- Яков Бениаминович, чем отличается ваша клиника от других кардиологических центров?
- Мы занимаемся теми случаями, которые врачи называют острыми состояниями в кардиологии. Это пациенты, которым нужна срочная, иногда радикальная помощь, потому что их жизнь - в опасности. Возможно, это покажется странным, но наша клиника неотложной кардиохирургии - первое подобное отделение в Москве, и, полагаю, не только в Москве.
- Но ведь такую срочную хирургическую помощь оказывали и раньше?
- Конечно. В Москве как минимум четыре крупнейших общероссийских центра занимаются этой проблемой: Институт имени Бакулева, Кардиоцентр под руководством академика Чазова, Центр хирургии РАМН, Институт трансплантологии. Все они выполняют прежде всего плановые операции. К нам же, наоборот, попадают люди "с улицы", многих привозит "неотложка".
- Что важнее всего в таких ситуациях? Нужны особая техника, иная квалификация кардиохирургов?
- Прежде всего это другая психология. Здесь другой отсчет времени - на минуты и секунды. Пока в нашей стране очень мало медицинских учреждений, где есть весь комплекс того, что необходимо для срочной кардиохирургической помощи (например, в случае острого коронарного синдрома - предынфарктного состояния). Такой комплекс - большая редкость у нас в стране. Потому что создавать его трудно и дорого. Даже в Москве есть только два подобных специализированных центра неотложной кардиохирургии - наша клиника и Центр интервенционной кардиоангиологии под руководством профессора Иоселиани.
- Тогда объясните, пожалуйста, как сегодня организована кардиопомощь больным в том самом "остром состоянии"?
- Сейчас ситуация такова: больной попадает в блок интенсивной терапии и его лечат лекарствами (многое, конечно, зависит и от набора препаратов, которыми располагает больница). Если лекарства помогают - слава Богу. Но часто этого мало. Тогда нужна другая помощь, например, разные хирургические способы расширения сосудов (мы их уже упоминали). Если и это невозможно или не помогает - нужна операция. А возможностей таких нет. Часто получается так, что между блоком интенсивной терапии, например, в областной больнице и ближайшим специальным хирургическим центром - сотни или даже тысячи километров.
Совсем недавно к нам попал больной, с которым случилось как раз то, чего быть не должно. Он приехал в больницу в Сочи в предынфарктном состоянии - инфаркт еще не развился. И в больнице его вроде бы правильно лечили лекарствами. Но на второй день он получил инфаркт. Потому что аппаратуры и специалистов для оказания нужной помощи в больнице не было.
- Какова хотя бы примерная потребность в таких операциях в целом по стране?
- Всем известна цифра: в США ежегодно делается порядка двухсот тысяч операций коронарных шунтирований да еще миллион двести процедур ангиопластики. В России в год делается примерно четыре-пять тысяч операций, достоверной статистики по поводу процедур расширения сосудов вообще нет. Вот и делайте выводы. Понятно, что сердца россиян ничуть не меньше нуждаются в "ремонте", чем американские.
- Вопрос только в недостаточном финансировании этой сферы?
- Увы, да. Прежде всего все проблемы упираются в деньги. Кардиохирургия - дорогое удовольствие. Судите сами: один стент стоит от 750 до тысячи долларов, иногда пациенту их нужно четыре или пять. За больных, которые лечатся в нашей клинике, платит Москва, и денег не хватает. А в регионах ситуация, конечно же, намного хуже. И пока страховые компании не будут вкладывать деньги в местные больницы, положение не улучшится. А сегодня страховая медицина не оплачивает дорогостоящие методы лечения.
- Кому надо адресовать эти претензии? Всем властным структурам?
- Не знаю я точного "адреса". Знаю только, что наши крупнейшие медики "пробивали" программу развития высоких медицинских технологий (в том числе и кардиохирургии) у четырех премьер-министров. Все четверо ее подписали. А еще через полгода программу "прикрыли" за неимением средств. Кстати, при советской власти было не лучше. Прекрасно помню: я работал в деревне и криком кричал, что больных лечить нечем. А главный врач отвечал, что у хорошего доктора и вода лечит... Это мышление осталось и сегодня - и у правительства, и у Думы. Только вот сами они лечатся иначе. Если бы все наши депутаты лечились в обычных городских больницах, то, я вас уверяю, они куда активнее занимались бы здравоохранением. Нигде в цивилизованном мире нет ничего подобного нашему Четвертому управлению, которое обслуживает целую армию чиновников.
- Кстати, в США только президент и вице-президент страны прикреплены для обслуживания к госпиталю военно-морских сил, остальные руководители покупают страховку и лечатся так же, как прочие граждане.
- Дело, конечно, не только в руководителях всех уровней. Я все жду, когда до наших великих бизнесменов дойдет простая истина: если прихватит инфаркт, до Англии не долетишь. Деньги в больницу надо вкладывать там, где ты живешь, где у тебя дача. Есть разные пути решения проблемы. Достаточно, например, освободить от налога предпринимателей, которые вкладывают деньги в медицину, - и лет за пять здравоохранение оживет.
- Разговор у нас получился невеселый, потому что ясно: в обозримом будущем нам не дождаться адекватной медицинской кардиопомощи. Что же мы можем сказать тому, у кого сегодня болит сердце?
- Не дожидаться критической ситуации - тех самых острых состояний. От общего числа операций на экстренные вмешательства приходится 10 - 15 процентов. И каждая неотложная операция - всегда большой риск. Больной, который уже перенес инфаркт или просто знает, что у него есть проблемы с сердцем, должен осознавать: если возобновились приступы, нужно бежать к врачу, может быть, сделать коронарографию - оценить состояние сосудов сердца. И врачи должны понимать: если терапевтическое лечение плохо помогает, нужно исследовать сосуды. Результаты такой диагностики покажут, нуждается ли пациент в баллонной ангиопластике или кардиохирургическом вмешательстве. Мы, кардиохирурги, заинтересованы в том, чтобы пациенты поступали к нам как можно раньше. Тогда при необходимости можно спокойно готовить человека к плановой операции.
А вообще хотелось бы пожелать читателям более спокойной и радостной жизни. Тогда, может быть, и мы будем не так нужны.