Какие ценности хранятся в провинциальных музеях и почему их так часто крадут
Недавняя новость: из музея города Вязники Владимирской области украли три картины известных русских художников: «Лес. Ели» Ивана Шишкина, «Рыболов» Константина Коровина и «Первый снег» Станислава Жуковского. Ущерб специалисты оценивают в миллион долларов с гаком (как будто деньги могут вернуть музею эти негромкие реликвии!). Но общий тон комментариев усталый — к подобным кражам так привыкли, что относятся к ним как к осеннему дождю: ну да, неприятно, но куда от него денешься?
Трое неизвестных в масках проникли в Вязниковский историко-художественный музей как обычные посетители, спрятались, а поздним вечером, угрожая охраннику оружием, вынесли три картины. В ту ночь в музее должен был дежурить 70-летний сторож, но его подменила женщина 62 лет. Ее без труда скрутили и надели наручники... Хотя едва ли и штатный сторож в такой ситуации оказал бы действенное сопротивление.
Сигнализация сработала, когда грабители покидали музей с добычей. Наряд полиции, как водится, приехал после того, как злоумышленников и след простыл. Похоже, воры действовали целенаправленно, словно сверяясь с каталогами недавних аукционов. В маленьком музее хранились шедевры, которые с распростертыми объятиями примут не слишком щепетильные коллекционеры (а такие, на беду, бывают!).
О ценности украденного в Вязниках можно судить по такому факту. В мае этого года на русских торгах аукциона Sotheby’s полотно Коровина «Гурзуф летом» было продано почти за 2 млн долларов, «Сумерки» Шишкина на MacDougall — более чем за 2 млн фунтов. Конечно, цены зависят от известности работ, их размера, сохранности и прочих факторов. Но параллели в данном случае вполне уместны: работы русских мастеров имеют хороший спрос и высокую цену даже на таких избалованных шедеврами аукционах. Стоит ли удивляться, что кражи из маленьких, но удаленьких (если судить по хранящимся в них ценностям) российских музеев происходят с такой регулярностью?
В феврале этого года преступники утащили ряд ценных экспонатов из музея-заповедника «Нарын-Кала» в Дербенте. Грабители влезли через окно, сигнализация не сработала (ее просто нет), не у дел осталась и охрана (хотя, по утверждениям директора музея Гулама Исакова, она бдит на территории заповедника круглосуточно). Еще одна громкая кража случилась в Дагестане в 2010 году. Тогда из музея изобразительных искусств имени Патимат Гамзатовой было украдено полотно Исаака Левитана «Бурлаки». Ни картину Левитана, ни экспонаты из «Нарын-Кала» найти до сих пор не удалось. Еще раньше из Музея пейзажа городка Плес Ивановской области неизвестные похитили картину Ивана Шишкина «Луг на опушке леса. Сиверская». Подобных случаев, увы, хватает и в маленьких столичных музеях. Так, в 2008 году из квартиры-музея Рериха в Москве были украдены четыре картины из индийской серии: «Весть Шамбалы» («Стрела-письмо»), «Тень Учителя», «Бум-Эрдени» и «Сергий-строитель».
И это только громкие ЧП, известные художники, большие деньги — новости о таких кражах обычно разлетаются по стране и миру. На самом деле печальных информационных поводов гораздо больше. По данным МВД, в России ежегодно совершается около 2000 краж музейных экспонатов. Как докладывают нам люди в погонах, большинство преступлений раскрывается по горячим следам, но некоторые (как правило, наиболее ценные!) произведения ищутся десятилетиями, и безуспешно.
Такое количество краж — свидетельство плачевного состояния и самих музеев, и тех государственных органов, которые должны за ними следить и их финансировать. Особенно это касается муниципального уровня — здесь деньги на культуру всегда выделяются по остаточному принципу. Мизерного финансирования зачастую не хватает даже на нормальную зарплату сторожу, не то что на современную охранную систему. Вот и получается, что ночью музей охраняет та же бабушка, что днем водила экскурсии. Но даже если в музее есть сигнализация, она может сработать слишком поздно — когда грабители уже заметают следы, хотя в мировой практике стараются подвести датчики сигнализации к каждому произведению.
Впрочем, проблемы охраны — это лишь цветочки. С большими трудностями сталкивается полиция при поиске украденных работ: часто музеи не могут предоставить исчерпывающие сведения об утраченном экспонате. Не всегда есть даже банальное фото произведения, что уж говорить о качественных цифровых каталогах, которые вроде бы должны появляться в музеях (в 2011 году тогдашний министр культуры Александр Авдеев в интервью «Труду» уверял, что такая программа уже осуществляется). Электронные изображения полотен Шишкина или Рериха есть, они доступны, но кто, например, сможет сказать, как выглядели экспонаты, украденные из музея «Нарын-Кала»? Если в музеях нет денег на охрану, откуда взять средства на дорогостоящую оцифровку архивов?
Заказчиками крупных краж, как правило, выступают «черные» антиквары, сбывающие награбленное из-под полы. Продать украденные произведения на публичном аукционе невозможно (хотя были случаи, когда украденные полотна дорисовывали и выдавали за ранее неизвестные произведение того же художника). Но даже если после скитаний картина возвращается в родной музей, она имеет плачевный вид и требуют немедленной реставрации. Иногда произведения и вовсе невозможно спасти. Так, например, была утрачена картина Алексея Саврасова «Оттепель», похищенная из Астраханской государственной картинной галереи в 2003 году.
Каждая такая потеря — как напоминание: национальное культурное достояние хранится не только в Москве и Петербурге, но и в сотнях региональных музеев. И оно тоже требует внимания, забот и денег.
Слово эксперту
Ирина Смирнова, директор по развитию Бахрушинского музея
— Случай в Вязниках — стандартный пример бед муниципального музея с мизерным финансированием. На такие музеи тратится очень мало — даже по российским меркам. Министерство культуры несколько лет назад проводило проверку музеев, включая федеральные, ведомственные и муниципальные. Она показала: во многих учреждениях охрана — это просто замок на двери, максимум — тревожная кнопка. От музеев требуют быть эффективными, рентабельными, но это же не нефтяная вышка! Досокращали кадры до того, что один человек работает и смотрителем, и охранником. Была идея создать региональные фондохранилища и реставрационные центры — маленький музей позволить себе этого не может, а регион вполне. Но когда это будет претворено в жизнь — неизвестно.