволжья, Урала. Были во Франции... Мы уже так давно вместе, оркестр и я, что мне трудно представить себе какой-то другой способ существования.