С Красновым не соскучишься. Энергии на пятерых, хотя трубит седьмой десяток лет. В поселке Усть-Кинельском, где сейчас живет, и в Калманке известен он как неугомонный чудак шукшинского образца. То задумает восстановить рубленную дедами мельницу, что сгорела много лет назад от удара молнии. То хлопочет о создании музея крестьянского быта середины прошлого столетия. Когда соседи Николая Никифоровича построили баню, он натянул над порогом красную ленточку и устроил торжественное открытие.
Краснов вспоминает эту историю и хохочет. "Я, - говорит, - в отца пошел, который был известным озорником и балагуром". Однажды тот повесил шутки ради ведро на вытянутую руку пролетарского вождя, памятник которому стоял на центральной усадьбе совхоза "Батрак". Слава Богу, обошлось.
Но как-то Краснов открылся мне с другой стороны.
- Пропадает Калманка,- с горечью сказал он.- Уйдут последние старики, распродадут дети их домишки, родовые гнезда, прервется связь поколений...
И впрямь, Калманке, судя по всему, осталось жить недолго. Разве что на страницах почти двух десятков "общих" тетрадей, исписанных с конца пятидесятых годов Николаем Никифоровичем.
Веселые и мастеровые люди окружали его в детстве и юности. Сеяли хлеб, ставили дома, валяли валенки. Оставили своим потомкам добрый десяток прудов. Вокруг-то - степь-матушка. Вот и беспокоится о их судьбе наш герой, ведь зарастают илом да осокой...
В середине прошлого века Калманка была отделением крупного зернового хозяйства. Хлебами засевали ежегодно 38 тысяч гектаров. Урожай никогда под снегом не оставляли - не то что сейчас. А ведь немало мужиков выкосило войной. Но подрастали сыновья, брались за рычаги тракторов, штурвалы комбайнов. Краснов тоже мальчишкой начал работать, а в 1957 году окончил училище механизации. Потом по комсомольской путевке поехал поднимать целину.
Впоследствии Николай Никифорович закончил сельхозинститут в Усть-Кинельском. Там же остался жить и работать, но в родное село наведывался часто. Записывал рассказы стариков, пытался понять смысл обычаев и традиций, передававшихся из поколения в поколение.
К примеру, свадьбы проходили по давно сложившемуся ритуалу. "Целые спектакли,- пишет он,- разыгрывались при сватовстве, выкупе постели, самой невесты, вводе молодых в дом". Каждая свадьба роднила не только семьи жениха и невесты - все село. Кто яйца нес к столу, кто ложки с вилками да табуретки. Взрослые пели старинные песни и частушки - молодежь запоминала их и подпевала.
Николай Никифорович перечисляет многодетные семьи тех лет. У Григорьевых было одиннадцать ребятишек, у Горбатенко - восемь, у Актуниных - семь. Каждая четвертая семья была в Калманке многодетной. В истории подробно расписано, кто на ком женился, каких народили детей. Даже характеристики даны чуть ли не каждому односельчанину. Большинству - хорошие, но вдруг такая: "Сукин сын". И точка.
Местные парни регулярно сходились "на кулачки" со сверстниками из соседних сел, хотя серьезных взаимных счетов, обид не было. Не раз разбивали нос и Кольке Краснову, да и он поразбивал немало. Взрослые не осуждали подобных забав. Только предупреждали: до первой крови, лежачего не бить. Ну а ударить со спины или нескольким напасть на одного считалось совсем постыдным.
Два поколения земляков проходят перед читателем в тетрадях и газетных статьях Николая Краснова. Нет уже на белом свете мудрого деда по прозвищу Кисель, а от деда Балды, что жил на окраине Калманки, остался лишь Балдин проспект - так шутки ради назвали ряд двухквартирных коттеджей, построенных при нем. А почему деда прозвали Балдой, Краснову выяснить не удалось, хотя прозвища были и остаются у старожилов "визитными карточками". На них не обижаются. Кузьма Потапов - обходчик линии связи - даже гордился, что его за находчивость и ловкость прозвали Бесом. Были в селе Пупок, Академик, Цариха, Боцман и так далее. В каждом прозвище - черта характера или еще какая особенность, подмеченная цепким взглядом земляков.
Сейчас в Калманке нет ни одной новой многодетной семьи, а прежние разбросало по белу свету. Даже братья и сестры видятся редко. С каждым годом в селе все меньше народу. За год умерли двенадцать человек, а свадьбы не было ни одной. Хлеб убирать приезжают механизаторы из Молдавии.
Вот и болит душа у сельского старика Николая Краснова, хоть и прячет он эту боль за шутками-прибаутками. Мечтает опубликовать когда-нибудь свою историю, чтобы привлечь внимание к судьбе умирающих русских селений. "Разучимся работать на земле - пропадем", - говорит наш летописец.
Выход он видит в том, чтобы селить в Калманке и других подобных селах тех наших соотечественников, что мыкаются в городах или чувствуют себя чужими в ближнем зарубежье. Помочь со строительством жилья, дать землю, семена. Прежние семьи уже не собрать - так пусть новые пускают корни на его родине...