Жил-был художник один…

Памяти Сергея Присекина 

Дружба наша исчисляет почти три десятилетия, но пишу я о нем всего второй раз, уже после его смерти. Первая заметка появилась в «Советской России» начала восьмидесятых и с восхищением повествовала о выпускнике Суриковского института, который в качестве курсовой повторил фрагмент микеланджеловской «Сикстинской капеллы» в натуральную величину, а для диплома избрал Ледовое побоище с сотней персонажей и размерами четыре на семь метров, что и поныне вместе с Айвазовским и Ивоном украшает Большой Кремлевский дворец.

Меня, в ту пору начинающего журналиста, поразил масштаб этой творческой личности. При равных стартовых возможностях он рано вырвался далеко вперед. И, как показало время, умчался на своем пути дальше многих. Подобно Брюллову, в двадцать с небольшим лет получил большую серебряную медаль Академии художеств. Затем провел несколько месяцев на академической даче в Риме, обогатив свой художественный талант итальянским Возрождением, наполнившим дальнейшие работы духом и колоритом жизни.

На волне «перестройки» он напишет алтарь праведников революции, на котором после десятилетий молчания появится мрачная фигура Троцкого, чей образ он трактовал в духе новозаветного Иуды. А вслед за тем – очень спорную работу «Весна». По его собственным словам, работа настолько не понравилась Раисе Горбачевой, что та исполосовала портрет мужа ножом. Остался только крохотный фрагмент той самой весны за окном.

Многие живописцы обвиняли его в политической конъюнктуре, ссылаясь на портреты всех российских вождей, включая Путина в бойцовском кимоно. Мало кто знает, что несколько этих работ открыли ему прямой доступ к кремлевскому управлению делами, который он использовал для пробивания наград и званий своим собратьям по студии военных художников имени Грекова.

Однако, помимо работ «придворного» назначения, был ведь и замечательный конный портрет Г.К. Жукова и К.К. Рокоссовского на параде Победы, портреты Петра Первого и Бориса Годунова, были чернобыльские пожарные, никарагуанские партизаны, защитники Смоленска и сотни иных замечательных полотен, чьи замыслы и сюжеты были далеки от политической конъюнктуры. Нравственным апофеозом его творчества стала роспись главного собора страны – храма Христа Спасителя, работа, которая, я почему-то верю в это, нивелировала перед Господом все  грехи и соблазны.

Мой друг, народный художник России, действительный член Академии Художеств России Сергей Николаевич Присекин, ушел из жизни 25 октября прошлого года после третьего инсульта. Перебитый первыми двумя ударами, он продолжал писать до последнего дня одною левой рукой. У него не было семьи и детей. Внезапно объявившаяся после смерти родня растащила всё, что после него осталось.

То, что удалось отыскать через год у друзей и знакомых, грековцы собрали на выставку, которая открылась 7 декабря в галерее Дмитрия Белюкина по адресу: Москва, Комсомольская площадь, дом 2.