Страсти по «Андрею Рублеву»

Пятьдесят лет назад Андрей Тарковский закончил свой великий и многострадальный фильм

14 июня в Плесе стартует юбилейный, десятый по счету, кинофестиваль «Зеркало» имени Тарковского. Киносмотр откроется показом фильма «Андрей Рублев», который выдающийся русский режиссер закончил летом 1966 года. Но страна смогла увидеть авторский вариант ленты только в перестройку. Мы решили вспомнить, как создавался этот шедевр отечественного и мирового кино. И какие тернии выпали на долю его творца.

Идея фильма родилась у актера Василия Ливанова, который, обладая в молодости тонким, иконописным лицом, мечтал сыграть Андрея Рублева, автора великой «Троицы». За сценарий взялись два друга, два Андрея — Кончаловский и Тарковский, которые имели опыт совместной работы над фильмом «Иваново детство», удостоенным двух «Золотых львов» в Венеции. В книге «Низкие истины» Кончаловский вспоминает об этом так: «Сценарий мы писали долго, упоённо, с полгода ушло только на изучение материала. Читали книги по истории, по быту, по ремёслам Древней Руси, старались понять, какая тогда была жизнь, — все открывать приходилось с нуля».

Обилие перелопаченного материала вылилось в 250 страниц сценария — это было в три раза больше нормы. Вместо канонического биографического фильма возникла фреска о жизни Руси в эпоху татарского ига, княжеских междоусобиц, как бы увиденная глазами монаха, художника, страстотерпца Андрея Рублева. Вместо жесткой повествовательной структуры сценарий предстал в форме восьми новелл, связанных не столько общим сюжетом, сколько эмоциональными, образными «рифмами». Такой «мозаичный» подход был внове для советского кино, он насторожил чиновников Госкино, но слава Тарковского в ту пору была столь велика, что фильм все-таки запустили в производство без больших проблем.

По признанию того же Кончаловского, снимать Ливанова в роли Рублева Тарковский не собирался — первоначально он видел в этой роли Смоктуновского, но тот, будучи на гребне известности и выбирая между шекспировским Гамлетом и Рублевым, выбрал Гамлета. На главную роль пробовались Станислав Любшин, Виктор Сергачев, но в итоге ее сыграл свердловский актер Анатолий Солоницын, который сам, без приглашения группы, приехал к Тарковскому и, пройдя через серию тщательнейших кинопроб, убедил режиссера в своей незаменимости.

Ради того, чтобы лучше вжиться в образ и точнее передать суровый характер чернеца, который подверг себя многолетнему обету молчания, Солоницын сам замолчал на четыре месяца. Он объяснялся с окружающими только жестами. В итоге на площадке (снимать, как водится, начали с последней новеллы «Колокол») у него оказался сиплый голос, которым Рублев в финале фильма сказал мастеровому Бориске ныне знаменитые на весь мир слова: «Вот пойдём мы с тобой вместе. Ты колокола лить, я иконы писать»...

Бориску сыграл Николай Бурляев, которого Кончаловский нашел в буквальном смысле на улице. Режиссер пригласил худого забавного паренька в свою короткометражку «Мальчик и голубь», оттуда юный актер перекочевал в «Иваново детство», а в «Андрее Рублеве» ему предназначалась роль Фомы, ученика знаменитого иконописца. Однако Бурляев, несмотря на свою молодость, уже тогда обладал характером. Он попросил у Тарковского роль Бориски, сына колокольных дел мастера, которая была рассчитана на 30-летнего исполнителя. На уговоры Николая омолодить героя Тарковский лишь отмахивался. Тогда Бурляев склонил на свою сторону оператора Вадима Юсова, искусствоведа Савву Ямщикова, который работал на фильме консультантом, и Тарковский, в конце концов, утвердил актера на эту важнейшую роль. Жизнь показала, что фильм от этого только выиграл. Выиграл он и от участия замечательных актеров Ивана Лапикова (Кирилл), Николая Гринько (Данила Черный), Юрия Никулина (монах Патрикей), Юрия Назарова (Великий князь, Малый князь), первой жены Тарковского Ирмы Рауш, самоотверженно сыгравшей Дурочку, наконец, от феерического Ролана Быкова, который с присущим ему темпераментом сыграл в «Андрее Рублеве» Скомороха. Характерно, что автор «Айболита-66», не прибегая к помощи специалистов, сам сочинил для своего героя танец, музыку и срамные частушки.

Фильм снимали во Владимире, Суздале, Пскове, Изборске, Печорах — среди подлинных памятников архитектуры, которые имели прямое отношение к эпохе Андрея Рублева. Несколько сцен было снято в Москве, во дворе Андроникова монастыря, в келье которого последние годы жил Рублёв. Съёмки продлились больше года — с сентября 1964 по ноябрь 1965 года. Было много трудностей. Летние сцены, как водится, зачастую приходилось снимать в холода. Вот как описывал Николай Бурляев эпизод, во время которого его герой ищет глину для формовки колокола:

«Снимали в конце октября. Вся группа, кроме меня, была одета в овчинные тулупы. Я должен был пройти по краю обрыва под проливным дождём, который имитировали пять пожарных брандспойтов, и съехать на спине вниз с горы. После первого же дубля в глазах потемнело от боли и холода. Но Андрей просит: «Коленька, давай ещё разок». И так повторялось шесть раз. После по приказу Андрея для меня была истоплена изба. Анатолий Солоницын сосчитал ушибы и синяки на моём теле — их оказалось двадцать восемь. Но потом пришёл в избу Андрей и чуть ли не ноги мне омыл. Он был таким нежным и добрым, что если бы тогда сказал: «Коленька, нужен ещё один дубль», я тут же пошёл бы на край обрыва». 26 августа 1966 года Тарковский подготовил фильм к сдаче. Он назывался «Страсти по Андрею» и длился 3 часа 15 минут. Пятилетняя эпопея от первоначальной заявки до готового фильма завершилась. Началась эпопея по пробиванию картины. Здесь надо сказать, что в «Страстях...» не было идеологической крамолы. Тарковский не принадлежал к диссидентам, он не вкладывал в фильм лукавых мыслей. Вот как говорил об идее фильма сам режиссер: «Русские люди уверовали в свою силу, в своё окончательное освобождение (от монголо-татарского ига. — Л.П.). Вот эту веру, это предчувствие перемен выразил в своём творчестве Рублёв. Он прозрел утро в самый тёмный час ночи. На мой взгляд, в этом и заключается высшее предназначение художника».

Но, похоже, что-то неизведанное, новое прозрел в своем фильме и сам режиссер, чем нагнал страху на чиновников. А прозрел он Бога, философско-религиозную, церковную, духовную сторону жизни древней Руси. Это было непривычно и даже неприемлемо в атеистической стране. Заодно посыпались обвинения в антиисторизме, натурализме, чрезмерной жестокости фильма. Масла в огонь подлила публикация в одной газете, где утверждалось, что во время съемок творческая группа ради эффектных кадров заживо сожгла корову, а в другой сцене для этих же целей была зарезана лошадь.

Тарковский в письме на имя председателя Госкино А. В. Романова назвал статью «инсинуацией», расценив её как звено в последовательной «травле», начавшейся еще после выхода фильма «Иваново детство», которому бросали обвинения в пацифизме, и с новой силой вспыхнувшей ныне. По поводу жестокого обращения с животными на съемках он ответил, что лошадь была взята со скотобойни и всё равно была бы вскоре умерщвлена, а корова была накрыта специальной тканью из асбеста и во время съемок не пострадала. Что же касается жестоких сцен в фильме, то без них, по его словам, нельзя было передать жестокость эпохи.

Самое интересное, что критической позиции по отношению к «Страстям» придерживались не только государственные мужи, но и часть творческой интеллигенции. Холодно к фильму отнеслись, в частности, такие светила, как академик Лихачев, художник Глазунов, писатель Солженицын. Уже будучи в США, «вермонтский отшельник» увидел в специально пересмотренном им фильме не слепок русской истории, а «колкий намек на современность». По его мнению, «Рублев в фильме — это переодетый сегодняшний «творческий интеллигент», отделенный от дикой толпы и разочарованный ею».

На защиту фильма тем временем стали практически все ведущие мастера кино, в том числе Михаил Ромм, Сергей Герасимов, Григорий Александров, Юлий Райзман, Григорий Зархи, Александр Алов, Эльдар Рязанов. Но, несмотря на их заступничество и невзирая на 37 поправок, которые согласился внести Тарковский, фильм все-таки положили на полку. В ограниченный прокат, и то в сокращенном виде, его выпустили только через пять лет, в 1971 году, когда фильм уже покорил весь мир.

Дело в том, что «Совэкспортфильм» успел продать картину за рубеж до того, как она была признана «вредоносной». «Андрея Рублева» пытались отозвать назад, но фильм уже попал в Канн, был показан вне конкурса, получил престижную премию ФИПРЕССИ. «Андрей Тарковский делает честь советской кинематографии. Если Тарковский сумел снять такой фильм, значит, Довженко и Эйзенштейн нашли себе достойного преемника», — писала газета «Монд». Критики всего мира отмечали чарующий образ русской природы, воспетый поэтичной камерой Вадима Юсова, духовную высоту главного героя, красоту древнерусской иконописи, которую Тарковский, по сути, открыл миру.

На Родине настоящая встреча фильма со зрителем состоялась лишь благодаря перестройке. Это произошло в 1987 году, увы, через год после смерти Тарковского в эмиграции, когда чудом спасенная режиссерская версия ленты была выпущена на экраны. Сегодня картина существует в двух вариантах. И сокращенный «Андрей Рублев», и полная версия «Страстей...» — ныне неоспоримая классика отечественного кино. Глубокое и прекрасное, полное живой жизни кинополотно Тарковского регулярно входит в списки лучших фильмов мирового экрана за всю историю десятой музы.