- Марк Анатольевич, мне сказали, что юбилей театра вы будете отмечать очень скромно. Покажете только "Шута Балакирева", и все. Это правда?
- Дело в том, что мы очень болезненно переживали реакцию некоторых наших коллег на предыдущий юбилей, 70-летие Ленкома, когда на вечер приехал президент Борис Ельцин, вручал ордена ведущим артистам, особенно выдающимся дарил автомобили. Коллегам показалось, что мы слишком заигрываем с властью и это достойно всяческого порицания. Поэтому на сей раз нам пришлось несколько умерить свои амбиции. Впрочем, не амбиции, нет, просто времена изменились, и то, что казалось пять-шесть лет назад хорошо, сегодня выглядит иначе.
Конечно, нас обязательно посетит мэр Москвы Юрий Лужков и перед началом спектакля что-то скажет в наш адрес. Надеюсь, это всем будет приятно, поскольку Юрий Михайлович человек театральный и всегда помогает столичным коллективам, в том числе и нашему. После окончания "Шута Балакирева" мы придумали нехитрый выход наших знаменитых артистов: Чуриковой, Янковского, Броневого, Джигарханяна, Караченцова... Взявшись за руки, они споют наш гимн из "Юноны и Авось", потому что в течение 20 лет, с тех пор как вышел этот спектакль, он помогает нам поднимать паруса надежды под Андреевским флагом. Когда на гастролях во Франции, во время представления "Юноны и Авось", взвился этот флаг, то все русские эмигранты в зале встали, а за ними и остальные зрители. Для нас это был очень торжественный момент. К тому же недавно Владимир Владимирович Путин наградил главного исполнителя спектакля Николая Караченцова почетной грамотой в связи с тем, что он в течение 20 лет без замены сыграл 800 представлений.
- Итак, ваш театр продолжает оставаться на гребне успеха. А до этого он переживал какие-то подъемы, кризисы?
- В течение 75 лет в этом здании было несколько трупп, начиная с театра рабочей молодежи. Кстати, у нас до сих пор работает актриса этого театра Зинаида Матвеевна Щенникова, всеми уважаемая и любимая. Потом был период, когда сюда пришли мхатовские артисты, здесь также целый год проработал в литературной части Михаил Булгаков. И только с появлением Ивана Берсенева в 50-х годах Театр имени Ленинского комсомола начал приобретать известность в Москве, чему немало способствовала мощная плеяда актеров в лице Гиацинтовой, Бирман, Плятта, Оленина... Именно тогда Константин Симонов написал для нас несколько пьес. Он был влюблен в Валентину Серову и посвятил ей немало замечательных стихов. А потом наступили суровые времена, и длились они до прихода Анатолия Эфроса, но и он тут надолго не задержался.
- Вы уже давно возглавляете театр, почти 30 лет, не случайно Ленком называют захаровским. Что, на ваш взгляд, прежде всего определяет творческое лицо театра?
- Для меня всегда было очень важно, в каком состоянии находится труппа: насколько она творчески мобильна и способна отвечать запросам современного зрителя. Что бы там ни говорили о знаменитых постановщиках, но публика ходит на конкретных артистов, они обеспечивают успех. Сегодня я уже не представляю свой театр без Олега Янковского, Инны Чуриковой, Леонида Броневого, Армена Джигарханяна, Александра Абдулова, Александра Збруева и многих, многих других. Причем каждое новое актерское поколение вносит свои структурные изменения в художественную ткань спектакля. Появление в нашем театре таких артистов, как Дмитрий Певцов, Александр Лазарев, Мария Миронова, Александра Захарова и совсем недавно пришедших Леси Железняк и Сергея Фролова позволило мне поставить несколько музыкальных спектаклей, где пластика и вокал играют не меньшую роль, чем психологическое перевоплощение.
- Извините, но театр изменялся не только благодаря свежим актерским силам, но и тому, какие пьесы вы выбирали для постановок, как трактовали их.
- Наверное, вы правы, но мне трудно судить о себе со стороны. Одно знаю точно: я никогда не вписывался в зрительские ожидания по поводу будущих спектаклей. Всегда старался быть другим. После задумчивой, лирической "Чайки" Чехова появлялся озорной Бомарше - "Женитьба Фигаро" и так далее. Все-таки в театр приходят в основном веселиться и радоваться, поэтому я стараюсь поражать зрителей чем-то необыкновенным, сверхъестественным, чего они, как правило, не видят в повседневной жизни. Начиная со студенческой скамьи, я понял, что мне интересен тот театр, который связан с тревогами, болями, мыслями нашего социума. Конечно, время прямой публицистики ушло, и сегодня нельзя ставить такие спектакли, как "Диктатура совести", но внутренне мы все равно остались политизированными людьми.
- Скажите, когда случилась трагедия с заложниками в культурном центре на Дубровке, вы продолжали играть спектакли? Зрители не сдавали билеты?
- Да нет, зрительный зал, как всегда, был переполнен. Играли мы "Город миллионеров". Все актеры выглядели необыкновенно собранными, внимательными друг к другу и чуткими к зрительному залу. Общая беда объединяла артистов и публику. Несомненно, в те дни все мы были психологически травмированы. Лично я почувствовал, что живу совершенно в другой стране, не той, что пять лет назад.
- Как вам кажется, искусство по-прежнему должно стоять в стороне и делать вид, будто никаких угроз в мире, в России не существует?
- Если бы мне сегодня предложили поставить очень талантливую пьесу о захвате Театрального центра чеченскими экстремистами, я бы ни за что не согласился, поскольку считаю это негуманным актом по отношению к тем зрителям, которые приходят в Ленком. Боюсь выглядеть пафосно, тем не менее скажу: нашим деятелям искусства надо чаще задумываться и говорить о ценности каждой человеческой жизни, щадить психику людей и каждодневно уверять их, что зло не вечно. Только так мы сможем избавиться от агрессии.
- Но как можно говорить о ценности человеческой жизни, не рассказывая о страданиях людей? Ведь ни для кого не секрет, что в последнее время театры избегают серьезных тем, в том числе и ваш. Он у вас такой жизнерадостный, оптимистичный и хорошо "упакованный"... Или я ошибаюсь?
- Одно другому не мешает. Вы правы, нашему театру надо чаще говорить о смысле человеческого бытия. Когда-то у нас шел и трагический спектакль "Вор", и полемические "Три девушки в голубом", и философская "Поминальная молитва" с Евгением Леоновым - его Тевье-молочник напоминал шекспировского Короля Лира. Потом мне показалось, что количество отрицательных эмоций захлестывает наше общество и оно нуждается в целебном воздействии гуманного искусства. Помните, как мы раньше подшучивали над обязательным хеппи эндом в американских фильмах, когда, несмотря на гибель "Титаника", в финале все равно возникала оптимистическая нота. Конечно, это можно делать по-разному, но согласитесь, зрителей никогда нельзя лишать надежды.
Я не знаю, каким получится мой новый спектакль "Метаморфозы", но одно могу вам обещать: в нем артисты сразу не запляшут, как в "Женитьбе Фигаро", и фейерверков тоже не будет. Я готов поставить серьезный спектакль, но никак не мрачный. Волнуюсь страшно, как новичок в режиссуре.
- Это говорит о том, что вы еще молодой режиссер. (Захаров смеется). А что вы смеетесь, ведь для того, чтобы держать такую театральную махину на плечах, надо быть Гераклом...
- Насчет Геракла не знаю, а вот дипломатом, психологом и стратегом надо быть обязательно. Сегодня у артистов появилось очень много соблазнов на стороне. Поэтому в театре надо создать такую атмосферу, чтобы они чувствовали: лучше этого театрального дома нигде не будет. Впрочем, пока они это понимают, потому что знают: если даже выйдут на сцену в небольшом эпизоде, их обязательно заметят и позовут сниматься. Пока у нас нет контрактной системы, и на контракте нахожусь один я, ежегодно заключая его с мэрией Москвы. Когда мы с директором, надо сказать не от большого ума, спросили у труппы, кто еще желает перейти на контракт, никто не согласился.
- То есть у вас другой стиль жизни, не то что во МХАТе у Табакова, где все артисты работают на годовом контракте.
- Я не знаю точно, как там на самом деле живут, потому что информация поступает самая противоречивая. В одном я согласен с Олегом Павловичем: разные актеры должны получать по-разному, и это должно быть коммерческой тайной. Но с тайнами у нас в театре дела обстоят плохо. Как я ни пытаюсь незаметно проскользнуть в театр, чтобы посмотреть спектакль, не оповещая о том исполнителей, они все равно через несколько минут узнают, что я в зале. Просто не знаю, как в этих случаях поступать? Наверное, стоит переодеваться, гримироваться, смешиваться с толпой... И потом я понял, что излишне накачивать труппу тоже вредно, иногда это оборачивается против спектакля. Однажды на гастролях в Париже я собрал коллектив и выступил перед ними почти как Бонапарт, мол, перед вами город, он ваш, вы должны покорить его и так далее. Кончилось это тем, что один исполнитель во время спектакля "Юнона и Авось", находясь в страшном зажиме, вместо того чтобы произнести большой монолог, сказал всего лишь одну фразу: "Плывите! И все!".
- Ну что же, желаю вам и вашему коллективу на ближайшие 75 лет плыть и плыть дальше под Андреевским флагом!
- Спасибо за доброе пожелание.